Николай Климонтович - Против часовой

• Название: Против часовой
• Автор: Николай Климонтович
• Издательство: БПП
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010

Женская судьба иной раз проделывает такие кульбиты, что всё, и в самом деле, встаёт с ног на голову и движется против часовой стрелки, вопреки логике и здравому смыслу. Однако поразительно другое — женщина обретает в этом счастье.

---

— Отлично долетели, детка, — сказала Солвейг, будто и не спала. — Тебя встречают? А не то…

— Нет-нет, у меня трансфер, — сказала Наташа, пытаясь встряхнуться. — И отель заказан…

Тут самолет скакнул в воздушную яму, чуть клюнув носом, и резко накренился вправо. Краем глаза Наташа увидела в иллюминаторе остроконечные горы на горизонте, поползшие куда-то вверх. Ее отвлекло от пейзажа то, что при маневре с полки над передним креслом что-то вдруг сорвалось. Оказалось, какой-то идиот засунул туда недопитую пачку томатного сока. Спереди раздался хрип и кто-то засучил ногами так сильно, что переднее кресло заходило ходуном. Видно, пассажир забыл, что привязан, и попытался вскочить, чтобы оценить последствия для своего костюма. Солвейг сказала задумчиво:

— Нет, определенно нам с вами везет, милая. Вот скажите, у вас была в жизни хоть малейшая надежда познакомиться с мужчиной, на которого хоть однажды падал томатный сок?

И обеим отчего-то стало так смешно, что они, сблизившись головами, зажав руками рты, принялись хохотать. Тут включились турбины, и уши заложило.

— Поздравляю, ты прибыла куда надо. Мексика, детка, это родина мира. — Солвейг кричала Наташе в самое ухо. — Ты идешь к самой себе, детка. — И повторила с напором, как цыганка некогда — Ты идешь к дому! — Наташе стало чуть не по себе. Потому что ее дом находился как раз в противоположном направлении… Да-да, она цыганка, она ворожит, Наташа ведь — просто по туру…

И тут самолет еще раз скакнул, раздался звук легкого удара под ногами, толчок и — покатили, подпрыгивая, по бетонной посадочной полосе. Русские дамы в салоне дружно зааплодировали, а мужской голос громко крикнул браво! браво русскому летчику! И, пожалуй, это было в последний раз, когда Наташа услышала голос родного патриотизма…

— Вот, возьми мою карточку, детка, — сказала Солвейг и протянула Наташе визитку. — На всякий случай. И не стесняйся, сразу звони, если что-нибудь будет нужно. Что-нибудь будет не так.

И опять Наташа поежилась. Сказала спасибо, спрятала карточку: сначала хотела просто сунуть в сумку, но потом положила в кошелек, рядом с деньгами, будто почувствовав, что карточка эта ей весьма и весьма пригодится… Старуха грузно поднялась, опираясь на палку, Наташа протянула было руку, чтобы ей помочь. — Не надо, детка, — сказала Солвейг О’Хара не без царственности, — я тебя пропускаю… Иди, я всегда выхожу последней…

Уже на трапе Наташа задохнулась от чужого пряного воздуха, зажмурилась от яркого солнца, но и беспокоясь — встретят ли ее, найдет ли она все, что нужно… Но все оказалось на редкость легко: она пристала к веренице пассажиров, что шли к зданию аэропорта, потом недолго топталась в очереди к окошку пограничного контроля, где таможенник бегло взглянул на нее и на паспорт и, улыбнувшись, произнес пор фавор, синьора… Наташа несколько струхнула, когда увидела, едва пройдя несколько шагов по залу, довольно флибустьерского вида крепыша со смоляными густыми усами, коричнево-черной наружности, который держал над собой плакат, где по-русски было начертано ее, Наташи, имя. Едва она подошла, как он оскалился хищно и почти вырвал у нее из рук чемодан. Сумку инстинктивно Наташа не стала отдавать.

На ярко освещенной солнцем асфальтовой площади малый чуть не втолкнул ее в обшарпанного вида зеленый фольксваген, еще раз улыбнулся — и дал газу, и все с такой скоростью, будто за ними гнались. Наташа зачем-то оглянулась — быть может, надеялась еще раз увидеть Солвейг, и со стороны аэровокзал показался ей совсем симферопольским. Ну, если бы не пальмы и не огромный герб на фасаде: хищный коричневый орел душит голубую змею. Змею было жалко.

Пока ехали от аэропорта, Наташа видела обок дороги много недостроенных кирпичных домов, как в Подмосковье, но было одно отличье: в домах, по-видимому, уже жили. И на каждом доме красовалась большая телевизионная антенна-тарелка. Тарелки были даже на бедных сараях, возле которых сушилось на веревках цветастое белье. Когда притормозили у поворота, Наташа успела разглядеть очень нище, чуть не в лохмотья, одетую девушку-индианку, которая увлеченно говорила по мобильному телефону. Наташа знала, что в Мексике плохо с водой, поэтому ее удивило обилие луж по обочинам. Удивило и то, что многие встречные одеты по-зимнему, в пальто или куртки. По-видимому, нынешняя температура воздуха — двадцать четыре по Цельсию — представлялась им весьма низкой.

