Карл Отто Конради - Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни

• Название: Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни
• Автор: Карл Отто Конради
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Известный литературовед ФРГ профессор Карл Отто Конради в предлагаемом двухтомном труде рассматривает проблемы жизни и творчества Гёте на широком фоне общественного и духовного развития Германии XVIII–XIX веков. Книга К. О. Конради рассчитана на широкого читателя, желающего глубже проникнуть в духовный мир великого немецкого писателя.

---

Зайдель был человеком умным, активным. Уже в 1778 году он, вероятно недовольный своим местом с точки зрения доходов, решил попытать счастья, заведя холстопрядильню и чулочную мануфактуру, но все оказалось впустую. К проекту Гёте организовать школу, где бедных солдатских детей учили бы ткать и вязать, он присовокупил обширный собственный проект. На время путешествия в Италию Гёте доверил своему помощнику исполнить важные деловые поручения, имевшие отношения также и к изданию сочинений поэта. Филипп Зайдель с большой ответственностью подходил к любым домашним делам. С 1785 года он получил некую должность при веймарском правительстве, но, выехав из дома Гёте в 1788 году, еще не один год вел домашнюю бухгалтерию в хозяйстве поэта. Правда, после 1800 года произошла, вероятно, серьезная размолвка между ним и поэтом, об этом говорят лишь слова самого Зайделя: «Я узнал слово «нет»». Когда в 1820 году он умер, Гёте, насколько нам известно, ни единым словом не почтил память своего старого преданного помощника.

ПОЛЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ — ПОЭЗИЯ И ПРИРОДА

Пьесы для любительской сцены в Веймаре и Тифурте

В старости, оглядываясь назад и подводя итоги, Гёте воспринимал первое веймарское десятилетие, когда размышлял о своем поэтическом творчестве, как зря потраченное время. Два недвусмысленных высказывания на этот счет приводит Эккерман, передавая свои разговоры с поэтом, касавшиеся этого жизненного периода. Вот лаконичные фразы в разговоре от 10 февраля 1829 года: «О своих первых годах в Веймаре. Поэтический гений в конфликте с реальной жизнью […]. Посему в первые десять лет не создано ничего поэтически значительного». 27 января 1824 года Гёте сетовал: «Истинным счастьем для меня было мое поэтическое мышление и творчество. Но как же мешало ему, как его ограничивало и стесняло мое общественное положение. Если бы я мог ускользнуть от суеты деловой и светской жизни и больше жить в уединении, я был бы счастлив и как поэт стал бы значительно плодовитее».

Возможность сочинять была подчинена тогда реальным обстоятельствам его жизни — это понимал уже тридцатилетний поэт (письмо Кестнеру от 14 мая 1780 г.), однако он никогда не забывал о сочинительстве в той «двойной жизни», которую он сознательно вел. Его суждение, высказанное спустя полстолетия, правда, справедливо, если взять за точку отсчета завершенные позже великие произведения, — и все же никак нельзя оставить в стороне его сочинения, наброски, появившиеся между 1776 и 1786 годами. «Брат и сестра» была первой из целой череды новых театральных пьес, предназначавшихся для веймарского любительского театра. Запись в дневнике от 26 октября 1776 года: «Охота. После обеда вернулся через Йену, придумал «Брата и сестру»». Гёте не мог избыть в себе поэтический дар, даже если бы сам того хотел. Как он однажды пошутил, едва отправлялся он верхом с каким-нибудь поручением, как конь его тотчас превращался в Пегаса: «Только стоит мне подумать, что я сижу на своей кляче и гоню ее до следующей почтовой станции, как лошадка подо мною вдруг чудесным образом преображается, преисполняется неизбывной радости, у нее вырастают крылья и уносит она меня далеко-далеко» (письмо Шарлотте фон Штейн от 14 сентября 1780 г.). Через три дня после того, как он придумал «Брата и сестру», пьеса эта была завершена.

В ней отразилось немало личных переживаний Гёте. В апреле 1779 года в стихотворении, написанном для Шарлотты фон Штейн, он отважился даже сказать: «Ах, когда-то — как давно то было! / — Ты сестрой была мне иль женой». Да, только с Корнелией, его родной сестрой, связывали Гёте с раннего детства столь близкие братские отношения, какие стали теперь возможны в похожей на них «любовной дружбе» с Шарлоттой фон Штейн. Правда, и к другой, Шарлотте, Лотте Буфф из Вецлара, он мог относиться лишь как брат — пока не вынужден был бежать от разгоравшейся все сильнее любви к ней.

