Алексей Кирпичников - Сталинъюгенд

• Название: Сталинъюгенд
• Автор: Алексей Кирпичников
• Издательство: Вече
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3158-6

В 1943 году, накануне летней кампании, пятнадцатилетний сын одного из высших сталинских сановников застрелил одноклассницу, после чего покончил с собой. Следствие по делу возглавил сам народный комиссар госбезопасности СССР. Выяснилось, что погибший, ученик элитной школы, организовал среди одноклассников тайную организацию, использовавшую символику фашистской Германии. В эту организацию, среди прочих детей высокопоставленных руководителей СССР, входили двое сыновей Анастаса Микояна, и даже племянник самого Иосифа Виссарионовича…

Военно-приключенческая повесть «Сталинъюгенд» написана на основе достоверных фактов. С согласия ныне здравствующих героев в повести сохранены подлинные имена участников событий.

---

Каким бы умным, проницательным и чувствительным к происходившему ни был Анастас Иванович, ему и в кошмарном сне не могло привидеться, что расследование, с ведома главного жреца, находится только в самом начале пути.

7

Евгения Даниловна была по-прежнему глубоко убеждена, что Феликс ей что-то недоговорил, и хотела выяснить, что именно ребята скрывают. Напрашивался новый разговор с сыном, представлявшийся весьма непростым. Занимая руководящий пост — Кирпичникова работала секретарем райкома партии по идеологии — она плохо умела вести мягкую, проникновенную беседу, а внутреннее ощущение подсказывало матери, что жёсткостью и напором от Феликса ничего путного добиться не удастся.

Весь следующий день после похорон Уманской она промучилась сомнениями и попыталась за ужином рассеять их, затеяв с Феликсом разговор, но в ответ на вопросы сын бормотал что-то маловразумительное. Тревога только усилилась. Совсем под вечер, когда парень ушёл спать, она выждала несколько минут и, стараясь не шуметь, без стука зашла к нему. Свет уже не горел. Сын лежал, повернувшись лицом к стене. Это было необычно — он всегда подолгу читал на ночь.

Услышав слабый скрип половицы, Феликс резко приподнялся, повернулся к двери и застыл, опёршись локтем на кровать. На его лице, осветившемся полоской света из коридора, проявились испуг и растерянность. Увидев мать, он испытал заметное облегчение и снова откинулся головой на подушку. Евгения Даниловна села возле сына и неожиданно для обоих нежно погладила его по голове.

— Фелинька, ты нам с папой не всё рассказал. Я в этом уверена. Знаю, что у вас могут быть какие-то свои тайны, но, по-моему, случилось нечто такое, чем ты просто обязан поделиться. Пойми — если у тебя беда, то, кроме родителей, никто не поможет. Расскажи, что ты скрываешь?

Феликс долго молчал — было видно, что он напряжённо думает. Мать не торопила и терпеливо ждала. Она знала, что сын способен трезво оценивать события — он хорошо учился и много читал, но это не мешало ему быть настоящим сорванцом. Хотелось увидеть, что пересилит сейчас — рассудок или детское упрямство. Вспомнилось, каким хулиганистым рос её любимец.

В четыре года, оставшись наедине с бабушкой, он взял в руку большой кухонный нож, решив выяснить строение её внутренностей. Обмершая от страха старушка едва успела запереться в уборной и два часа просидела в плену, ожидая спасительного прихода кого-нибудь из родителей «вождя краснокожих».

В шесть лет, гуляя с матерью, мальчик залез на самую макушку высокой берёзы и начал раскачиваться, рискуя сорваться и убиться насмерть. А она беспомощно стояла внизу, плакала и причитала: «Фелюсенька, родненький, ну слезь, пожалуйста. Я тебе конфет дам. В зоопарк свожу. Ну что ещё захочешь — всё сделаю». И когда он, как ни в чём не бывало, спустился на землю, она в награду отхлестала его по заднице. От этого воспоминания защемило, и нахлынула запоздалая жалость.

Позже сын утащил из дома и подарил какой-то шпане семейную реликвию — именные отцовские часы. За это ему тоже влетело по первое число, а часы потом долго искали, но всё-таки нашли и вернули Пете.

В десять лет, насмотревшись «Путёвку в жизнь», Феликс выкинул очередной фортель. Во дворе он подкрался сзади к соседу — второму секретарю Выборгского райкома партии Ленинграда — и бритвой вырезал у него из пальто здоровый кусок плотного драпа. Скандал тогда еле замяли. Это стоило и нового пальто, и прилюдной порки сына, и долгой успокоительной Петиной беседы с секретарем за бутылкой водки.

А Феликсу все нипочём. Уже после переезда в Москву он с друзьями смастерил из лёгкого картона огромный пистолет и прикрепил его крючком к ремню участкового. Милиционер инспектировал участок, а за спиной у него болтался бумажный мазуер длиной в полметра. Очевидцы писались от смеха, пока кто-то не указал стражу порядка на причину всеобщего веселья. И опять отцу пришлось за Феликса заступаться, а потом пороть.

Подросши, сын стал намного спокойнее — уже не был таким шкодливым. Но, может, это только кажущееся спокойствие? Воспоминания прервал голос Феликса:

— Мам, зря так волнуешься. После убийства мы растерялись…. никак не поймём, где он взял оружие?

— Опять завёл свою шарманку! Вас кроме пистолета что-то сильно волнует! — Мать вцепилась в сына мёртвой хваткой.

