Коллектив Авторов - Contra Dei #2

• Название: Contra Dei #2
• Автор: Коллектив Авторов
• Жанр: Религия

---

В области морали чань обнаруживает противоречия. С одной стороны, имеются совсем слюнявые представления. Например, чего стоит унаследованные от махаяны представления о бодхисаттвах. Это такие субъекты, которые могли бы уже стать буддами и погрузиться в нирвану, но жалко им остальных, копошащихся в сансаре, и они решили из милосердия остаться и помогать другим достигать нирваны. Это даже напоминает мотивчик из Андреевской «Розы мира»: вот не будет мне хорошо, пока самый последний гактунгр не перевоспитается. Но эти слюни можно прихлопнуть, опираясь на другие места из буддийских и даосских источников: «Небо и Земля лишены сострадания, вся тьма вещей для них подобна соломенному чучелу собаки. И мудрый не имеет сострадания, он понимает, что все люди — и родные, и близкие — подобны чучелу собаки», — Дао Дэ Цзин.

К общебуддийским моральным принципам, например, «не убей» применительно к любой живности, чань-буддизм относился весьма снисходительно. Можно заниматься каким угодно делом, не совершая никакого «греха». Будет ли человек наказан — зависит от него самого, т. е. от его отношения к содеянному.

«Если вы хотите видеть суть, отныне вы сами должны стать великими мужами. Но если вы будете проявлять слабость и нерешительность, покорно подчиняться внешним обстоятельствам, то у вас ничего не получится. Будьте хозяином любой ситуации, в которой вы окажетесь, и тогда, где бы вы не находились, всё будет правильно», — Линьцзы Лу.

В даосских притчах в качестве образцов для подражания иногда фигурируют и воры, и палачи. Вообще в системообразующем даосском каноне очень много замечательных формулировок, касающихся морали.

Нравственный релятивизм: «Когда все узнают, что добро — это добро, тогда и возникает зло». «Пытаясь оказать добро другим, мы причиняем им зло».

Отношение к страстям: «Великая страсть иссушает, непоколебимая решимость наполняет силой. Великая страсть делает тебя слабым, непоколебимая решимость — могучим. Великая страсть калечит, непоколебимая решимость возвышает дух. Великая страсть завладевает тобой, непоколебимая решимость делает тебя свободным». Персонально к «самой главной» страсти: «Любовь и благосклонность причиняют одни беспокойства. Любовь делает тебя зависимым…»

Индивидуализм: «Мудрый придерживается собственных правил и не отвечает за других». «Мудрый действует, но не надеется на других, достигая успеха, не останавливается на этом». И ещё о развитии: «Ведь только тот, кто не останавливается, ничего не теряет».

Или вот здесь, можно сказать, определены поощряемые личные качества:

«Если перестанешь испытывать жалость к себе и оставишь милосердие, если не будешь действовать грубой силой, если избавишься от важности и самодовольства, она [удача] придёт сама собой…»

«Тот, кто лишь пытается начать, никогда не начнёт. Тот, кто слишком торопится, ничего не достигнет. Тот, кто виден всем, не может быть ясным. Тот, кто считает себя правым, не может стать лучше. Тот, кто заставляет себя, не достигнет успеха. Тот, кто жалеет себя, не может совершенствоваться».

«Будь внимательным и осмотрительным, как если бы со всех сторон тебя окружали опасности. Соблюдай такое достоинство, которое подобает путнику, обретшему лишь временный приют».

«Если вы хотите добиться согласия с дхармой, то знайте, только великие мужи могут добиться этого. Если же вы будете нерешительны, то ничего не достигнете», — это уже Линьцзы Лу.

«Внутренняя наполненность чувством автономии, свободы, самодетерминации и творчества — вот конститутивные принципы личности с точки зрения Чань».

Весьма тонкий вопрос — отношение даосизма и чань-буддизма к гордости. Иногда слышится мнение, что там её нет. Действительно, найти её там сложно. В европейской культуре она видна невооружённым глазом благодаря тому, что обычно сопровождается другим явлением морально-психического плана — честью.[131] Гордость—интровертная функция, честь же, как и слава, ориентирована на публику. Гордость не нуждается в доказательстве, её не нужно «защищать», как это требует честь.

Даже в официальной конфуцианской традиции представления о чести сильно отличаются от европейских (не буду подробно освещать, чем именно — это уведёт нас от темы). Ну а в таких интровертных направлениях, как чань и дао, гордость вовсе остаётся без освещающего её фонаря.

Парадоксально, но гордость у представителей чань становится видна именно тогда, когда они допускают помарки, греша против своих принципов. Движение «за чистоту рядов» в чань-буддизме никогда не носило агрессивного характера и вообще протекало весьма вяло. Ошибка в самоидентификации была проблемой только ошибающегося. С другой стороны, «состояние Будды не может само провозглашать: „Я есть состояние Будды“».

