Наташа Кампуш - Наташа Кампуш. 3096 дней

• Название: Наташа Кампуш. 3096 дней
• Автор: Наташа Кампуш
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-04025-9

Громкая история Наташи Кампуш, описанная в этой книге, всколыхнула всю Европу. В самом центре континента, в маленькой и чинной Австрии маньяк похитил 10-летнюю девочку и 8 лет держал ее в заточении. Вся австрийская полиция была поставлена на ноги. Девочку искали даже в соседних странах, но безрезультатно. Никто и предположить не мог, что все эти годы она провела в подвальной каморке два на три метра и высотой 160 сантиметров. История закончилась чудом — пленница сумела бежать, а похититель, поняв, что вот-вот за ним придут полицейские, покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд.

Девушка решилась открыть всю правду о своей жизни в заточении, рассказать о пережитых детских страхах, слезах и отчаянии, а также о неоднозначных отношениях с похитителем Вольфгангом Приклопилом.

---

Не найдя для себя объяснения, почему именно я стала жертвой, сидя в своем подвале, я начала искать вину в себе. Сцена ссоры с матерью накануне вечером крутилась передо мной бесконечной кинолентой. Меня приводила в ужас мысль, что похищение стало наказанием за то, что я была плохой дочерью. За то, что я ушла без единого слова примирения. В моей голове все смешалось. Я выискивала в своем прошлом каждую ошибку, допущенную мною когда-либо. Каждое несправедливое слово. Каждую ситуацию, когда я была невежливой, непослушной или строптивой. Теперь я знаю, что это очень распространенный механизм — когда жертва берет на себя вину за преступление, совершенное против нее. Но тогда это был вихрь, уносящий меня с собой, против которого я не могла устоять.

* * *

Мучительный свет, не дававший мне заснуть в первые ночи, уступил место абсолютной темноте. Когда Похититель вечером выкручивал лампочку и закрывал за собой дверь, я чувствовала себя отрезанной от всего мира: ослепшая, оглохшая от постоянного треска вентилятора, не способная ориентироваться в пространстве, а иногда даже ощущать саму себя. На языке психологов это называется «Sensory Deprivation»[13] — сенсорная депривация. Отсечение всех органов чувств. Но тогда я понимала, что от этого одиночества в кромешной тьме рискую потерять рассудок.

С тех пор, как Похититель стал оставлять меня одну с вечера до завтрака следующего дня, я находилась в состоянии некого парения в беспросветной невесомости и могла только лежать, уставившись в темноту. Временами я начинала кричать или барабанить в стены в отчаянной надежде, что меня все-таки кто-нибудь может услышать. Хотя я была предоставлена самой себе и оставалась наедине со своим страхом и одиночеством, я все же пыталась внушить себе мужество и отогнать панику с помощью «рациональных» средств. Это были слова, спасающие меня в то время. Как некоторые часами орудуют спицами, вывязывая ажурную кружевную салфетку, так я мысленно сплетала воедино слова и писала самой себе длинные письма или рассказы, которые уже никто и никогда не запечатлеет на бумаге.

В основу сюжетов моих историй легли мечты о будущем. Во всех мельчайших подробностях я представляла себе, какой будет жизнь после моего освобождения. Я стану лучше учиться по всем предметам в школе и преодолею свою неуверенность. Также я решила, что займусь спортом и похудею, чтобы принимать участие в играх вместе с другими детьми. Я мечтала, как, оказавшись на свободе, перейду в другую школу — ведь я уже ходила в четвертый класс начальной школы[14] — и как меня примут другие дети. Вызову ли я у них интерес только как жертва похищения? Примут ли они меня как равную себе? Но самыми яркими красками я рисовала встречу с родителями. Как они заключат меня в свои объятия, и как отец поднимет меня вверх и начнет кружить в воздухе. Как я вернусь в прекрасный мир раннего детства, а время ссор и унижений будет навсегда забыто.

Но иногда этих фантазий было недостаточно. Тогда я брала на себя роль моей отсутствующей матери, разделяя себя мысленно на две части и пытаясь от ее лица оказать себе поддержку: «Представь, что ты в отпуске. Хоть ты и далеко от дома, но ведь оттуда тоже непросто позвонить. Там нет телефона, но отдых не прерывают только из-за одной неважно проведенной ночи. Когда все закончится, ты снова вернешься домой и пойдешь в школу».

Мысленно произнося эти монологи, я отчетливо видела перед собой мать. Я слышала, как она говорит твердым голосом: «Возьми себя в руки, сейчас нет смысла психовать. Ты должна выстоять, и тогда все снова будет хорошо». Да. Если я буду сильной, все снова будет хорошо.

Если же и это не действовало, я пыталась вызвать в памяти состояние защищенности. В этом мне помогала бутылочка «Францбрандвайн», которую я вымолила у Похитителя. Бабушка всегда пользовалась им для втираний. Резкий свежий запах моментально переносил меня в дом в Зюссенбрунне, возвращая забытое теплое чувство безопасности. Когда мозг в одиночку не справлялся, то подключался нос — не потерять связь с самой собой и рассудок.

