Лиза Клейпас - Герой снов

• Название: Герой снов
• Автор: Лиза Клейпас
• Жанр: Исторические любовные романы

Во всем лондонском высшем свете не было мужчины более красивого, более блестящего, более элегантного, чем князь Николай Ангеловский, загадочный русский аристократ. Прекраснейшие из дам мечтали покорить сердце князя, но он желал лишь одну - гордую и независимую Эмму Стоукхерст, которая не могла - да и не хотела - принадлежать ему. Однако Николай пустил в ход чары, против которых Эмма была не в силах устоять, - чары настоящей любви, магию обжигающей чувственной страсти...

---

Она прикрыла глаза, вспоминая, каким добрым и заботливым был Адам. Ей тоже его не хватало. Если бы она могла броситься к нему в объятия прямо сейчас и позволить поцеловать себя и утешить! Но эту свободу она утратила. Пусть муж и был ей неверен, но это не означало, что она может предать собственные принципы. Ей не было бы прощения, если бы она нарушила брачные обеты. Если бы она так поступила, то не смогла бы жить в мире с собой.

– Не думаю, что смогу что-либо дать вам, - прошептала она.

– Я удовольствуюсь самой малой частицей вашего сердца. Вы - моя истинная любовь, Эм. И останетесь ею до моего смертного часа. Никто не властен изменить это… даже Николай Ангеловский. - Лицо его стало жестким, каким она никогда раньше его не видела. - Боже мой, кто-то должен оказать миру услугу и избавить от него… пока он не покалечил еще чьи-нибудь невинные жизни.

***

Николай услышал стук в дверь библиотеки и с нетерпеливым рычанием повернулся от стола к порогу. Все утро у него нещадно болела голова, так что он еле мог работать. Цифры и чернильные закорючки словно плясали перед его глазами.

"Проклятое похмелье", - подумал он и решил, что отныне сократит обеденную порцию водки.

– В чем дело? - спросил он.

Странно взволнованный Роберт Соме просунул голову в дверь и торопливо заговорил:

– Ваша светлость, я пришел сообщить вам, что почти закончил реставрацию картины. Потребуется еще кое-что чуть тронуть краской и закрепить, но уже видно, какой это прекрасный старинный портрет.

– Я зайду посмотреть на него попозже.

– Ваша светлость, если позволите, я принесу его сюда вниз для немедленного показа. Уверен, вы будете ошеломлены.

Николай иронически поднял брови:

– Так и быть. Несите.

Художник так торопился, что оставил дверь за собой открытой. Николай нахмурился и вновь склонился над письменным столом, но строчки счетов сливались в неразборчивые узоры. Он услышал за спиной тихое чавканье и опять обернулся к двери.

Его сын, Джейкоб, стоял там с посыпанным сахарной пудрой кексом в руках. При каждом осторожном укусе на ковер сыпались крошки.

– Что тебе нужно? - пробормотал Николай. Джейкоб не ответил, лишь продолжал смотреть на него с бесстрашным любопытством.

– Где Эмма? Ты же обычно проводишь это время дня с ней.

Джейкоб заговорил, по-деревенски произнося английские слова, что не переставало удивлять Николая, так как вовсе не сочеталось с типично русской внешностью ребенка:

– Она в зверинце. К ней пришел какой-то мужчина.

У Николая создалось явное впечатление, что мальчик сообщает ему об этом намеренно, в надежде, что Николай пойдет туда и прогонит незнакомца.

– В какой части зверинца? - спросил он сдержанным тоном. - У тигра?

– Нет, там, где Клео.

Николай встал из-за стола и широкими шагами вышел из комнаты через французское окно, чтобы скорее попасть в сады. Он был уже на полпути, когда увидел идущую от конюшен к дому Эмму. Стук калитки в стороне подсказал ему, что кто-то направляется к подъездной аллее. Он разрывался между желанием догнать посетителя и узнать, кто он такой, и возможностью неожиданно появиться перед Эммой и выяснить это у нее. Выбрав последнее, он быстрой походкой направился навстречу жене.

– Кто это был? - требовательно спросил он.

– Старый друг. Лорд Милбэнк, - на ходу ответила Эмма. Она миновала его, не останавливаясь, и, когда Николай потянулся к ней, резко отбросила его руку. - Не прикасайся ко мне!

– Чего он хотел?

– Ничего.

Волна слепой, бешеной ревности нахлынула на него. Он повернулся и последовал за Эммой.

– Я хочу с тобой поговорить, - настаивал он, хватая ее за руку и затаскивая в библиотеку.

– Не считай меня наивной и не оскорбляй своим неуклюжим актерством, - презрительно оборвала его Эмма. - Тебе абсолютно наплевать на меня и мои поступки.

– Скажи мне, зачем он сюда явился?

В синих глазах сверкнула ненависть.

– Адам рассказал мне о том, что ты сделал. Как ты угрозами заставил его отказаться от меня. Ты развел нас в разные стороны, а затем обманом взял в жены.

– Милбэнку было вовсе не обязательно бросать тебя. У него был выбор.

