Гурам Дочанашвили - Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)

• Название: Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)
• Автор: Гурам Дочанашвили
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

Роман известного грузинского прозаика Г. Дочанашвили — произведение многоплановое, его можно определить как социально-философский роман. Автор проводит своего молодого героя через три социальные формации: общество, где правит беспечное меньшинство, занятое лишь собственными удовольствиями; мрачное тоталитарное государство, напоминающее времена инквизиции, и, наконец, сообщество простых тружеников, отстаивающих свою свободу в героической борьбе. Однако пересказ сюжета, достаточно острого и умело выстроенного, не дает представления о романе, поднимающем важнейшие философские вопросы, заставляющие читателя размышлять о том, что есть счастье, что есть радость и какова цена человеческой жизни, и что питает творчество, и о многом-многом другом. 

В конце 19 века в Бразилии произошла странная и трагическая история. Странствующий проповедник Антонио Консельейро решил, что с падением монархии и установлением республики в Бразилии наступило царство Антихриста, и вместе с несколькими сотнями нищих и полудиких адептов поселился в заброшенной деревне Канудос. Они создали своеобразный кооператив, обобществив средства производства: землю, хозяйственные постройки, скот. 

За два года существования общины в Канудос были посланы три карательные экспедиции, одна мощнее другой. Повстанцы оборонялись примитивнейшим оружием — и оборонялись немыслимо долго. Лишь после полуторагодовой осады, которую вела восьмитысячная, хорошо вооруженная армия под командованием самого военного министра, Канудос пал и был стерт с лица земли, а все уцелевшие его защитники — зверски умерщвлены.

Этот сюжет стал основой замечательного романа Гурама Дочанашвили. "До рассвета продолжалась эта беспощадная, упрямая охота хмурых канудосцев на ошалевших каморрцев. В отчаянии искали укрытия непривычные к темноте солдаты, но за каждым деревом, стиснув зубы, вцепившись в мачете, стоял вакейро..." "Облачение первое" — это одновременно авантюрный роман, антиутопия и по-новому прочитанная притча о блудном сыне, одно из лучших произведений, созданных во второй половине XX века на территории СССР.

Герой его, Доменико, переживает горестные и радостные события, испытывает большую любовь, осознает силу добра и зла и в общении с восставшими против угнетателей пастухами-вакейро постигает великую истину — смысл жизни в борьбе за свободу и равенство людей.

Отличный роман великолепного писателя. Написан в стиле магического реализма и близок по духу к латиноамериканскому роману. Сплав утопии-антиутопии, а в целом — о поиске человеком места в этой жизни и что истинная цена свободы, увы, смерть. Очень своеобразен авторский стиль изложения, который переводчику удалось сохранить. Роман можно раздёргать на цитаты.

К сожалению, более поздние произведения Гурама Дочанашвили у нас так и не переведены.

---

— С ума сошел... что ли!..

— Нет, Доменико, так нужно... Прости, — и поцело­вал его в голову. — Ну, смотри... о моем брате не забы­вай. — И добавил с улыбкой: — Кактусного... Артуро вы­садит тебя в двух часах ходьбы от Каморы, ночью; разумеется, из страха не подвезет к самому городу... и винить его трудно. К городу один пойдешь, увидишь темнеющую громаду — это и будет Камора ночью... Смело войди в ворота, мой брат будет опекать тебя — незримо, конечно. — Александро помолчал, слова верте­лись на языке, но произнести их не хватало духа, он опу­стил голову. — Прости, Доменико, но я должен упомя­нуть Анну-Марию. Оплакивай, скорби, горюй, но знай — не многие прожили на свете так чисто, так прав­диво и честно... И думаешь, ты думаешь, она несчастна? Э-эх, непостижимые глубины... Ну, всего, ступай...

И еще раз поцеловал его в голову.