* * *

Со временем я попыталась привыкнуть к Похитителю. Я интуитивно подстраивалась под него, как подстраиваются под диковинные традиции людей в чужой стране. Сегодня я думаю: мне наверняка помогло то, что я была еще ребенком. Будь я взрослым человеком, вряд ли смогла бы выдержать тот гнет чужой воли и психических пыток, которым я подвергалась в подвале. Но с самого малого возраста дети так устроены, что воспринимают всех взрослых из ближайшего окружения как непререкаемый авторитет, на который стоит ориентироваться и кто устанавливает нормы, что правильно, а что нет. Детям указывают, что надеть и когда идти в постель. Они едят то, что подается на стол, а сопротивление пресекается. Родители постоянно запрещают им то, что они хотели бы получить. Даже если взрослые забирают у ребенка шоколадку или пару евро, полученных от родственников на день рождения, то ребёнок должен принять это вмешательство как должное и осознавать, что родители поступают правильно. Иначе он может потерпеть неудачу в связи с несоответствием между его собственными желаниями и отказом тех, кого он любит.

Я привыкла следовать указаниям взрослых, даже если мне это было не по нутру. Была бы моя воля, я ни за что не ходила бы после школы в продленку. Особенно в ту, где предписываются даже самые основополагающие физиологические функции — когда можно есть, спать или справить нужду. Также я не ходила бы каждый день после продленки в магазин матери, где заедала скуку мороженым и маринованными огурцами.

Ограничение свободы ребенка, пусть даже на короткое время, не являлось для меня чем-то немыслимым. Хотя мне самой этого испытать не пришлось. Запирать непослушных детей в темный подвал было в то время расхожим способом воспитания во многих семьях. Можно было часто услышать, как бабульки в трамвае ворчали на матерей орущих младенцев: «Вот будь это мой ребенок, я бы заперла его в чулане!»

Дети могут приспособиться к самым неблагоприятным условиям и принимать побои родителей за выражение любви, а в затхлой развалюхе видеть домашний очаг. Моим домашним очагом стал подвал, а единственным близким человеком — Похититель. Вся моя жизнь лопнула по швам, а он оказался этим единственным в том кошмаре, в который она превратилась. Я была зависима от него так, как могут быть зависимы только грудные младенцы от своих матерей: любой знак расположения, любой кусочек еды, свет, воздух — все мое психическое и физическое состояние зависело от одного этого человека, запершего меня в подвальном застенке. А своими утверждениями, что мои родители не отвечают на требования о выкупе, он поработил меня также и эмоционально.

Если я хотела выжить в этом новом мире, то должна была встать на сторону преступника, что кажется непостижимым человеку, никогда не попадавшему в такую экстремальную ситуацию. Но я до сих пор горжусь тем, что сумела сделать шаг навстречу человеку, отнявшему у меня все. Так как этот шаг спас мне жизнь, несмотря на то, что для поддержания такого «позитивного подхода» к Похитителю мне понадобилось много сил и энергии. Потому что он постепенно превращался в рабовладельца и диктатора. Но я никогда не отступала от своего плана.

Маска благодетеля, желавшего сделать мою жизнь в заточении наиболее приятной, пока держалась. Жизнь и впрямь начала принимать некие будничные формы. Через несколько недель после похищения Приклопил принес в подвал садовый столик, два складных стула и кухонное полотенце, которое я могла использовать как скатерть, а также кое-что из посуды. Когда Похититель приходил к обеду, я накрывала стол полотенцем, ставила на него два стакана и аккуратно раскладывала вилки рядом с тарелками. Не хватало только салфеток — для этого он был слишком жадным. Потом мы садились вместе за складной стол, ели приготовленную заранее пищу и запивали ее фруктовым соком. Тогда он еще не начал экономить, и я наслаждалась тем, что могу пить сколько душе угодно. Создавалось некое подобие уюта, и постепенно я начала радоваться совместным трапезам с преступником. Они скрашивали мое одиночество. Они стали важны для меня.

Эта ситуация была до такой степени абсурдна, что не подходила ни под одну категорию из моей прошлой реальности. Мое внезапное заточение в маленьком темном мирке не подпадало ни под какие обычные стандарты. И мне не оставалось ничего другого, как создать свои собственные. Может быть, я попала в сказку? В место, рожденное в фантазиях братьев Гримм, далекое от любой реальности? Разумеется! Разве Штрасхоф не был давно окружен аурой зла? Ненавистные родители мужа моей сестры жили в одной его части с названием «Серебряный лес». Ребенком я всегда боялась встретиться с ними в квартире моей сестры.

Название места и недоброжелательная атмосфера в этой семье привели к тому, что еще до моего похищения «Серебряный лес», а с ним и Штрасхоф превратились в нечто подобное колдовскому лесу. Да, определенно, я попала в сказку, но не уяснила ее потайной сути.