– Адам испугался тебя. И я его не виню. Ты - злобный и себялюбивый негодяй, без тебя на земле стало бы жить лучше и чище! - Голос ее упал до кипящего яростью шепота:

– Я презираю тебя, Николай, за то, что ты со мной проделал. Ты погубил мою жизнь.

Несмотря на всю черствость, Николай отпрянул при виде ее лица, осознав, что все это правда: Эмма его ненавидит, и он сам этого добился… Да, ему казалось необходимым оттолкнуть ее, чтобы сохранить себя, свою независимость. Но теперь он был совсем не рад, что достиг цели. Он был удручен, как никогда в жизни. В висках стучало, в ушах стоял звон, тонкий и пронзительный звук впивался в голову, становясь все мучительнее с каждой минутой. Николай потер лоб, стремясь как-то облегчить боль. Нет, сейчас никаких споров. Он разберется с женой потом.

"Убирайся отсюда", - хотелось ему сказать, но слова выговаривались вперемежку на русском и английском. Мысли путались, все стало зыбким, расплывалось…

– В чем дело? - резко спросила Эмма, но он только растерянно помотал головой.

Последовавшее напряженное молчание нарушил мистер Сомс, почти вбежавший в библиотеку с реставрируемой картиной в руках.

– Ваша светлость, - заговорил он на ходу, не замечая, что прерывает семейную сцену. Улыбнувшись при виде Эммы, он бережно водрузил картину на стол Николая и отступил. - Княгиня Эмма, я расчистил портрет. Вы непременно должны на него взглянуть. Это нечто необыкновенное. Видите?

Николай сосредоточил взгляд на портрете. Перед ним был мужчина лет тридцати, с золотисто-каштановыми волосами, янтарными глазами, высокими скулами, резко очерченным овалом лица и упрямым, крепко сжатым ртом.

"Бог ты мой! - Он словно уставился в зеркало. Это была точная его копия. - Это мое лицо, мои глаза…"

Внезапно голову снова пронзила острая боль. Он попытался отвести взгляд в сторону и не смог. Как сквозь туман до него донеслось потрясенное восклицание Эммы:

– Это же вылитый ты!

Последнее слово эхом прокатилось в его мозгу: "Ты-ты-ты…"

Николай сделал отчаянную попытку вырваться из странного наваждения, но тело и разум не повиновались ему. Он зашатался и рухнул на пол. Картина словно затягивала его в себя, магнитом тянула душу, высасывая жизнь из цепенеющего тела. Он погружался во тьму, и цвет, ощущения, само время уходили, уносились от него прочь тающим водоворотом теней.

"Я умираю", - подумал он, захлебываясь в потоке горького раскаяния. Какую пустую жизнь он вел! Теперь никто о нем не пожалеет, не заплачет на его могиле. Внезапно ему захотелось, чтобы Эмма обвила его сильными тонкими руками, влила в него тепло… Но вокруг была пустота… ничто… Лишь мучительное смятение угасающих мыслей.

Часть третья

(В этой части автор излишне вольно обращается с хронологией и реалиями русской жизни Петровского времени.)

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

А.С. Пушкин

Глава 7

Ноябрь 1707 года. Москва

Кто- то проговорил по-русски:

– Ваша светлость, пора ехать. Ваша светлость…

Незнакомый голос неотступно бубнил, и Николай, медленно просыпаясь, застонал от мучительного стука в висках. Во рту стоял кислый привкус выпитого накануне вина. Протерев глаза, он обнаружил, что сидит за дубовым столом, уронив голову на твердую столешницу.

– Всю-то ночь вы пили, - продолжал корить его незнакомец. - Уже и времени нет побриться и переодеться перед выбором невесты. Пожалуйста, князь-батюшка, просыпайтесь поскорее. Надо!

– О чем ты болтаешь? - озадаченно пробормотал Николай. Голова была налита тяжестью. В комнате пахло знакомо и уютно: не приторным ароматом крахмала и шерстяных тканей, как в его английском доме, а свечным воском, березовыми дровами и кисленькой терпкостью клюквы. Этот запах был таким родным, так сильно вызвал в памяти родину, что он снова закрыл глаза и глубоко, с наслаждением вдохнул. Постепенно в мыслях всплывало недавнее: ссора с женой, портрет…

– Эмма, - произнес он, с усилием, поднимая голову, и, протерев глаза, продолжал:

– Где моя жена? Где…

Однако слова замерли у него на устах при виде незнакомой обстановки. Худенький юноша в старинном русском платье терпеливо ждал рядом. Его карие, такие же темные, как волосы, глаза сверкали раздражением и досадой.

– Ваша светлость, мы найдем вам жену, как только вы соизволите проснуться и отправиться на смотрины.

Николай подпер голову руками и прищурился:

– Ты кто такой?

Молодой человек тяжело вздохнул:

– Боюсь, вы приняли больше, чем я думал. Если хозяин не помнит, как зовут его любимого дворецкого, у него наверняка в голове туман. Как же мне быть, как не Федькой Сударевым. - Он подхватил Николая под локоть, чтобы помочь ему встать из-за стола, но Николай с тихим рычанием стряхнул его руку.