СОВСЕМ ДРУГОЙ ГОРОД

Во тьме, в зловеще разлившемся безмолвии все, каза­лось, звенело. Доменико не различал домов. Нащупывая стены, пробирался вдоль наглухо запертых домов и во­рот... Смерти искал скиталец в разбойничьем городе. Внезапно остановился, прижался к стене — с мешочком драхм в руке смерти жаждал в чужом, незнакомом горо­де, и к нему приближался кто-то темный, бежал, бесшум­но, осторожно. Доменико выронил мешочек, зажмурил глаза, а тот, неизвестный, пригнувшись, подлетел и всу­чил ему свой мешок, побольше, чем его, кинув скорого­воркой: «Подержи, хале, будь другом, ты беги в ту сто­рону, а я в другую, собьем их со следа. У меня четверо ребят, хале, и за ней, как за родным ребенком ухажи­вал...» — и понесся дальше. Впервые видел Доменико, чтоб мешок подпрыгивал, и, безотчетно ухватив его, не знал, как быть, пока самого не схватили и не вырвали мешок. «О-о, хале, подойди ближе, ну-ка посвети на не­го, ого! На здешнего не похож, пошли, приятель, пошли, хале. И этот твой?» — он пнул ногой мешочек с драхма­ми. На привидения походили неизвестные — в темных де­ревянных накидках-щитах, в деревянных головных убо­рах, и лица были спрятаны под железной маской с узкими разрезами для рта и глаз. «Забирай и этот ме­шочек, хале...» Голоса из-под маски звучали приглушен­но, шипяще. Сами были босые и с Доменико стянули его высокие сапоги, понеслись с ним куда-то, на каждом углу застывали, отрывисто свистели в свисток и мчались дальше... Наконец чудно постучались в один дом, ввели его куда-то; на роскошной тахте, развалясь на боку, зе­вал со скуки какой-то человек. От его взгляда у Домени­ко подкосились ноги — попадаются же с такими глазами!

Двое, что привели Доменико, сняли деревянные ма­ски, накидки, приставили к стене и клещами преспокойно вытащили из них узкие ножи... «Кто таков?» — нехотя спросил лежавший на тахте. «Смерть заслуживший, — ответили ему. — Вот с чем поймали, — и пнули прыгав­ший мешок. — Да еще не здешний, кажется...» — «Хоро­ши наши дела, если даже чужаки шляются ночью по городу, и еще с этим... Развяжи-ка». Что происходило! Из прыгавшего мешка вытащили кошку с завязанной мордочкой. «С когтями?» — «О-го, не когти, а клещи, ха­ле. Четвертая». «Ты не здешний?» — обратился человек к Доменико. «Нет!» Спрашивавший хмыкнул, встал и спросил неожиданно учтиво: «У вас родственники в Верхнем городе, уважаемый?» — «Нет». — «Совсем-совсем никого, хале?» — «Нет». — «Может, вы с заданием прибыли, хале?» — «Нет». — «Зачем тогда привели его сю­да? — недовольно бросил человек и снова разлегся. — Уведите, уведите, прирежьте где-нибудь подальше... Мою пуговицу нашли?» — «Нет, хале... В овраг сбросить труп?» — «Бросайте куда хотите... Наверно, плохо иска­ли».— «Хорошо искали, хале... Снять с него одежду или...» — «Не знаю... Что на нем?.. А может, под тахту закатилась?..» — «И под тахту заглядывали, хале... — и осветили Доменико фонарем. — Ого, хорошо одет, ха­ле!» — «В самом деле? — усомнился человек. — Отлично. А в мешочке что?..» — «Не проверяли, хале». — «Загляни-ка, Чичио...» Плюгавый каморец ловко развязал мешо­чек и заглянул в него, даже пальцы запустил... и ошалел: «Драхмы, хале!» — «Что ты говоришь, Чичио... — Чело­век встал, растерянно ступил к Доменико, тоже заглянул в мешочек.— Простите, сеньор...» — он стоял на ко­ленях.

И Доменико понял — смерть поджала хвост, улизнула из накрепко запертой комнаты.

— Простите, сеньор, — человек все стоял не коле­нях. — Простите нас, как я мог подумать... Вы так про­сто держитесь. Простите, да?

Доменико молчал.

— Сколько в мешочке, сеньор?

— Почти четыре тысячи восемьсот.

— Что-о?! Четыре тысячи восемьсот раз желаю вам здоровья, хале. — Встал, отряхнул с колен пыль. — Мар­шалу доводитесь, вероятно, кем-нибудь... великому мар­шалу.

Молчал Доменико.

— А мешок с кошкой... В самом деле ваш?

— Нет.

— Чей же?

— Кто-то всучил мне.

— И вы взяли?! Вот это мужество, верно, Чичио? Принять на себя такое преступление, но, видимо, род­ственник маршала, и... Что вам стоит, верно, хале? — голос звучал ласково. — Как вы все же решились хо­дить без накидки-щита, хале?.. Есть где переночевать, хале?

— Нет.

— Иди, отведи его ко мне, Чичио... Хотя нет, меня не ждут, дежурный у меня бедовый... Как же быть... Прово­ди к Скарпиозо! — И объяснил: — Впустит, ждет меня этой ночью. По пятому способу постучишь, понял? На­брось на него накидку-щит, выбери получше, и шап­ку с маской... Подай-ка напиться, Чичио... — Пить ему за­хотелось, и он человеком был... — По пятому варианту, слышишь?..

