Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

Что записано в карте больного? Первый частный заказ партячейки. «Революцию» он писал как положено, перевернув картину верх ногами. Если — революционный порыв масс, значит так оно и должно быть. Истерика коммунистов — тоже, в своем роде, кусочек смальты. «Это не революционные солдаты. Хамы какие-то уголовные!» Ну правильно, кто революцию делал? Сталин в иркутской ссылке плюнул в тарелку товарищу по партии. Исторический факт.

Или когда его замела после третьего курса родная милиция в Евпатории. Подумаешь, показалось сотруднику, что его похмельная физиономия в розыске. Зато ночь провел в камере предварительного заключения с настоящим бандитом, наслушался историй, хоть бы их не слушать!

А псы его? Какая-то чёрствая душа выкинула на помойку щенков. У них только глаза открылись… Нет бы сразу утопить, чтобы не мучились или как их ещё там казнят за ненадобностью? Степан положил щенков в коробку, поставил у входа в поликлиннику, может кто сердобольный приберёт. Ходил каждый час, поглядывая — не прибрали ли? Не прибрали, знаете ли. Пришлось поселить их в сараюшку, умудриться среди ночи достать резиновую соску, молока и кормить их каждые два часа (разродившиеся мамаши знают, что это за мука). От отчаяния он завыл. Надо идти дружить с девушками, а тут ясли. И подходя каждый раз с бутылкой молока к сараю, Степан выл. Щенки же начинали шумно биться в доски, радуясь сигналу к еде. Скоро художник стал предводителем стаи. Окрепшие волкодавчики понимала все интонации его воя, рычанья и беспрекословно подчинялась, стоило только сильнее клацнуть зубами. Человеческую речь собаки от Степана не слышали. Банда получилась. Вожак идет по Красноярску, руки в брюки, а вокруг него — стая, готовая разорвать любого, косо посмотревшего на предводителя. Раздавать их была та же самая смальта. Если точнее, шесть отдельных мозаичных кусочков разнообразных трагичных цветов.

Вильчевский ругнувшись по поводу своих родственников, убежал заполошный, а задумавшемуся Степану поганая «Кадарка» вдруг сама полилась в горло. Понимая что это свинство, швырнул выпитую бутылку через сколоченный пацанвой плотик в заливчик реки. Прищемив горлышко другой в пальцах, пошел вдоль берега. Торговый центр, повисший у него на правом плече, обмяк, стеклянные двери захлопнулись, погасли огни, отливом с общественным транспортом откатилась масса покупателей и из служебного входа выбегали последние торговые работники. Добрёл до песочницы, сел на доску ограждения. Отсидевшись, снова открыл этюдник, вернул пейзаж в работу и автоматически помазал ещё, не ради качества, а так, ради тех же мух, имеющих конституцию — дохнуть.

— Чарли, Чарли! Не отставай, бобик!

Мимо двигались веселые любовники и такса Чарли. Сильно сказано по поводу продвижения любовников. Они подпьянели в такой степени, что проходили мимо художника целую вечность. Хохотали, висли друг на друге по очереди, гладили друг друга по джинсовым попкам, взаимообещая беспрецедентную ночку, делали шаг вперед и три назад, три вперед, садились на бордюрину и принимались шептаться, хихикая. Грустный Чарли (таксы, правда, почему-то такие грустные по жизни.) шлялся вокруг своих номинальных хозяев, оборачивался к Степану, мол, сам видишь, как меня угораздило. Любовничек звонко помочился на плевательницу, в который раз пообещал подружке сногсшибательную ночь любви и к двум часам, пискнули часы на руке, с грехом пополам скрылись за углом пятиэтажки. Степан почти их полюбил, ему стало грустно без сутолоки любовников. Одним махом выпил початую «Кадарку» до половины. Город спал, последний пешеход прыгнул в подъезд, в нём загорелись лампы, за матовыми стеклами человек превратился в коллеблющегося призрака и воспарил к себе в укромный угол. Панельный дом стоял тёмный, только единственное окно, с открытыми настежь рамами, светилось над головой. Степану стало неуютно, оттого что в окне, вот еще вне программы, торчит по пояс какой-то бессонный подросток и он спросил:

— Не спится? Выпить хочешь?

Окно погасло, но скоро хлопнула входная дверь, и парнишка сел рядом. От протянутой бутылки отказался простуженным голосом.

— Как хочешь. Пить — здоровью вредить. Но если пить — значит идти до конца, до зелёных соплей. Согласен?

— Десять лет я не могу найти дорогу назад. А теперь позабыл, откуда пришел, — продребезжал парнишка.