— Нет.

— Тогда, отчего у тебя был страх, когда я зашла в комнату?

— Н-не знаю. Вообще-то, когда папа сказал, что допросят, я и вправду испугался. Меня ведь никогда не допрашивали.

— Если нечего скрывать, то и пугаться нечего. Фелинька, ты уже достаточно взрослый. Должен понимать, что болезнь надо лечить, а не загонять её внутрь. Расскажи, что у вас произошло с Шахуриным?

— Мам, ну я обо всём сказал.

— Хорошо, я понимаю — родители тебе не указ. После похорон Нины ты встречался с одноклассниками. Я сознательно это разрешила — чувствовала, что у вас какая-то тайна. Думала — встретишься с друзьями и обсудишь, что будет, когда вылезут наружу ваши секреты. Какие тогда возникнут проблемы?! Но вы решили по-своему. Только не забывайте — эта история просто так в архив не спишется. Органы выяснят всё до самых мельчайших подробностей. Если вы что-то скрываете, это со временем станет, кому надо, известным!

— Мамочка, если вызовут, я ни одного слова не совру. Честное пионерское!

— А ты и считай, что уже вызвали. Ну-ка давай, рассказывай, как на духу!

— Да нечего мне рассказывать.

— …Ладно, подумай хорошенько. Может, чего и надумаешь вспомнить? — Евгения Даниловна встала и тяжёлой походкой вышла из комнаты, затворив за собой дверь.

Оставшись один, Феликс снова перевернулся на живот, обняв руками подушку и уткнувшись в неё лицом. Тело утонуло в страхе. Он очень боялся — если у Шахурина произвели обыск, чекисты нашли протоколы их тайной организации, среди которых мог быть последний, о присвоении ей названия «Четвёртая Империя».

От разговора с сыном у Евгении Даниловны остался неприятный осадок — ей не удалось вызвать Феликса на откровенность, хотя осталась уверенность, что он скрытничал. Её часто мучила изжога — вот и сейчас снизу поднялась горечь и обожгла рот. Зайдя на кухню, она налила в стакан «нарзана» и осушила его несколькими большими глотками. Стало немного легче. Прежде чем пытаться что-то предпринять дальше, Кирпичникова решила поговорить с мужем. Быстро сделать это не удалось — в тот день Пётр Иванович не приехал ночевать — на завтра было назначено заседание ГКО, и он сутками выверял и сверял с оборонщиками Устиновым и Новиковым сводки наркоматов и информацию, полученную с мест от его собственной службы, чтобы подбить баланс выпущенной продукции, вплоть до последнего ствола. Таким образом, разговор с мужем отложился.

* * *

Евгения Даниловна Кирпичникова (в девичестве Геня Шулькина), была колоритная, широкая в кости, немного неуклюжая женщина среднего роста, с запоминающимся интересным и властным лицом, украшенным выразительными серо-зелёные глазами и густыми темными бровями. Тонкие каштановые волосы она обычно убирала сзади в пучок. Красивые, но отнюдь не мелкие кисти её рук отличала необычайная для женщины сила, а фигуру выделял весьма значительный бюст. Хотя она была чистокровной еврейкой, в её говоре совсем не замечалось акцента, а в лице и облике отсутствовали типичные иудейские черты. Детство в семье полоцкого колбасника проходило далеко не беззаботно — ранняя потеря отца-кормильца сделала жизнь весьма непростой. Вместе с матерью Геня поднимала младших: сестру Зелду, братьев Самуила и Бориса. Позже отношения в семье осложнились — мать нашла молодого мужа, всего на пять лет старше Гени. Все это сделало Шулькину не по годам взрослой и рассудительной, и характер у неё сформировался крутой.

Революция, полыхнувшая в России, вовлекла её в свой кровавый круговорот и понесла от уездовской комсомольской ячейки в Питер. В шестнадцать лет она вступила кандидатом в ВКП(б) и самозабвенно трудилась в отделе пропаганды губкома партии, где вскоре познакомилась с Петром Кирпичниковым, тоже кандидатом в партию, занимавшим скромную должность в губернском исполкоме. Пётр был породистым и крепко сложённым мужчиной с удивительно красивым и завораживающим голосом — низким баритоном. «Университеты» он проходил, работая грузчиком в нижегородском речном порту. Революция затребовала молодых людей для активного участия в строительстве новой жизни.

В двадцать шестом Шулькина и Кирпичников стали жить гражданским браком. В жилом крыле Смольного им выделили комнату, где в июне двадцать восьмого родился первенец, названный Феликсом в честь почившего столпа революции Феликса Дзержинского. Материально им жилось ещё тяжело, но уже тогда забота о хлебе насущном отодвинулась как бы на второй план — обкомовско-исполкомовские пайки и ордера на необходимые товары покрывали их нехитрые потребности. Развернувшаяся после смерти Ленина борьба за власть невольно явилась для каждого из них своеобразным трамплином для роста. Столкновение сталинского ядра руководства партии сначала с троцкистами, потом с зиновьевцами, затем с бухаринцами и, конечно, тотальная чистка, вызванная убийством Кирова, материализовались в физической ликвидации очередного слоя руководства. Вакантные места, как правило, отдавались нижестоящим работникам. Всегда поддерживая линию Сталина, Кирпичниковы быстро поднимались по административной и партийной лестницам.