— Как же, слышу, хале...

Снова пробирались вдоль стен. Маленький Чичио впереди, а он, тонкий, высокий, — но пятам за ним. По ночной Каморе крались двое в масках. «Ох, забыл имя маршала, не помните, а?» — спросил Чичио... «Нет». — «Как я позабыл, — шипяще доносилось из-под маски, — его и полковника Сезара одинаково звать, верно, ха­ле?» — «Не знаю». — «Как, ни с одним не знакомы, хале?»

Доменико не стал отвечать.

Они шли, но не слышно было ни звука — шли босые, сапоги Доменико сунул под мышку его проводник — ува­женье выказывал.

— Что значила эта кошка в мешке?..

— Как, и этого не знаете, хале?

— Нет.

— Не услыхал бы кто... на ухо скажу, хале...

Когда он склонился к низенькому каморцу, тот не­ожиданно скинул с него деревянную накидку и пырнул было ножом в живот, по из-за спины Доменико кто-то ловко ударил Чичио ножом по руке.

— О-ой... Ой, хале! — взвыл Чичио, — чего не сказа­ли, что вас охраняют! Знал бы, разве посмел, не дурак же я...

Доменико обернулся, но за ним никого уже не было.

— Простачком прикинулись, как не совестно изде­ваться над человеком! — упрекал Чичио, старательно перевязывая руку. — Нельзя так, хале.

Кто ж его спас, интересно... Брат Александро!

— Так вот, хале, я хотел сказать, что у нас запре­щены кошки, а уж с когтями — подавно!

— Почему?

— Мы по ночам ковры вывешиваем на балконах, ха­ле, так принято, вон на домах всюду ковры, хале, видите?

Ничего не было видно.

— Чего нам таить свое богатство, хале, самые дорогие ковры вывешиваем. Балконы высоко — три человека взгромоздятся друг на друга и то не достанут, и ни одним крючком не стащить ковер так здорово, как кошкой. Привяжешь к кошке веревку, завяжешь ей мор­дочку, хале, и подбросишь к балкону, она вцепится в ковер, а ты рванешь за веревку, и ковер ваш, верно, хале?

— И потому кошки запрещены?

— Ага. Только у маршала Бетанкура есть, хале.

— А что значит — хале?

— Ничего... просто так говорим.

— Что значит — просто так?..

— Опять дурачите, хале?..

Шли вдвоем, в масках, по ночной Каморе.

— Видели бы кошку маршала... Большая, красивая, пушистая. Вот и дошли, кажется...

И очень странно постучал. Тотчас открыли, предупре­див:

— Не входите!

— Почему, хале?

— Сначала укроюсь в комнате.

— Что, не доверяешь? Это я, Чичио.

— Ишь, обрадовал! — Хозяин хихикнул и, скрыв­шись, разрешил: — Вон в ту комнату пройдите.

— Почем ты знаешь, что нас двое?

— Знаю!

— Почем ты знаешь?! Чей он человек, если знаешь?

— Знаю, маршала Бетанкура.

— Кто тебе сказал?..

— Откуда я знаю... Кто-то постучался по пятому спо­собу, как вы, и сказал.

— Кто он был?

— Как думаешь, без маски был он в этот час?

— Нет, что ты!

Брат Александро!

Едва вошли в указанную комнату, послышался сильный удар.

— Ой, хале! И тут у вас свой человек! Чего не сказа­ли, что вас охраняют! Все зубы выбил мне, — заскулил Чичио. — Не могли сказать, хале? Какого дьявола стал бы во второй раз рисковать, не дурак же... Нельзя так, хале. Дайте хоть драхму...

— Завтра получишь, — сказал Доменико. — Ступай, оставь меня.

— Да, забыл, хале, не угодно ли хорошую девку — утреннюю девку?..

— Убирайся!

— Вот ключи, хале, запритесь и щеколду накиньте, хале. Если с тобой случится что, с нас шкуру, наверно, сдерут.

Один был Доменико. Лежал на постели в тщательно запертой комнате. Не снял ни накидки-щита, ни маски, лицо повлажнело. Совсем один был тут и все равно ощу­щал кого-то, во тьме различил на потолке пятно — бес­форменное, неопределенное, один был и все же знал — кто-то любил его! Нет, не брат Александро, и не сам Александро, кто-то совсем другой...