Но в пьесе можно было придумать такие взаимоотношения действующих лиц и такую цепь событий, которые позволили бы свершиться счастливому соединению любящих. Сложные обстоятельства, в которых оказались герои этой «пьесы в одном действии», разрешаются здесь легко, прямо — таки сами собой. Торговец Вильгельм, уже в годах, взял к себе в дом Марианну, дочь своей недавно умершей возлюбленной Шарлотты. Девушка считает его братом: они и относятся друг к другу как брат с сестрой, и не более. Марианна нежно любит мнимого брата. Но вот за нею начинает ухаживать Фабрис, желающий жениться на ней. О том заходит речь между ним и Вильгельмом, между Вильгельмом и Марианной, но лишь отчасти выясняется, как все обстоит на самом деле; чувства их опять притухают — пока Вильгельм не узнает, что Марианна вовсе не хочет расставаться с ним, пока он не осознает, сколь сильна ее любовь к нему. Теперь и он наконец смог раскрыть ей свои чувства. В конце пьесы «брат» и «сестра» предстают на сцене счастливой любящей парой, а Фабрис благословляет их.

В своих монологах и диалогах, которые очень точно расставлены по ходу пьесы, все более проясняя тайну, герои говорят почти исключительно о том, что их тревожит, что трогает их душу. Этому способствует и сама обстановка, царящая в доме простого бюргера, обедневшего торговца; здесь в принципе не возникали поползновения разыгрывать из себя кого — то. Благодаря этому автор смог полностью сосредоточить свое внимание на происходящем в душах этих людей, существовавших друг подле друга в таких мучительных для него самого, загадочных отношениях брата и сестры, — людей, которые в действительности чувствовали, что любят друг друга, и желали этой любви. Окружающий их мир оказался за пределами сцены — настолько же обеднено внешне и действие. Спектакль весь держится на монологах и диалогах, выявляющих тонкие движения души. Гёте вновь доказал здесь свою способность во всех нюансах высветить жизнь человеческой души — заявка на это сделана им еще в «Капризе влюбленного» и в «Клавиго», а убедить в этом зрителей удалось в «Клавиго» и «Стелле». Пьеса «Брат и сестра» стала в этом смысле этапом на пути, который привел к «Ифигении», «Эгмонту» и «Тассо», пусть даже сюжет ее имеет сейчас значение лишь в историко-биографическом аспекте и пусть в ней для нас чужды многие изъявления чувств. А вот язык ее лишь в некоторых эпизодах, особенно в конце, делается созвучным этой экзальтированности чувств; в целом же здесь персонажи изъясняются безыскусно, вразумительно.

Ко дню рождения герцогини Луизы, 30 января 1777 года, Гёте сочинил «пьесу с пением», сюжет которой, несомненно, должен был связываться с конкретными проблемами, злободневными и для актеров, и для зрителей придворного театра. Нам же довольно трудно догадаться, на какие реальные конфликты намекала эта пьеса. От ее первоначальной редакции, созданной в декабре 1776 года (она, возможно, уже тогда имела название «Лила»), до нас дошли лишь отрывки. Как можно понять из них, образцом для Гёте послужила, вероятно, какая-то французская пьеса: герой впадает в глубокую меланхолию, получив известие (на самом деле неверное) о смерти своей возлюбленной; но одолеть тоску по любимой ему удается лишь благодаря помощи добрых фей, которые подбадривают его веселыми песнопениями. Во второй, сохранившейся редакции 1788 года исходная ситуация вывернута наизнанку: здесь уже героиня по имени Лила впала в меланхолию. Еще раз взялся Гёте за переработку этого сюжета, когда решил напечатать пьесу в «Сочинениях» 1790 года: в этом варианте некий доктор Верацио, вызвавшийся исцелить героиню, проявляет себя ничуть не хуже современного психотерапевта; вот что он предлагает: «Позвольте нам изобразить милостивой государыне всю историю, существующую в ее воображении» (это в первом действии). Творческое воплощение перенесенных страданий в терапевтических целях — что ж, это не так далеко от собственной судьбы Гёте, который оказался в состоянии пережить все происшедшее в Вецларе, лишь написав «Вертера». «Исцеление души» было призвано избавить страждущую от обуревавших ее фантазий, но при этом и сама она должна была вести себя активно — ведь добрые феи лишь помогали ей. Позже Гёте причислял эту пьесу, написанную «на одном дыхании», к прочим музыкально-драматическим сочинениям такого рода, в которых изображалось «также исцеление души у человека, потрясенного утратой любви» (в письме Ф. Л. Зайделю от 3 февраля 1816 г.). Примечательный совет дает фея Аламида страдающей Лиле: «Лучше всего человек сам себе поможет. Он ведь должен меняться, должен сам искать свое счастье и сам взять его своими руками, чтобы суметь удержать его; а благосклонные боги могут лишь направлять, благословлять» (второе действие). Но еще до этого Лиле пели такую песенку:

Робость в движеньи,
В мыслях сомненье,
В сердце пугливость,
В деле трусливость —
От бед и несчастий
Тебя не спасут.
Не сдаться напастям,
Сражаться за счастье,
От бед не сломиться,
В борьбе распрямиться —
Пусть боги помогут
И силы вдохнут.
(Перевод А. Гугнина)

Уже здесь была выражена необычная тогда мысль: поведение человека — лишь предпосылка для действий «богов».