Дмитрий Кедрин - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Дмитрий Кедрин
• Жанр: Современная проза

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.

Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

---

16 ОКТЯБРЯ

Стоял октябрь, а всем казалось март:
Шел снег и таял, и валил сначала…
Как ворожея над колодой карт,
История загадочно молчала.

Сибирский поезд разводил пары,
В купе рыдала крашеная дама:
Бабье коробку паюсной икры
У дамы вытрясло из чемодана.

Зенитка била где-то у моста,
Гора мешков сползала со скамеек.
И подаянья именем Христа
Просил оборванный красноармеец.

Вверху гудел немецкий самолет,
В Казань бежали опрометью главки.
Подпивший малый на осклизлый лед
Свалился замертво у винной лавки.

Народ ломил на базах погреба,
Несли муку колхозницы босые…
В те дни решалась общая Судьба:
Моя судьба, твоя судьба, Россия!

20 октября 1941

НЕПОГОДЬ

Сегодня выпал день хороший:
С утра осенний дождик льет.
Теряя в слякоти калоши,
Идет по улицам народ.

Туман висит у самых кровель,
Густой и белый, словно чад.
И с гулом падающих бревен
В Москве зенитки не стучат.

Конечно, вечером сегодня
Не вспыхнет ни одна звезда!
И, расхрабрившись, точно ходят
По расписанью поезда.

Бранить погоду нет причины, —
Остались немцы на мели.
Недаром выбрились мужчины
И дамы брови подвели.

В трамвае слышатся остроты,
Друг друга бабы не честят.
Всем ясно: вражьи самолеты
Сегодня к нам не прилетят!

27 октября 1941

ИСТОРИЯ

По целым дням народ, сходя с ума,
Простаивал в очередях огромных,
А по ночам была такая тьма,
Что и старухи не могли припомнить.

Из облаков немецкие листки,
Как ястребы, летели на колени,
И в деревнях гадали старики
По Библии о светопреставленье.

Хозяйки собирались у ворот,
Гремела пушка, как далекий молот.
Ползли слушки. И писем ждал народ.
Стояла осень. Надвигался голод.

А над рекой, над полем, над леском,
Небесный свод пересекая косо,
Вертлявый "юнкерс" узеньким дымком
Выписывал гигантский знак вопроса.

14 ноября 1941

ТОЛКУЧИЙ РЫНОК

Есть под Москвой толкучий рынок.
Туда, едва лишь рассветет, —
Кто на салазках, кто на спинах, —
Сгибаясь тащит скарб народ.

Там старичок, румян и прыток,
Сует прохожему под нос
Альбом двусмысленных открыток…
Ловкач, прости его Христос!

Он всем торгует понемножку:
Меняет сахар на вино,
Мануфактуру на картошку
И патефоны на пшено.

Пускай весь мир летит под горку,
Несется к черту на рога —
Берут курильщики махорку!
Нужна сластенам курага!

В чем недостаток, в чем излишек —
Он обо всем осведомлен.
Возок березовых дровишек
За пачку соли купит он.

Война несет ему достаток,
Деньжата множит и добро.
Пучок засаленных тридцаток
Меняет он на серебро.

К чему он лезет вон из кожи?
Зачем ему такая прыть?
Ужель, два долгих века прожив,
Теперь он третий хочет жить?

Да: с дряблых щек не сходит краска!
И как бы обмер он, узнай,
Что нынче вечером фугаска
В прах разнесет его трамвай!

25 ноября 1941

СЛЕДЫ ВОЙНЫ

Следы войны неизгладимы!..
Пускай окончится она,
Нам не пройти спокойно мимо
Незатемненного окна!

Юнцы, видавшие не много,
Начнут подтрунивать слегка.
Когда нам вспомнится тревога
При звуке мирного гудка.

Счастливцы! Кто из них поверит,
Что рев сирен кидает в дрожь,
Что стук захлопнувшейся двери
На выстрел пушечный похож?

Вдолби-ка им — как трудно спичка
Порой давалась москвичам
И отчего у нас привычка
Не раздеваться по ночам?

