Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

• Название: После смерти Пушкина: Неизвестные письма
• Автор: Ирина Ободовская
• Издательство: "ТЕРРА"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02724-3

В этой работе авторов, являющейся продолжением книги «Вокруг Пушки­на», собраны письма Н. Н. Пушкиной и ее сестер, написанные ими после смер­ти А. С. Пушкина. Эти письма позволяют расширить наши представления о личности Натальи Николаевны, узнать о ее дальнейшей судьбе и жизни детей Пушкина после гибели поэта. Особенный интерес представляют публикуемые в книге письма Александры Гончаровой-Фризенгоф, ее мужа Густава Фризенгофа, а также Екатерины Дантес, Жоржа Дантеса и Луи Геккерна, которые дают возможность почувствовать отношения, которые сложились между ос­новными действующими лицами трагедии, произошедшей так давно, но не пе­рестающей волновать всех любителей творчества Пушкина. Вступительная статья Д.Благого.

---

Вы мне должны на сегодня двадцать тысяч рублей, упла­тите мне часть, а на остальное выдайте вексель. Все мы смертны, тому мы имеем печальный пример, надо привести в порядок наши дела. Я надеюсь скоро получить уведомле­ние о вашем приезде в С. Петербург и узнать, к какому согла­шению вы пришли с графом Строгановым. Но пришлите мне что-нибудь в счет вашего долга, мои расходы в данное время выше моих возможностей.

Прощайте, примите уверения в моих почтительных чувствах Б. де Геккерн».

Вряд ли это письмо нуждается в комментариях. И после смерти Екатерины Николаевны продолжались со стороны Геккернов многолетние требования денег на содержание детей, требования богатых людей к обедневшим Гончаро­вым.

...Смерть жены как будто развязала руки Дантесу. Теперь уже ничто каждодневно и ежечасно не напоминало о петер­бургской катастрофе... Первые годы после кончины Екате­рины Николаевны он, по-видимому, прожил в Сульце, по­степенно подготавливая почву к возобновлению карьеры. Как мы уже видели, он начал в 1843 году с выборной дол­жности члена Генерального совета департамента Верхнего Рейна, потом был еще раз переизбран и через несколько лет приобрел известный вес в родном Эльзасе. Впоследст­вии Дантес был уже председателем Генерального совета и мэром Сульца. Далее он был избран депутатом в Националь­ное собрание и переехал в Париж. Вопреки сложившемуся мнению о Дантесе как о легкомысленном и недалеком офи­цере, он оказался неглупым, а главное, ловким и хитрым че­ловеком, умевшим ориентироваться в любой обстановке и извлекать из этого выгоду. Искусный оратор, он начал быстро продвигаться и делать политическую карьеру.

17 июля 1851 года на заседании Национального собрания, на котором рассматривалась конституция Франции, Виктор Гюго выступил с четырехчасовой речью. Среди правых депу­татов, нападавших на Гюго, был и Дантес-Геккерн. В сборни­ке «Les Chatiments» («Возмездие») есть стихотворение «Сойдя с трибуны» (написано 17 июля 1851 года), отражающее впечатление Гю­го о выступлениях правых депутатов, в том числе и Дантеса:

Все эти господа, кому лежать в гробах,
Толпа тупая, грязь, что превратится в прах.

Широко известен отзыв К. Маркса о Дантесе как извест­нейшем выкормыше империи.

В 1852 году, после государственного переворота, принц-регент Людовик-Наполеон дает Дантесу очень важное дипломатическое поручение — выяснить у русского и австрий­ского императоров и прусского короля, как отнеслись бы они к его восшествию на императорский престол. В Потсда­ме Дантес встречался с Николаем I (правда, не как официа­льный представитель иностранной державы, а как бывший офицер гвардии), имел с ним длинный разговор, причем Николай был очень любезен с убийцей «пресловутого Пуш­кина». Переговоры Дантеса со всеми тремя монархами бы­ли проведены весьма успешно, и Людовик-Наполеон не за­медлил отблагодарить ловкого дипломата, назначив его се­натором. Будущее барона Дантеса-Геккерна было обеспече­но. «Благодаря его связям в дипломатическом мире, — гово­рит Л. Метман, — его осведомленности об иностранных дво­рах, которою он был обязан барону Геккерну, нидерланд­скому послу в Вене, он бывал неоднократно вовлекаем в ще­котливые переговоры».

Но помимо своей политической деятельности, Дантес очень активно занялся финансовыми делами. «Он был в числе первых учредителей некоторых кредитных банков, железнодорожных компаний, обществ морских транспор­тов, промышленных и страховых обществ, которые возник­ли во Фрднции между 1850—1870 годами», — говорит о своем деде Луи Метман.

По-видимому, Дантес составил большое состояние и был к концу жизни богатым человеком. В Париже он построил себе на Елисейских полях большой трехэтажный особняк, где жил со всей своей семьей. Но даже будучи вполне обес­печенным человеком, Дантес в 1848 году возбуждает против Гончаровых процесс, требуя ликвидации задолженности и доли наследства после смерти тещи (Наталья Ивановна умерла в 1848 году). Наглость этого человека переходит все границы: он даже обращается по этому поводу с письмом к Николаю I, где пишет о «благоволении, которым его вели­чество удостаивал отмечать автора письма во всех случаях». Император отослал просьбу Дантеса шефу жандармов Бен­кендорфу «для принятия возможных мер, чтобы склонить братьев Гончаровых к миролюбивому с ним соглашению». Дело о разных претензиях Дантеса к Гончаровым тянулось долгие годы, и какие-то небольшие суммы по наследству от родителей детям Екатерины Николаевны все же в конце концов были выплачены.

