Яромир Йон - Вечера на соломенном тюфяке (с иллюстрациями)

• Название: Вечера на соломенном тюфяке (с иллюстрациями)
• Автор: Яромир Йон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: О войне
• Год: 1973

Это рассказы о первой Мировой войне, увиденной глазами разных людей, и потому они то остро сатирические, то веселые и насмешливые, то грустные и трагические. Собирательный герой рассказов — простой чешский труженик, не желающий отдавать жизнь ради чуждых ему милитаристских интересов австро-венгерской монархии.

---

— Привет! До свиданья!

Он выходит, громыхая саблей.

Кофейную заполняет тишина. Утренняя тишина маленького подкрконошского городишки в конце лета тысяча девятьсот шестнадцатого года.

Стрелка часов показывает половину одиннадцатого.

Властислав вышел из кофейной и направился в полковую канцелярию.

Его походка напоминает воробьиный скок. Сначала он обопрется на палку, наклонившись всем телом в одну сторону, потом выпрямляется, замирает на секунду, словно размышляя о чем‑то. Описав левым протезом параболу, поставит его на мостовую и, напрягшись, выбрасывает все тело вперед.

Прохожие оглядывались. Посмотрит человек, как он скачет, и с приятным чувством ощущает свои здоровые конечности.

Канцелярия была на том же месте, что и тогда, в июле, два года назад.

В передней комнате трудились унтеры.

Все они были новые.

И полковник новый.

Столы стоят несколько иначе.

На полу лежит новая дорожка.

Лишь в кабинете полковника до сих пор висит большой портрет императора, украшенный осыпавшимися еловыми ветками.

В комнате та же мебель, которую при нем, Властиславе, когда‑то сюда переносили.

В углу, на полочке, в куче бумаг и документов валяются никелированные образцы подков. Их подарили офицеры прежнему командиру драгунского полка, графу Лендорф-Хердрингеру.

Все изменилось.

Но он этим переменам не придает значения. Важнее, какие теперь здесь отношения: доверительные или холодно-отчужденные.

— Где же ты был ранен? — спросил подполковник фон Арним, подписывая документ за документом. Старший писарь прикладывал к подписи пресс-папье.

— Осмелюсь доложить, я не был ранен, ж-ж… железнодорожная катастрофа…

— Ах, так? — поднял свои бисмарковские брови командир полка, отложил перо и встал.

— А это — след от казацкой пики? — сказал подполковник, ткнув пальцем в лицо Властиславу.

— Извиняюсь, и это ж… железнодорожная катастрофа.

На актерском лице начальника обозначились суровые морщины.

— Как, ты не имеешь наград? Все офицеры полка имеют награды. Наш драгунский полк многократно удостаивался высочайшей похвалы…

— Осмелюсь д… д… доложить, со мной все это случилось в ж… ж… железнодорожной катастрофе.

— Ага, ну хорошо, хорошо. Вероятно, ты хочешь знать, какое ты получил назначение, мой дорогой? Деньги — сено — солома — упряжь — выделка деревянных подошв…

— Слушаюсь!

— Покажитесь полковому врачу.

— Благодарю.

Полковой врач, венгр, делает новобранцам прививку против холеры в первом этаже женской школы, на другом конце города.

Комната набита полуголыми мужчинами.

Взводный ходит от одного к другому, мажет им грудь иодом.

— Я — доктор Арон Когани! Очень рад! Вы на прививку? Нет? Зер гут! Пардон, пардон! Мой дорогой друг будет службу делать? Ко-лос-саль! Эй, вы, дайте стул господину офицеру. Сюда поставь, болван! Растяпа! Прошу прощения! Садитесь, пожалуйста. Итак, пишем: имя? Спасибо! Год рождения? Когда призваны? Сколько месяцев имеете быть на войне? Что? Железнодорожная катастрофа? Unglaublich! [90] Писарь, поставьте в этой рубрике ноль! Ну, а что же это у вас с физиономией, друг мой? Шрамы от поединок? Что? Тоже катастрофа? Ах, черт! Ладно — хе, хе, хе! Теперь вопрос — награды? Никаких? Совсем никаких? Поставьте ноль, писарь — не там, черт бы вас побрал! Меня удар хватит! Все перепутал! Хорошо! Теперь послушаем вас — поднимите рубашку. Хватит. Ды-ы-шите! Так! Посмотрим ногу! Хорошо. Позвольте предложить сигарету, дорогой друг? Пожалуйста. Мы все уже кончайт, мой друг. Я сам лично помогу вам одеться! Ваш покорный слуга! До свиданья!

Часы на ратуше уже давно пробили полдень, когда он, хромоногий воробей, добрался, совсем обессилев, до своей гостиницы.

У ворот он заметил двух дам, разговаривающих с портье.

— Номер семнадцать, говорите? — переспросила тощая барышня, нюхая розы.

Это был номер его комнаты.

— Ах!

Увидев его, они переглянулись. И тут же поспешно ушли.

