Филлип Боссан - Людовик XIV, король - артист

• Название: Людовик XIV, король - артист
• Автор: Филлип Боссан
• Жанр: Биографии и Мемуары

XVII век, блистательная эпоха расцвета французского абсолютизма, принесшая всемирную славу Франции и ее культуре, неотделим от образа монарха, как солнце, осветившего свою страну и так и прозванного современниками : Король-Солнце.

Неоценимо много сделал Людовик XIV для того, чтобы французская культура — театр, живопись, архитектура, балет — еще много веков служила эталоном и образцом, мерилом достижений других национальных культур. При его прямом участии был создан Версаль, он покровительствовал Расину и Мольеру, Мансару и Люлли, именно ему принадлежит честь создания классического французского балета.

Менее известно, однако, что Людовик XIV, будучи стра­стным поклонником и знатоком искусств, и сам отдал дань музам: являлся прекрасным музыкантом и выдающимся танцором, мастерство которого отмечалось единодушно и отнюдь не только из-за верноподданнических чувств.

Необъятной теме «Людовик XIV и искусство» посвятил настоящую работу известный французский музыковед и романист Филипп Боссан. Увлекательно написанная, книга Боссана будет интересна всем, кто любит Францию и хочет больше узнать о ее великой культуре.

---

Ей повезло, что в ее проекте почти равное с ней участие принял король, в 1670 году основавший военные академии для сыновей погибших или раненых на королевской службе. С самого начала Сен-Сир не должен был быть монастырем: «Ничего, что его напоминает, ни во внешних порядках, ни в одежде, ни в многочисленности служб, ни в жизни». Речь идет о светском воспитании юных девушек. Чтение, музыка, беседы, приятные манеры — все, что могло помочь им хорошо выглядеть, что было бы к месту. Нужно подчеркнуть оригинальность и новизну для 1685 года подобной программы, предназначенной для девушек (44).

Театр самым естественным образом занял здесь свое место. В Сен-Сире играли отрывки и трагедий («Цинна», «Андромаха»), и скверных пьес, написанных начальницей, мадам де Бринон. В целом подражали методу, по которому иезуиты воспитывали мальчиков: любопытно сравнить — у отцов играется «Давид и Ионафан» с музыкой Марка-Антуана Шарпантье, в следующем году в Сен-Сире — «Ионафан» Дюше де Ванси с музыкой Жана-Батиста Моро.

Именно тогда у мадам де Ментенон родилась великая идея: потребовать от придворного писателя, королевского историографа, автора «Идиллии мира» Жана Расина «род поэмы на какой-либо благочестивый или назидательный сюжет, где пение было бы соединено с повествованием, причем то и другое должно быть связано с действием, которое сообщало бы вещи живость и не могло бы наскучить. Пьеса предназначалась бы только для Сен-Сира и не показывалась бы широкой публике».

Расин колеблется. Затем у него также рождается гениальная идея: он выбирает сюжет об Эсфири. Предложить мадам де Ментенон историю бедной и прекрасной молодой женщины из гонимого племени, которую полюбил и сделал своей супругой король, вопреки ее происхождению, — какой сюжет! (45) Хорошенько осознаем, о чем идет речь: о внутреннем «развлечении» для Сен-Сира. Нет сомнений, что образцом служит большой придворный спектакль. Произведение должно быть сыграно «девочками» и спето ими на музыку Жана-Батиста Моро, почтенного ученика Люлли.

Но король интересуется Сен-Сиром — учреждением, столь дорогим сердцу его супруги. Он несколько раз приезжает сюда. Для него играют, читают, поют. Сохранились рассказы о некоторых из этих визитов и даже музыка, которой его угощали. С тактом и утонченностью проницательного придворного, каким он и был, Расин нашел сюжет и написал тонкую, нежную пьесу, точно соответствующую ситуации: прекрасную, простую, наивную, трогательную. Ошибка, в которую впадают в наши дни, — играть «Эсфирь», приглашая актеров-мужчин, а на роль Мардохея даже и мужчин зрелого возраста: роль была задумана для шестнадцатилетней девушки и для ее голоса. С участием мужчин «Эсфирь» кажется хилой и немного пресной — сыгранная подростками или молодыми женщинами, она трогательная и захватывающая. Достаточно часто отмечали, что Расин всегда писал для конкретных голосов: для Дюпарк (которая никогда не играла в «Федре») или для Шан-меле (которая не участвовала в премьере «Андромахи»).

В течение всей зимы 1688 года Расин сам прорабатывал с девушками стих за стихом, как он делал это с Шанмеле. Он даже доводил их до слез. Именно тогда этот маленький монастырский спектакль начал превращаться в государственное дело. Король вновь открыл для себя удовольствие, которое привык испытывать, наблюдая, как на его глазах рождается опера: Кино читал ему текст, Люлли устраивал репетиции в его апартаментах. Насколько опера была королевским выбором, настолько «Эсфирь» была на пути к тому, чтобы стать его делом; а когда Людовик XIV начинает увлекаться, мы уже знаем, к чему это приводит. Репетиции, а затем представления «Эсфири» приобретут королевские масштабы.

Дневник Данжо, 7 января: «После обеда Король во второй раз посетил с мадам де Ментенон репетицию трагедии об Эсфири с симфонией. Месье и господин Принц были там».

