Игорь Ефимов - Метаполитика

• Название: Метаполитика
• Автор: Игорь Ефимов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Философия
• Год: 1991
• ISBN: 5-289-01365-2

Зависят ли исторические события от индивидуальных усилий микроклетки социума — отдельного человека? И если зависят, то как? Как народы устраивают свою политическую жизнь и заслуживают ли они свои правительства? Что развязывает войну? Автор умеет вышелушивать из разных эпох сутевые факты, находить внутреннее единство, что возбуждает читательский интерес. Как писал его друг, поэт, лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский, проза Игоря Ефимова — «в русле, великой традиции русской философской прозы».

Известный ленинградский прозаик Игорь Ефимов написал эту книгу еще в России, не надеясь на публикацию. Она вышла в США в 1978 году под псевдонимом Андрей Московит, а вскоре после этого вынужден был эмигрировать и ее автор. Теперь, когда покончено с государственной монополией на идеологию, актуальность иных, немарксистских, взглядов на ход истории человечества неизмеримо возрастает. В СССР данная книги выходит впервые. Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Мужество, стойкость, воинское искусство, выносливость, готовность скорее умереть, чем отступить с поля боя, — все это так. Но откуда же оно берется, мужество солдата? Почему у одних его такой избыток, а у других едва хватает на то, чтобы не разбежаться при виде облака пыли, поднятой неприятелем? В каком тайнике человеческой души спрятан источник воинской доблести?

Все, что мы можем узнать о человеческой природе из мировой истории и литературы, из летописей и романов, из мемуаров полководцев и военных отчетов, дает нам один и тот же ответ: мужеством, чувством чести, гордым презрением к смерти может обладать только человек свободный. Когда Демосфен говорит, что Македония — жалкая страна, «где даже раба порядочного нельзя купить» (24, с. 116), он сам не замечает, насколько смысл его слов не соответствует их презрительному пафосу. Нельзя купить порядочного раба — значит, дух свободы в народе так силен, что рабство для него немыслимо. И вскоре вся отравленная рабством Греция смогла убедиться при Херонее (338 год до P. X.), чего стоит такой дух свободы в бою.

Только от человека свободного мы можем ждать подлинной, непоказной храбрости на поле боя. Иными словами, от человека с обширным социальным я-могу. Социальное же я-могу мы договорились мыслить как сумму реальных прав, предоставляемых человеку законом, обычаем или укладом общественной жизни. Возникает вопрос: возможно ли в принципе выработать численный эквивалент, характеризующий социальное я-могу любого члена исторического Мы? Достаточно универсальный, чтобы можно было сопоставлять между собой, скажем, социальное я-могу кочевника и социальное я-могу человека индустриальной эры? Достаточно определенный, чтобы сумму всех социальных я-могу членов общества можно было выразить с его помощью в виде некоего суммарного мы-можем, характеризующего уровень свободы в рассматриваемом Мы?

10 декабря 1948 года Генеральной Ассамблеей ООН была принята Всеобщая декларация прав человека. Эта Декларация состоит из 30 статей, 27 из которых говорят собственно о правах. Как пример простейшей, огрубленно-схематичной методики определения социального я-могу можно предложить оценивать его величину в соответствии с числом тех прав-статей, которыми реально обладает изучаемый член общества. По такой методике социальное я-могу раба, имеющего право только на жизнь (статья 3), будет оцениваться эквивалентом 1; я-могу серва, имеющего плюс к праву на жизнь еще и право владения имуществом (статья 17), эквивалентом 2; социальное я-могу жителя современных демократических государств, пользующегося всеми правами, перечисленными в Декларации, — эквивалентом 27.

Понятно, что 27 этих прав не равнозначны между собой. Что за уничтожение рабства (статья 4) люди шли на смерть, а об авторском праве (статья 27) многие и не слыхали. Что важность запрещения пытки и унизительных наказаний (статья 5) понятна всем и каждому, а важность презумпции невиновности (статья 11) — только людям юридически грамотным. Что некоторые статьи объединяют в себе сразу несколько прав, каждое из которых заслуживает быть выделенным отдельно, например статья 13, говорящая, во-первых, о праве менять место жительства внутри страны, а во-вторых, о праве покидать свою страну и возвращаться в нее. Что, определяя численный эквивалент для социального я-могу кочевника, мы не можем всерьез учитывать статью 12 в той ее части, где говорится о праве на тайну корреспонденции. Что для французских гугенотов XVI века наиважнейшим показалось бы право на свободу вероисповедания (статья 18), для английских чартистов XIX века — право принимать участие в управлении своей страной (статья 21), а для русских диссидентов XX века — право на свободу убеждений и их открытое выражение, право на получение и распространение информации любыми средствами (статья 19). Поэтому точная оценка социальных я-могу людей, принадлежащих различным Мы, при помощи численных эквивалентов окажется возможной только после разработки более детальной методики, тщательного отбора конкретных прав, принимаемых к рассмотрению. Пока же удовлетворимся заключением, что в принципе это возможно.