Довольный Степан чмокнул губами. Вовремя сказано. Тем более, это его китайцы, запоем читаемые последнее время. И отличная смальтинка, разумеется. Нет, друг Иван не прав насчет образования. Из иронического интереса к тем же микроцефалам, в одночасье можно разработать макрофилософию, способную перевернуть мир. А образование — всего лишь способ внутренней организации. Мир организовывается даже на элементарном уровне. Вот сейчас, в ночи, после веселых любовников он парнишке предложил хлебнуть скверного вина, а ему неожиданно ответили на чистейшем китайском, угадав момент, и где-то заинтриговали. Тут же интрига разрешилась пошлым образом.

— Хочешь я тебе минет сделаю?

Степан сразу скис и допил вино до донышка. Он думал о гомосексуализме. Только о чём тут вообще думать? Мужик — самец, женщина должна рожать. Иначе мгновенно какие-нибудь тараканы начнут голубизну заднеприводную до посинения по линейке строить. Заставили красивый цвет вонять, гавнюки.

— Хых! Если у тебя нет проблем с позвоночником, значит у тебя позвоночника нет. Тебе поэтому не спалось?

Парнишка заморённо качает головой.

— Тогда зачем тебе такое людоедство? Я свой член, знаешь ли, не на помойке нашёл.

— Плата за одну услугу.

Нет, такую бракованную смальту не надо, слуга покорный.

— Ты кто? — спросил Степан.

— Неважно. А ты кто?

Другое дело. Можно начинать удобоваримую беседу. А то, понимаешь ли, так сразу максимализм эсеров, предателей рабочего класса.

— Художник я.

Длинющая пауза и вопрос:

— Хороший?

— Думающий! — чуть разозлился и попытался разглядеть собеседника — стрижка «бобрик», неразвитое подростковое тело.

«Щуплый ты педик.» — подумал от слова «щупать».

— Доказать можешь? Это этюдник у тебя?

Ничего себе пассажи! Заменить что ли мозаичный фрагмент?

— Я не просто так…Если думающий, да ещё художник — значит сможешь сделать одну художественную штучку, — положил ладошку на степанову руку, так что мороз пошел по коже от отвращения, здоровые инстинкты сработали. — Выкуплю за любую цену. Минет уж… так.

— Мне нравится наш разговор, человече, — распрямил спину. — Да, я хороший художник, верь не верь. Ещё лучше буду! Одни врачи, что ли здоровые?

И не потому что вдруг чего-то ради хвастаться первому встречному-поперечному, а потому что всё равно уже кое-что наметил на ближайший год. Сначала поднимет пейзажизм, когда торчать на улице станет холодно, в тепле займется натюрмортом, к Новому году должен написать семь портретов, а к Пасхе помолится, попостится и начнет с Божьей помощью подкрадываться к знаковым системам — внутренним конструкциям вещей. Пока даже близко не ясно в каком месте вообще искать, но Леже-Матиссы-Кандинские нашли. И он обязан. Вот подлец, разбередил-таки душу! Открыл этюдник, бережно отъял сырой пейзаж речного вокзала.

— Пойдем, маловер, покажу. За что купил, за то продаю.

Пошли под фонарь на углу пятиэтажки. Парнишка взял пейзаж, изучал его, близоруко щурясь.

— Я рассматриваю картинку, а ты меня. Что вылупился, цветник юности? Девушка я. Ты думал педик?

Пора, похоже, водки принять на грудь.

— Руками можно сделать практически всё. Головой очень мало. Забирай свою мазню. Не получится из тебя великого художника.

Голос у неё — будто колется молотком через полотенце фарфор.

— Голоса теперь тоже нет. Облучают, — и равнодушно закончила. — Рак у меня.

Степан инстинктивно отпрянул. Можно сказать отпрянул, на самом деле с хрустом вломился в куст сирени.

— Ну ты запустила мне ежа под череп!

— Ежа я не запускала, а вот водки внутрь могу… Тем более, если согласишься. Только думается, и ты слякоть. Месяц уже предлагаю повеселиться… Все трусы!

Степану небо село на голову, когда он увидел в кармане её брючек рукоять. Ему ли не знать револьверную конструкцию? Прошлой весной стрелял у таёжников.

— Иди себе дальше случайный прохожий, цена копейка. Худо-жник!

Малодушная мыслишка, но верная — исчезнуть. Поскорее уйти в темноту и забыть. Затоптался на месте с распрей в груди, закружился, будто пятки жгло.

«Ей же меньше, чем мне. Двадцати не будет. Мазёво!»

Вот тебе и мозаика жизни, пристрастный мозаист, цена копейка, балующийся искусством с неэстетичными дырами от неподошедших смальтинок. С другой стороны, за копейку раньше можно было коробок спичек купить (60шт.).

— Блин холодный! — Степан побежал. — Подожди… как там тебя?