Николай Рубцов - Собрание стихотворений

• Название: Собрание стихотворений
• Автор: Николай Рубцов
• Жанр: Поэзия

КОРОТКО О СЕБЕ

Родился в 1936 г. в Архангельской области. Но трех лет меня увезли оттуда. Детство прошло в сельском детском доме над рекой Толшмой — глубоко в Вологодской области. Давно уже в сельской жизни происходят крупные изменения, но для меня все же докатились последние волны старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного, поэтического. Все, что было в детстве, я лучше помню, чем то, что было день назад.

Родителей лишился в начале войны. После детского дома, так сказать, дом всегда был там, где я работал или учился. До сих пор так.

Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Служил четыре года на Северном флоте. Все это в равной мере отозвалось в стихах.

Стихи пытался писать еще в детстве.

Особенно люблю темы родины и скитаний, жизни и смерти, любви и удали. Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность и жизненная характерность настроений, переживаний, размышлений…

---

ПУСТЬ ПОЮТ ПОЭТЫ!

Мне трудно думать:
Так много шума.
А хочется речи
Простой, человечьей

О чем шумят
Друзья мои, поэты,
В неугомонном доме допоздна?
Я слышу спор,
Я вижу силуэты
На смутном фоне позднего окна.

Уже их мысли
Силой налились!
С чего ж начнут?
Какое слово скажут?
Они кричат,
Они руками машут,
Они как будто только родились!

В каких словах
Воспеть тебя, о спутник!
Твой гордый взлет — падение мое.
Мне сообщил об этом литсотрудник,
В стихи перо направив,
Как копье.

Мол, век ракетный,
Век автомобильный,
А муза так спокойна и тиха!
И крест чернильный,
Словно крест могильный,
Уверенно поставил на стихах.

На этом с миром
И расстаться нам бы,
Но отчего же
С «Левым маршем» в лад
Негромкие есенинские ямбы
Так громко в сердце бьются и звучат!

С веселым пеньем
В небе безмятежном,
Со всей своей любовью и тоской
Орлу не пара
Жаворонок нежный,
Но ведь взлетают оба высоко!

И, славя взлет
Космической ракеты,
Готовясь в ней летать за небеса,
Пусть не шумят,
А пусть поют поэты
Во все свои земные голоса!

В ГОСТЯХ

Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский,
И желтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…

Не может быть, чтоб это был не он?
Как без него представить эти тени,
И желтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырех сторон!

Я продолжаю верить в этот бред,
Когда в свое притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведет меня поэт…

Куда меня, беднягу, занесло!
Таких картин вы сроду не видали,
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!

…Поэт, как волк, напьется натощак.
И неподвижно, словно на портрете,
Все тяжелей сидит на табурете
И все молчит, не двигаясь никак.

А перед ним, кому-то подражая
И суетясь, как все, по городам,
Сидит и курит женщина чужая…
— Ах, почему вы курите, мадам! —

Он говорит, что все уходит прочь,
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь.
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Но все они опутаны всерьез
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слез!
И все торчит.
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тетки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде,
Опять туманом тянет и ознобом…

Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».

ПОЭТ (Поэма)

1

Трущобный двор.
                        Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И поздний свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
Весь небосвод в сверкании и в блеске!
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…
Не может быть,
                    что это был не он!
Как без него представить эти тени,
И странный свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырех сторон!
Я продолжаю
                    верить в этот бред,
Когда в свое притонное жилище
По коридору, в страшной темнотище,
Отдав поклон,
                    ведет меня поэт…

2

Он, как матрос, которого томит
Глухая жизнь в трущобах и в угаре.
— Какие времена на свете, Гарри?
— О! Времена неласковые, Смит!
В моей судьбе творились чудеса!
Но я клянусь
                    любою клятвой мира,
Что и твоя освистанная лира
Еще свои поднимет паруса!
Еще мужчины будущих времен —
Да будет воля их неустрашима! —
Разгонят мрак бездарного режима
Для всех живых и подлинных имен!

3

…Ура, опять ребята ворвались!
Они еще не сеют и не пашут,
Они кричат,
Они руками машут, —
Они как будто только родились!
Они — сыны запутанных дорог…
И вот стихи, написанные матом,
Ласкают слух отчаянным ребятам!

Хотя, конечно, все это — порок…

Поэт, как волк, напьется натощак,
И неподвижно, точно на портрете,
Все тяжелей сидит на табурете…
И все молчит, не двигаясь никак…

Он говорит, что мы одних кровей.
И на меня указывает пальцем.
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей!

Но все равно
                   опутан я всерьез
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слез!

И все торчит!
В дверях торчит сосед!
Торчат за ним разбуженные тетки!
Торчат слова!
Торчит бутылка водки!
Торчит в окне таинственный рассвет…
Опять стекло оконное в дожде,
Опять удушьем тянет и ознобом…

…Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».

В ГОСТЯХ

Куда меня,
                беднягу,
                            занесло?
Таких картин вы сроду не видали!
Такие сны над вами не витали!
И да минует вас такое зло!

Поэт, как волк, напьется натощак,
И неподвижно, словно на портрете,
Все тяжелей сидит на табурете…
И всё молчит, не двигаясь никак…

А перед ним,
                  кому-то подражая
И суетясь, — всего не передам! —
Сидит и курит женщина чужая…
Ах, почему вы курите, мадам!

Он говорит, что все уходит прочь,
И каждый путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь.

Он говорит, что мы одних кровей.
И на меня указывает пальцем.
А мне нелепо выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей!

И думал я: какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна все реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?!

Но все они опутаны всерьез
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слез!

И все торчит.
В дверях торчит сосед!
Торчат за ним разбуженные тетки!
Торчат слова!
Торчит бутылка водки!
Торчит в окне бессмысленный рассвет.
Опять стекло оконное в дожде.
Опять туманом тянет и ознобом…

Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».

ОСЕННЕЕ

Есть пора —
Души моей отрада:
Зыбко все,
Но зелено уже!
Есть пора
Осеннего распада,
Это тоже
Родственно душе!

Грязь кругом,
А тянет на болото,
Дождь кругом,
А тянет на реку,
И грустит избушка
Между лодок
На своем ненастном
Берегу…

Облетают листья,
Уплывают
Мимо голых веток
И оград,
В эти дни
Дороже мне бывают
И дела,
И образы утрат!

Слез не лей
Над кочкою болотной
Оттого, что слишком
Я горяч!
Вот умру —
И стану я холодный,
Вот тогда, любимая,
Поплачь.

И хотя отчаянья
Не надо,
Ты пойми,
По-новому уже,
Что пора
Осеннего распада —
Это тоже
Родственно душе!

ТАЙНА