Однако чаньские истории полны сюжетов, когда настоящие мастера опускают шарлатанов. А это было бы невозможно, если бы они не знали себе цену.

Достаточно пространно однажды высказался на эту тему Линьцзы: «Со всех сторон вы слышите, что есть такой старикан по имени Линьцзы, и приходите сюда с намерением задать трудный вопрос, чтобы я замешкался… Но когда я действую…, вы бессмысленно таращите на меня глаза и не можете раскрыть рта. Тем не менее, где бы вы ни были, везде и всюду вы стучите себя в грудь и говорите: „Я познал чань, я познал Путь!“ Увы! Таскаясь повсюду, вы болтаете всякую чепуху, обманывая доверчивых простолюдинов. Лысые дураки! Зачем вы в такой спешке надеваете на себя чужую львиную шкуру, хотя сами тявкаете, как дикие лисицы?! Великие мужи не должны воодушевлять себя чужой доблестью!»

И напоследок наиболее действенный аргумент: в Японии дзен-буддизм (так там называется чань) школы Риндзай (а так звучит по-японски имя Линцзы) вошёл в идеологический фундамент самурайского сословия (хотя это — уже в значительной степени профанация первоначального духа чань). А гордость невозможно исключить из бусидо.

Закрывая эту тему, хочу сказать, что в даосизме и чань есть место гордости, но вам она подойдёт только тогда, если вы не собираетесь ею мерятся. «Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех, может освободиться от ошибок».

А сейчас хотелось бы перебрать недостатки и неудобства чань. Их можно разделить на два вида: те, что относятся к самому чань и унаследованы им от буддизма, и те, что касаются собственных доктрин тех, кто провозглашает себя чань-буддистом и следствий кривого понимания.

Для начала можно отметить, что у чань есть противопоказания. Эмоции там не в чести. Хотя сатори (просветление) часто описывается, как эмоциональный всплеск, думается, что это драматизация позднейшей эпохи. Логика в чань также постоянно подвергается нападкам, как функция, недостаточно адекватная реальности. Только то, что чань позволяет делать с собой почти всё, что угодно, надстраивая над собой индивидуальную концепцию, делало его пригодным для меня. Я пытался внести в него изрядную дозу логики. Ему было тяжело это переварить… Т. е. это мне было непросто примирить чань и свой образ мышления. Поэтому я никогда не мог сказать, что я полностью умещаюсь в концепцию чань-буддизма. Но, по счастью, он это и не просил. Ведь, повторюсь, это системы (чань и даосизм) не для следования, а для пользования. Они вполне прощают измену себе в частностях, а под конец — и в общем.

От первоначального буддизма чань отчасти унаследовал весьма странное отношение к эго. Оно как бы третировалось, однако из этого вовсе не следовал альтруизм. Просто именно в эго основатель буддизма видел причину сансары.

Именно оно является причиной всех страданий. И именно его следует победить, постичь его нереальную преходящую природу, чтобы достичь нирваны, которая буквально означает «угасание».

Само по себе эго или «я» — весьма туманное понятие. Если не эго, то что же вожделеет нирваны, которая видится высшим достижением? Высказывалась идея тождественности нирваны и сансары. Всё зависит от точки зрения конкретного субъекта в конкретный момент. Либо он фиксирует внимание на своей личности, которую буддизм не устаёт называть иллюзией, либо устраняет оболочку личности, расплескав, всё, что было там сосредоточено и становясь «разлитым повсюду». В отношении последнего было сказано немало рекламных слов: «единобытие со всем миром», «выход за пределы самого себя»…

Что касается отношения к эго и привлекательности нирваны для чань-буддиста, то тут всё обстояло сложнее. С одной стороны, многое было сказано в унисон общебуддийской концепции. Но с другой — чань-буддизм обычно нагонял столько тумана и неоднозначности, что можно было дать практически любую трактовку. Фактически он оставлял данный вопрос, как и многие другие, на усмотрение самого адепта. Как говорил всё тот же Линьцзы Хуэйчжао: «Если вы сможете понять это, то обретёте полную свободу уходить или оставаться, снимать или надевать одеяние жизни». Это достижение выглядит привлекательнее. Нирвана—это состояние, начать стремиться к которому никогда не поздно. Но стоит ли запускать этот процесс, если мы ещё не опустились до такого страха и неприязни к жизни, которые испытывал Шакьямуни? Неудобством мне видится и та самая пуповина, которая связывает чань с буддизмом — терминология. Буддийская терминология громоздка, культурно обусловлена и варьируется от направления к направлению.