Дмитрий Кедрин - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Дмитрий Кедрин
• Жанр: Современная проза

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.

Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

---

<1939>

ПРОЩАЙ!

Вот и готов я… И лапти, и посох,
Пояс из прутьев — обнова в пути.
Рваная шуба… И, солнцу утесов,
Я говорю тебе: что же, прости!

Ты от меня, дорогая, устала.
Взгляд твой давно мне сказал: "Уходи!"
Знаю, как сердце твое трепетало,
Слышу твой стон, затаенный в груди.

Вот и прощай, ты теперь уж не будешь
Требовать впредь от меня ничего.
Нынче, дитя, ты мой взгляд позабудешь,
Завтра забудешь меня самого.

Если ж, — когда ты опустишь ресницы, —
Явится образ ушедшего прочь
И беспокойному сердцу приснится
Смерть его в поле в холодную ночь, —

Ты не пугайся: не горе, а счастье
Он принесет тебе, этот кошмар.
Кто-то возьмет на себя все напасти,
Чтоб от тебя отвести их удар.

Я возьму в спутницы злую судьбину,
Чтоб поскорей с ней конец обрести…
Ты ж позабудь про печаль и кручину,
Не сожалей, не горюй и — прости!

<1939>

С ТАТАРСКОГО

Муса Джалиль

КАСКА

Что ж! Пускай ты боец, закаленный в борьбе,
Ну, а всё же скажу напрямик:
Нелегко и с одеждой расстаться тебе,
Если ты к ее складкам привык…

Не однажды в жестоких сражениях я
Защищал мою родину-мать,
И осталась железная каска моя
На бруствере окопа лежать.

Был лесок впереди.
Немчура из леска
Нас огнем поливала три дня.
И, казалось, связались с землей облака
Желтой лентой сплошного огня.

Ты — боец! Как бы враг ни палил, — карауль
Все уловки фашистов в бою!..
Глянул я из окопа — и несколько пуль
Тотчас щелкнули в каску мою.

"Э! Видать, мою каску, — подумал я тут, —
Взял на мушку немецкий стрелок.
Он старается, чтоб и на пару минут
Я привстать из окопа не мог!"

Я поднял на штыке ее и в аккурат
Над собою поставил, на вал.
Немец к ней пристрелялся. Его автомат
Так огнем ее и поливал!

"Ну, молодчик, — я думал, — довольно тебе
Тратить столько патронов и сил!.."
Я укрытие немца нашел по стрельбе.
И его наповал уложил.

Прогремело "ура!". И пошла, как стена,
На фашистов советская рать,
И осталась пробитая каска одна
На бруствере окопа лежать.

Пусть она не годится!.. В окоп под горой
Всё ж за ней я вернулся на миг:
И с пробитою каской расстаться порой
Нелегко, если ты к ней привык!

А она мне надежной подругой была:
Помогла уничтожить врага
И в боях не однажды от смерти спасла, —
Вот за что она мне дорога!

1942

ПИСЬМО ИЗ ОКОПА

Милый друг!
В твоих ласковых письмах — любовь.
Я их счастлив читать без конца!
Получив их, обнял я винтовку и вновь
Повторил свою клятву бойца.

Знаешь ты: ростом я человек небольшой,
А в окопе и вовсе я мал.
Но сегодня, прочтя твои письма, душой
Я, казалось, весь мир обнимал.

Мой окоп — это грань двух враждебных миров,
Меж которыми злая борьба.
Делит надвое мир этот узенький ров,
Всей земли в нем решится судьба.

В наш глубокий окоп свой привет принесли
Люди с дальних полей, с горных троп,
И с надеждою взор всех народов земли
Устремился на этот окоп.

Вижу я из него, как склоняет лицо
Над жужжащею прялкою мать:
То прядет она шерсть, чтобы сотням бойцов
Сотни варежек теплых связать.

Вижу я: наши сестры в полуночный час
Ни на шаг не уйдут от станков,
И подруги готовят гранаты для нас,
Чтоб скорей мы сломили врагов.

А ребята-тимуровцы тоже не прочь
Обсудить вечерком у ворот —
Как бы семьям героев получше помочь,
Обласкать и утешить сирот.

Чувством дружбы, что, ширясь, растет день за днем,
Все мы связаны, край наш любя…
Нет, винтовка моя!
Твоим метким огнем
Защищал я не только себя!

Я лихому врагу на твоем языке
Дал на зверства достойный ответ.
Твердо знаю я, палец держа на курке:
Выстрел мой — голос наших побед.