В повышенном темпе проходило и ее обустройство в гостинице. Называлась она Hotel Roosevelt, и здесь ее тоже уже ждали. Бой перехватил чемодан у шофера, метрдотель приветливо помахал рукой. Наташа была засунута в лифт, потом проведена пустым коридором, дверь распахнулась, фавор, синьора, она осталась одна.

Номер был несколько странным: он состоял из треугольников и округлостей, и в русском понимании в нем не было прямых углов. Было круглым зеркало, были округлыми светильники в форме раковин. Журчал кондиционер. Жалюзи были опущены, и было полутемно. На кровати, застеленной белоснежным покрывалом, лежали одинокая карамелька и сухой цветок. Наташа присела на краешек, потому что голова у нее кружилась: наверное, началась акклиматизация, решила Наташа. Теперь она чувствовала одиночество и опустошенность. И в растерянности думала: и что — куда теперь?

Глава 17. НЕУЖЕЛИ МЕКСИКА

В это было решительно невозможно поверить. Наташа только что сидела вот точно так на краю своей супружеской кровати в московском спальном районе Митино — на дорожку. Потом полковник подхватил ее чемодан, погрузил багаж и жену в машину и отвез драгоценный, как он успел ее заверить, груз в Шереметьево-2. Он дождался, пока она миновала таможню, помахал рукой и послал воздушный поцелуй. И у Наташи возникло, вспомнила она сейчас, нехорошее чувство, будто супруг рад ее отбытию, уж больно он подлизывался к ней по дороге… И вот теперь она — в Мексике? Сомнительность ее местопребывания усугублялась тем, что за окнами стояло то же самое утро, что было совсем недавно в Москве.

Что она знала об этой стране? Конквистадоры, сомбреро, индейцы в перьях, коррида, «Симона, ты не можешь так поступить», мачо с длинными черными хвостами на затылках и с пистолетами, «молись, тебе осталось времени выпить последний глоток текилы», песо, много-много голубей на площадях перед готическими соборами, знойные звуки гитары, верховный жрец Кетцалькоатль и пирамиды майя, «Луис, оставь меня, я еду рожать к маме», басанова, три сотни сортов колючих кактусов, Рио-Гранде… Наташа вышла на балкон, чтобы поближе рассмотреть новую страну пребывания.

Окна ее номера выходили не на улицу, а во двор отеля. Сейчас двор пересекала немолодая женщина в бумазейном халате и тряпочных тапочках на босо ногу. В руке она несла красный пустой пластмассовый таз. Не была б женщина такой смуглой, с черными, лоснящимися под солнцем гладкими волосами, вполне могла бы сойти за подмосковную поселянку, только что прищепившую постиранное белье на веревке.

Сбоку грудились какие-то домики с трубами каких-то коммуникаций наружу. В прогалах были видны другие, такие же. Слева Наташа обнаружила странную сцену: на открытой заасфальтированной площадке прилежно репетировали танцевальные движения с десяток трогательных девчушек в белоснежных пачках — молодые веточки, юные побеги. Руководила репетицией стройная дама в черном трико. Все происходило беззвучно, а, может быть, музыка была не слышна Наташе, тонула в звуках улицы, которые проникали и сюда. Девочки были того же возраста, что и ее младшенькая… Наташа вздохнула и ушла с балкона, опустила жалюзи и опять задумалась — как ей поступить.

Она развернула конфетку и сунула в рот. И решила, что не ляжет отдыхать, как собиралась. Все надо сделать немедленно, и нечего откладывать: Наташа боялась промедлить и потерять решимость. Она положила липкую карамельку на тумбочку, сбросила одежду, оглядела себя в овальном зеркале. С удивлением увидела, что у нее как будто приподнялась грудь. Она с удовольствием пощупала ее — грудь была твердой и как будто подросла. Потом долго стояла под душем, с удовольствием использовав здешний шампунь в маленьких пакетиках, а потом — целых три гостиничных белых махровых полотенца. Переоделась, накрасилась, так сказать, льготно, умерено, по дневному, как будто шла к себе в институт, — ей казалось неправильным наводить слишком явный марафет, чтобы, не дай Бог, Валерка не увидел, сколь торжественна для нее эта встреча. Проверила — на месте ли записная книжка и деньги, спустилась в холл. Портье приветливо помахал ей рукой, будто они были давно знакомы. Он улыбался самым энергичным способом, шевеля своими черными мексиканскими усами.

— Буэнос динас, синьора, — сказал он.

— Хай, — сказала Наташа, как заправская американка — она ведь не знала, как его поприветствовать по-испански… — Ай нид а такси, приз. Энд ченд долларс, плиз, сэр.