Они, минувшего не поняв,
Запишут в скряги старика,
Что со стола ребром ладони
Сметает крошки табака.

25 ноября 1941 г.

МАТЬ

Война пройдет — и слава богу.
Но долго будет детвора
Играть в "воздушную тревогу"
Среди широкого двора.

А мужики, на бревнах сидя,
Сочтут убитых и калек
И, верно, вспомнят о "планиде",
Под коей, дескать, человек.

Старуха ж слова не проронит!..
Отворотясь, исподтишка
Она глаза слепые тронет
Каймою черного платка…

30 ноября 1941

ГРИПП

Меня томит гриппок осенний,
Но в сердце нет былой тоски:
Сплелись в цепочку воскресений
Недуга светлые деньки.

Я рад причудливой бутылке
С микстурой, что уже не впрок,
Свинцовой тяжести в затылке,
Тому, что грудь теснит жарок.

Ведь смерть нас каждый вечер дразнит,
Ей в эту осень повезло!
Не потому ли, точно в праздник,
Вокруг так чисто и светло?

Как бел снежок в далекой чаще!
Как лед синеет у реки!..
Да: впрямь всего бокала слаще
Винца последние глотки!

12 декабря 1941

СОЛДАТ

Гусар, в перестрелки бросаясь,
Стихи на биваках писал.
В гостиных пленяя красавиц,
Бывал декабристом гусар.

А нынче завален по горло
Военной работой солдат.
Под стать пневматическим сверлам
Тяжелый его автомат.

Он в тряском товарном вагоне
Сидит, разбирая чертеж,
В замасленном комбинезоне
На сварщика чем-то похож.

Ну, что же! Подсчитывай, целься,
Пали в механических птиц!
Ты вышел из книги Уэльса —
Не с ярких толстовских страниц.

С гусарами схож ты не очень:
Одет в меховые штаны,
Ты просто поденный рабочий
Завода страданий — войны.

22 декабря 1941 г.

СТАНЦИЯ ЗИМА

Говорят, что есть в глухой Сибири
Маленькая станция Зима.
Там сугробы метра в три-четыре
Заметают низкие дома.

В ту лесную глушь еще ни разу
Не летал немецкий самолет.
Там лишь сторож ночью у лабазов
Костылем в сухую доску бьет.

Там порой увидишь, как морошку
Из-под снега выкопал медведь.
У незатемненного окошка
Можно от чайку осоловеть.

Там судьба людская, точно нитка,
Не спеша бежит с веретена.
Ни одна тяжелая зенитка
В том краю далеком не слышна.

Там крепки бревенчатые срубы,
Тяжелы дубовые кряжи.
Сибирячек розовые губы
В том краю по-прежнему свежи.

В старых дуплах тьму лесных орехов
Белки запасают до весны…
Я б на эту станцию поехал
Отдохнуть от грохота войны.

1941

НА ФРОНТ

Теперь весь мир пошел враскачку,
Шатаясь, как хмельной…
Сошлись приятели на дачку,
Чтоб выпить по одной.

Они велели гармонисту
Наяривать матлот.
Гармонь прервет то дальний выстрел,
То близкий самолет.

А пареньки пьяны немножко:
На фронт им скоро… Что ж!
Им невдомек, что рев гармошки
На реквием похож.

1941

ЗАВЕТ

В час испытаний
Поклонись отчизне
По-русски,
В ноги,
И скажи ей:
"Мать!
Ты жизнь моя!
Ты мне дороже жизни!
С тобою — жить,
С тобою — умирать!"

Будь верен ей.
И, как бы ни был длинен
И тяжек день военной маеты, —
Коль пахарь ты,
Отдай ей всё, как Минин,
Будь ей Суворовым,
Коль воин ты.

Люби ее.
Клянись, как наши деды,
Горой стоять
За жизнь ее и честь,
Чтобы сказать
В желанный час победы:
"И моего
Тут капля меда есть!"

1942

БОРЬБА