Пусть у немцев колени морозом свело
И скривило отчаяньем рот.
Меня греет могучей отчизны тепло,
Мне опора — великий народ!

Как бы смерть, свои черные крылья раскрыв,
Ни грозила бойцу впереди, —
В моем сердце бессмертен свободы порыв,
Жизнь бушует в широкой груди.

Чувство гордости душу волнует мою,
От него мои очи влажны.
Друг!
Скажи:
Что почетнее смерти в бою,
На защите родимой страны?..

Так спасибо тебе!
До меня донесли
Твои письма, как светлый ручей,
Всенародный привет из родимой земли,
Гордость мною отчизны моей.

До свиданья ж!
До встречи, мой друг дорогой.
Нежно-нежно целую тебя!
Уже скоро мы встретимся снова с тобой.
Вражью силу в земле погребя.

1942

С УКРАИНСКОГО

Максим Рыльский

Я — СЫН СТРАНЫ СОВЕТОВ

Страны Советов сын, я говорю Иуде,
Тому, чей низкий лоб жжет Каина печать:
Иной отчизны мы искать себе не будем,
Мы кровью матери не станем торговать.

Блиставшая вчера на камне пьедестала,
В гирляндах из цветов, окроплена вином, —
Сегодня нам она стократ милее стала,
В жестокий смертный бой идущая с врагом.

В развалинах, в крови, в геройствах несказанных]
Чья слава будет жить века, а не лета, —
Для нас дороже всех небес благоуханных
Обычная ее земная суета.

Нам черствый хлеб ее милее, чем святыня,
Снега ее зимы прекрасней, чем весна,
И то, что горечью она объята ныне, —
Лишь знак, что оживет для радости она.

Я — гордый сын страны, что ранами своими
Несет свободу всем народам и краям.
Поклонится ее бойцам непобедимым
Любой цветок земли, склоняясь к их ногам.

И словом, и мечом я, сын Страны Советов,
Готов разить врага, что, как палач, жесток.
Еще ее чело в колючий терн одето,
Но славою сплетен ей лавровый венок.

Хоть за слезой слезу она, как бисер, нижет,
Но уж споткнулся враг среди ее равнин,
И в небесах над ней зарю победы вижу
Я — сын моей страны, я — самой правды сын!

1942

СЛОВО И ОТЗВУК

Сошлись мои друзья, обветренные боем,
И в розовые сумерки зимы
В залог того пожали руки мы,
Что грудью от врага свой стяг и хлеб закроем!

Привет через эфир послали мы героям
На вспаханные танками холмы…
О слово вещее! Набатом грянь из тьмы,
Сзывая их на бой, бодря и беспокоя!

И нам эфир принес их пламенный ответ,
Что над землей уже зари забрезжил свет,
Что лютого врага слабеет злая сила,
Что близится уже победы нашей срок,
Что возрожденья день счастливый недалек,
Что синий свод небес весна позолотила!

1942

С ЭСТОНСКОГО

Йоханнес Барбарус

ОСЕННЕЕ

1

Когда дни осени, как инвалиды,
скрипя протезами, бредут понуро
толпой безногою в ненастье, в ночь,
паучьи нити утром хмурым,
на сеть антенн похожи с виду,
поют, что жизнь твоя умчалась прочь.

Когда, блестящие росой густой
на мачтах утренних сквозных кустов,
они несут тебе в приемник-сердце
печаль осеннюю, едва звеня,
ты не боишься ли тогда увериться
в законе дня, в уходе дня?

Тогда ты слышишь ли на терпком небе
вкус едкой горечи, как во хмелю,
и запах тления?.. Один, как в гробе,
на горле чувствуешь ли петлю?

Осенним вечером душа осталась
одна, без дружеской моей руки.
Ступни скользящие дрожат устало,
глаза бесслезные сухи, жестки.
Слез нет как нет! ты в холодной лени
подходишь к морю, садишься — и
глядишь, как море швыряет в пене
на берег горести свои.
Виски горящие ветер резвый
остудит, гладя твое плечо,
и одарит тебя прохладой трезвой…

Тогда одно лишь горячо
желанье — жить!.. Весну влюбленным
еще раз встретить!.. Опять, Опять
Неаполь, солнцем опаленный,
увидеть!.. Жить!.. Не умирать!..

Когда рождаются звездопадом
в тебе те помыслы, — в этот час
знай, мы с тобой шагаем рядом,
одна печаль связует нас!

<1940>