На протяжении всей своей жизни Луи Геккерн всячески помогал приемному сыну делать карьеру и после смерти оставил ему все свое состояние. Дантес умер в глубокой ста­рости, 83 лет. Оба старика похоронены в Сульце. Между их могилами находится могила Екатерины Николаевны...

Ну, а дети Екатерины Николаевны, что сталось с ними? Наталье Ивановне, как мы знаем, Дантес их не отдал, воспи­тала их его незамужняя сестра Адель Дантес. Дочери барона Дантеса-Геккерна выросли красивыми девушками и благода­ря положению своего отца были приняты при дворе. «Они унаследовали, — пишет Метман, — физические и моральные качества своей матери, и особенно — грацию». Старшая, Матильда, вышла замуж за бригадного генерала Жана-Луи Метмана; сын ее, Луи Метман, оставил воспоминания, выдерж­ки из которых мы здесь неоднократно приводили. Вторую свою дочь, Берту, которая была очень хороша собою, барон Дантес выдал за графа Вандаля, государственного советни­ка, главного директора почт. Сын его, Луи-Жозеф де Геккерн-Дантес — тот самый мальчик, появление на свет кото­рого стоило жизни Екатерине Николаевне, особой карьеры не сделал: в чине капитана вышел в отставку, женился в Су­льце и, видимо, там и провел большую часть своей жизни.

А что же сталось с Леони, младшей дочерью Екатерины Николаевны, которая была так «плохо встречена» матерью? Странная и печальная судьба ожидала ее... Могла ли Екатерина Николаевна предположить, что ее дочь будет страстно любить Россию, прекрасно знать русский язык и... обожать Пушкина!

В год столетия со дня рождения Пушкина в газете «Но­вое время» от 12 июня 1899 года была помещена «Беседа с бароном Геккерн-Дантесом-сыном» постоянного парижско­го корреспондента этой газеты И. Яковлева. Дантес-млад­ший рассказал: «Пушкин! Как это имя связано с нашим! Зна­ете ли, что у меня была сестра, она давно покойница, умерла душевнобольной. Эта девушка была до мозга костей рус­ской. Здесь, в Париже, живя во французской семье, во фран­цузской обстановке, почти не зная русских, она изучила русский язык, говорила и писала по-русски получше многих русских. Она обожала Россию и больше всего на свете Пуш­кина!» «Эта девушка обладала еще особенностью русской женщины, — пишет Яковлев со слов Дантеса, — она любила науку, любила учиться. В то время дочь сенатора Второй им­перии, имевшая доступ ко двору, где бушевало такое шум­ное веселье, знаете что она делала? Она проходила — конеч­но, дома — курс Ecol Polytechnique (Политехнического института), весь курс, — и, по сло­вам своих профессоров, была первой...»

«Знавали ли вы Геккерна-старика?» — спросил коррес­пондент. «Очень знавал: он умер 93 лет и часто бывал у нас. Мы его терпеть не могли. А он меня до того ненавидел, что даже лишил наследства».

У Леони был культ Пушкина. В ее комнате висело не­сколько его портретов, она знала наизусть множество его стихов. Известный пушкинист А. Ф. Онегин (Отто) видел ее до болезни и считал девушкой необыкновенной. Но, види­мо, слабое здоровье ее не выдержало напряжения и тяже­лых взаимоотношений с отцом, «с которым она не разгова­ривала после одной семейной сцены, когда назвала его убийцей Пушкина», и девушка закончила свои дни в психи­атрической больнице. Но нас нисколько не удивило бы, ес­ли бы ее запрятал туда Жорж Дантес, которого она обвиня­ла в смерти Пушкина.

Судьба Екатерины Дантес, безусловно, трагична. «Иг­рушка в руках баронов», она рано умерла, принеся свою жизнь в жертву безграничной любви к мужу. Она, конечно, никогда не могла забыть, что Дантес — убийца мужа ее сест­ры, и молчаливое осуждение семьи Гончаровых, а главное, передовой части русского общества тяжелым гнетом лежа­ло у нее на душе. Но ни в одном письме, даже намеком, она не признала ни вины мужа, ни доли своей вины в происшед­ших событиях. Гордость и самолюбие не позволяли ей сде­лать это... За все ей пришлось заплатить горькой своей уча­стью на чужбине с нелюбившим ее человеком и ранней смертью.

Трудно переоценить значение публикуемых здесь писем Дантесов и Геккерна. Они непосредственные участники ра­зыгравшейся в Петербурге драмы, и не только участники, бароны Геккерны — прямые виновники ее, независимо от того, действовали ли они по своей инициативе или были только орудием в чьих-то руках. Письма рисуют нам их как людей беспринципных, черствых, не брезгающих любыми средствами для достижения своих целей — карьеры и денег.