Это не в первый раз: он интересуется спектаклем с ноября 1680 года. Из Сен-Сира девушек перемещают в Версаль, чтобы они могли репетировать перед королем. И тогда — несомненно, по его наущению — мадам де Ментенон заказывает роскошные театральные костюмы. Король предоставляет в ее распоряжение драгоценности, некогда служившие реквизитом для придворных балетов, которые он сам носил на сцене: 1200 «блестящих камней», колье и гарнитуров. Жан Верен, королевский художник и декоратор Оперы, получает приказ построить декорации, трон Артаксеркса, задники, кулисы, бутафорию...

«Эсфирь» становится трагедией на музыке, какой до нее была «Психея». В «симфониях» органист Королевской капеллы Нивер играет на клавесине и руководит толпой камермузы-кантов, хор девушек-воспитанниц дополнен придворными певицами, «которые смешались с ними»,

26 января, в день первого спектакля, несколько десятков тщательно отобранных почетных гостей направляются к Сен-Сиру. Данжо пишет в своем дневнике: «Из придворных там были господа де Бовийе, Ларошфуко, де Ноай, де Брион, де Лазаль и де Тайаде, во второй карете Король, господа де Лувуа, Де Шеврёз, епископы Бове, Мо и Шапон-сюр-Саон, господа Де Моншеврей, д'Обинье и я». 28-го числа, после второго спектакля, мадам де Севинье пишет: «Король нашел его восхитительным; господин Принц плакал». Вновь играли 3,5,9,15 и 19 февраля, и мадам де Лафайет заключает, со своими обычными шпильками: «То, на что смотрели как на монастырскую комедию, стало самым серьезным делом Двора. Чтобы отправиться на эту комедию, министры оставляли самые спешные дела» («Мемуары о французском дворе за 1688 и 1689 годы»).

«Король получал столько удовольствия от этих развлечений, что визировал список приглашенных; этот список вручали швейцару, и когда король прибывал, он помещался у дверей изнутри и, держа свою трость так, чтобы она служила барьером, оставался там, пока все люди не проходили, затем он приказывал запереть двери» («Мемуары о дамах Сен-Сира»).

Именно интерес, который Людовик XIV испытывал к спектаклю (он присутствовал на всех представлениях и дважды привозил туда английского короля), придал ему особый смысл.

Вопрос, который необходимо задать, — откуда эта страсть, дошедшая до того, что заставила его играть роль билетерши, рассаживая своих гостей. Во-первых, «Эсфирь» доказывает нам, что в 1689 году увлечение короля спектаклями не ослабело, лишь трансформировалось. «Эсфирь» — благочестивая и чинная версия трагедии на музыке. Далее — это новый род придворного балета, даже если в нем не танцуют, а вместо этого юные протеже мадам де Ментенон становятся здесь актрисами и певипами, подобно Людовику в их возрасте. Расин занял место Люлли. Библия заняла место Ариосто, Тассо и Овидия. Таким стал придворный спектакль; Сен-Сир отныне — продолжение Версаля и его заместитель, так как за неимением большого театра (от постройки которого не отказывались) король не может устроить спектакль в своем собственном дворце.

Образовательный проект мадам де Ментенон сворачивает с пути и становится придворным спектаклем из-за интереса, проявленного к нему королем.

Едва закончились представления «Эсфири», король «приказал Расину работать над новой пьесой для следующего года» (Мемуары Мансо, интенданта Сен-Сира). Ею стала «Аталия»; библейская трагедия, превратившаяся в официальный придворный спектакль.

Что касается Расина, он никогда не чувствовал себя при яворе лучше, чем теперь. Каждую минуту находясь в Сен-Сире, прорабатывая каждую роль, как некогда с Шанмеле, присутствуя на каждой репетиции и на каждом спектакле, он никогда не был так близок к королю. 28 сентября 1689 года Данжо замечает: «В Марли. Король заставил Расина поехать сюда с ним и дал ему комнату». Он прекратил писать трагедии, чтобы стать королевским историографом: отныне сам король восстановил его в роли человека театра.

«Эсфирь», семикратно сыгранная зимой 1689 года, была еще семь раз повторена в январе и феврале 1690-го. В 1691-ом увлечение продолжается, предвкушают равный успех «Аталии»: из этого ничего не вышло. Ситуация тем временем переменилась. Мадам де Ментенон поняла, до какой степени ее образовательному проекту грозит превращение в придворный спектакль, и испугалась. С другой стороны, яростное осуждение исходило от некоторых духовных лиц, среди прочих от кюре Версаля и епископа Шартра (к которому относился Сен-Сир). Мадам де Ментенон даже потребовала от Расина прекратить сочинение «Аталии». Король воспротивился: он дорожил своим спектаклем... В конце концов трагедия была представлена без декораций, без костюмов, почти без публики-то ли в Сен-Сире, то ли в Версале, в комнате мадам де Ментенон.

Возрождение королевского театра, наметившееся благодаря библейской трагедии, о котором король, казалось, так мечтал, оказалось очень недолгим. До самой смерти короля в Версале больше не будет ни одной театральной премьеры.

«Ход вещей», который не меняется