Властислав отдыхал, прислонясь к грязному боку почтового дилижанса.

Курица, устроившаяся на клеенчатом сиденье, злобно раскудахталась.

У ворот тонкий аромат роз смешивался с запахом конского навоза.

Comoedia interposita[91]

Поручик рыцарь Гложек написал служебный рапорт, что он болен.

Окно темного гостиничного номера выходит во двор.

Вид заслоняет выступ стены с узким окошечком матового стекла. Это окно гостиничного клозета. И днем и ночью оно освещено желтоватым пламенем газовой лампы.

Под потолком Властиславовой комнаты висит люстра в форме лиры. В ней тоже светится газовая горелка.

За тонкой стеной — номер, который сдается на ночь любовникам. Они приезжают обычно из соседнего городка после одиннадцати и уезжают рано утром.

К спинке кровати прислонена Властиславова сабля. Темляк переливается золотыми искорками.

Золотце лежит, подтянув перину к самому подбородку.

По дивану разбросано белье, носовые платки, книги.

На ночном столике лежит портсигар с сигаретами, тусклая жестяная пепельница в стиле модерн, носовой платок и книга «Школа мужества».

На кровати, в ногах больного сидит доктор Арон Когани.

На нем красивые форменные рейтузы, высокие лакированные сапоги и новенькие блестящие шпоры.

Время от времени он теребит свои черные, безупречно подстриженные английские усики, поигрывает карманным фонариком, которым он уже осмотрел Властиславу горло, и говорит быстро, вставляя исковерканные немецкие фразы.

— Ноги болят? Голова болит? Раны ноют? Покажите еще раз зубной протез. Вверху? Внизу? Серебряные мостики? Ну, хорошо, хорошо. Тогда я кое-что сказать господину офицеру. Я господина офицера вызывать служебным письмом, чтобы приходил в понедельник в ортопедию. Я хотел выровнять ногу. Почему вы не приходили, а?

Властислав молчит.

— Господин лейтенант знает, что такое ровнять ноги? Не знает! Понятно! Ногу снова ломают и сращивают. И это все. Понятно? Я приглашал на понедельник лучшую медицинскую сестру. Прима! Я позаимствовал наркозный маска, я доставал гипс и марля — и все такое прочее, понятно? A der gnädige Herr [92] оставался дома. Бум! Лежит, курит, читает книжки, на службу не являться, на операцию не являться — что? Я не прав?

У Властислава дрогнул уголок рта. Побежала слюна.

Он вынимает носовой платок, клонит голову к левому плечу. Смотрит на доктора мягко, доверчиво своим единственным глазом.

— Господин лейтенант — благородного происхождения? Рыцарь, джентльмен? Что следует сделать? Записка — я не могу прийти. Не заставлять себя ждать — хорошо, хорошо, придете в другой раз. Я позвать also [93] господина лейтенанта на среду — хорошо, на среду, и опять ждет сестра — прима, гипс — экстра, маска — экстра и Herr Assistentarzt [94] ждать. А господин лейтенант опять не приходит, а?

Властислав закрывает свой единственный глаз и молчит.

В комнате душная тишина. Газовая горелка светит и шипит.

— Господин лейтенант не отвечает? Хорошо, хорошо — это тоже ответ. Итак, прошу обратить внимание в третий раз. Все ждет, маска ждет, гипс ждет! Что тогда делать Regimentsarzt [95] доктор Когани с господином лейтенантом? Доложит господину подполковнику фон Арним и тот наказать. Строго наказать: господин лейтенант в часть не приходит, ногу выравнивать не дает, сено не привозит, солому не доставляет, упряжь нет, все бросает разворовать — это порядок, а?

Доктор Когани закурил сигарету и сердито бросил спичку в пепельницу.

— Позор! Господин полковник наказать, строго наказать!

Властислав был наказан трехдневным домашним арестом.

В один из этих дней ему передали букет желтых роз от старой барышни с пестрым зонтиком. На визитной карточке значилось: «Розалия Пивонка».

Он понюхал розы.

Прочитал визитную карточку и бросил цветы на диван.

Описав дугу, они упали на кучу грязного белья, подтяжек и носков. И вскоре уже увядали под светом газовой лампы.

Властислав зябко подтянул перину до самого подбородка и сонно закрыл глаз.

Желтые лепестки роз за семь ночных часов усыпали ободранную клеенчатую обивку гостиничного дивана.

* * *

Рано утром кто‑то резко забарабанил в дверь.

Властислав никогда не запирался.

Два унтера-санитара взяли его сонного, положили на носилки, привязали ремнями и отвезли в больницу.

Доктор Когани взялся за работу. За свою дьявольски трудную работу.

Наконец он закончил операцию. Вспотевший и усталый, отправился мыть руки, ланцетом счищая с ладоней застывшие крошки гипса.

Властислав лежал тихо.

Исхудавшее нагое тело казалось белее, чем эмаль операционного стола.

Левая нога, облаченная в чудовищное гипсовое голенище, походила на слоновью лапу.