Итак, представим себе, что мы не только добились от законов логики разрешения давать численное выражение социальным я-могу, но и выработали общие правила для их расчета. В этом случае сумма всех социальных я-могу отдельных членов общества, отнесенная к численности населения, может рассматриваться как эквивалент, характеризующий уровень свободы в Мы, как величина социального мы-можем. И если теперь мы попробуем собрать не только перечисленные выше, но и другие примеры военных столкновений, при которых малочисленный народ побеждал гигантские державы, и сопоставим социальные мы-можем сталкивавшихся Мы, результат поразит нас своей наглядностью: уже при грубой оценке станет ясно, что во всех этих примерах победители, уступая в численности, намного превосходили побежденных по уровню социального мы-можем. Идет ли речь о кочевой демократии, нападающей на империю, населенную полурабами, или о малой республике, выступающей с оружием в руках против многомиллионной деспотии, общее правило может быть сформулировано так:

Боевой дух любого Мы, его моральный военный потенциал прямо пропорционален сумме всех социальных я-могу, социальному мы-можем, уровню свободы.

Проницательные правители давно подметили это правило и то так, то эдак пытались применять его при формировании армии. Военному сословию всегда предоставлялись особые льготы и привилегии. Конечно, не из гуманных чувств расширил Ашшурбанипал социальные я-могу вавилонских крестьян — именно в их лице получили он и его наследники непобедимых солдат. Византийские императоры терпели вольности некоторых окраинных народов своей империи, и это позволяло им вербовать среди армян, фракийцев, албанцев, болгар весьма боеспособные контингенты. Испанский король Альфонс VII, ведя освободительную войну против арабов, даровал жителям Толедо фуэро, в котором сказано: «Всякий, кто пожелает стать рыцарем, да станет им и пусть живет по законам, рыцарям свойственным» (1, т. 1, с. 174). Английские короли, командуя вольными йоменами, многократно били королей французских. Русские цари при всем своем отвращении ко всякой несклоненной голове в конце концов уразумели, что казачество все равно не задавишь, так лучше уж использовать его для войны. Многие властители, боявшиеся допустить малейший рост свободы среди своих подданных, пытались закупать этот бесценный товар — солдатское мужество — на стороне, то есть вербовали наемников. Но все эти меры помогали деспотическим Мы только до тех пор, пока жизнь не сталкивала их с народом, пользующимся подлинной свободой. В этом случае они неизбежно терпели поражение.

Конечно, выведенную закономерность не следует понимать таким образом, что стоит сегодня даровать народу права, перечисленные в Декларации ООН, и назавтра получишь армию отчаянных храбрецов. Свобода, мужество, чувство чести и достоинства — «растения» многолетние. Если народ не созрел, то назавтра получишь, скорее всего, поголовное безделье, пьянство, анархию и резню. Искусственно установленная демократия проживет не дольше той лошади, которую ловкий барышник в романе Фолкнера надул воздухом для продажи. Но если социальные я-могу возрастали в естественных условиях, если свободные обычаи складывались в упорной и долгой борьбе, боеспособность народа окажется в прямой зависимости от социального мы-можем.

Для оценки военного потенциала Мы экономическое состояние, количество производимого ежегодно продукта — тоже весьма важный фактор. В случае столкновения двух Мы, одинаковых по своей социальной структуре, исход войны часто может быть решен материально-техническим превосходством, количеством солдат, пушек, кораблей, провианта и прочего военного снаряжения. Так бывало в войнах между испанскими и французскими королями, между Генуей и Венецией, между Турцией и Персией. Больше того: технический прогресс, достигнутый деспотическим Мы, порой компенсировал недостаток боевого духа солдат. Во времена Хань смелость гуннской конницы часто оказывалась беспомощной перед страшной убойной силой китайских арбалетов; и в 678, и в 718 году арабы откатывались из-под мощных стен Константинополя с огромными потерями, а весь их флот делался добычей «греческого огня»; мужество воинов, Шамиля в конце концов было сломлено пушками Николая I.

Есть большой соблазн отождествить военное могущество Мы с суммой всех социальных и экономических я-могу его членов. Найдется много исторических примеров, прекрасно иллюстрирующих такую зависимость. Венеция в XVI веке, Финляндия и Израиль в XX при малых человеческих ресурсах, исключительно благодаря эффективности производства и высокому социальному мы-можем успешно боролись против многомиллионных деспотий турок, русских, арабов. И все же соблазну этому надо поддаваться с большой осторожностью. Ибо далеко не всегда военный потенциал Мы может быть использован полностью. Известно много случаев, когда богатые страны, не исчерпав и десятой доли своих сил, сдавались на милость победителя. И наоборот — страны нищие, придавленные многовековым деспотизмом находили неведомые источники сопротивления (Испания и Россия — против Наполеона, Вьетнам — против Соединенных Штатов). Поэтому в дальнейшем следует тщательно отличать величину военного потенциала от возможной степени его реализации в войне.