Жан Грав - Будущее общество

• Название: Будущее общество
• Автор: Жан Грав
• Издательство: Либроком
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-397-00354-4

Автор настоящей книги Жан Грав — один из самых известных французских анархистов конца XIX начала XX веков. В данной работе он доходчиво, просто, ясно и ярко излагает основы как анархистской критики старого мира, так и анархо-коммунистической альтернативы последнему; приходит к выводу о неизбежности социальной революции и описывает отношение к ней разных политических сил; рисует широкую картину анархистской утопии — будущего общества.

Книга будет интересна не только профессиональным историкам, философам и политологам, но и широкому кругу неравнодушных читателей.

---

При таких условиях машины превратятся в ваших благодетелей, и следовательно не они причины вашего горя, а виноваты те, кто превратил их в средство эксплуатирования вас.

Товарищи по несчастью! Когда изнуренные долгой безработицей, повергнутые в отчаяние от всевозможных лишений, вы начнете проклинать ваше положение и искать выхода из него, тогда восстаньте против истинного виновника вашего несчастия, против капиталистического строя, превратившего вас в машины машин, но не проклинайте сами машины, ибо они освободят вас от власти сил природы, если вы сумеете освободиться от власти ваших эксплуататоров. Они дадут вам богатство... если вы сможете стать господами над ними.

ГЛАВА VII. Роковая неизбежность революции.

Что более всего пугает многих рабочих в идее новой социальной организации и побуждает их искать исхода в парламентаризме и мирной борьбе из-за реформ, так это слово Революция, под которым ими подразумеваются ряд вооруженных восстаний, сражений и масса пролитой крови. Как бы ни было тяжело их современное положение, страх перед будущим заставляет колебаться даже самых обездоленных из них. Как бы ни была печальна и беспросветна жизнь, человек страшится мысли, что настанет день, когда он должен будет итти жертвовать ею ради идеала, осуществление которого люди могут и не увидеть.

Кроме того, эта власть, которую предстоит ниспровергнуть, кажется безмерно сильной; рабочим редко случается видеть ее на близком расстоянии, а издали она им кажется колоссом, бравирующим все их усилия, с которым бесполезно бороться, ибо одним мановением руки он приведет в движение целый арсенал репрессивных мер, долженствующих истереть в порошок безумцев, осмелившихся восстать против него.

Революции прежних лет, все окончившиеся неудачей для рабочих, и не изменившие их положение, не мало способствовали развитию в рабочем скептического отношения к новой революции. „Зачем итти драться и подставлять голову под удары — говорит он — ради того, чтобы новые интриганы эксплуатировали меня, вместо тех, кто ныне у власти? Очень мне нужно!”

И не переставая жаловаться на свое безвыходное положение и проклинать крикунов, обманувших его своими обещаниями, исполнение которых постоянно отсрочивается, он затыкает уши, чтобы не слышать, когда окружающая жизнь кричит ему, что нужны его мужество и сила; закрывает глаза, чтобы не видеть возможности двоякого исхода готовящейся борьбы, которая — он знает это — неизбежна, и к которой сам он взывает в эти дни печали и гнева.

Он с головою уходит в боязнь перед неизвестностью и не хочет сознать, что распространяющаяся кругом нищета может завтра же захватить и его и вместе с семьею выбросить в общую кучу голодных, живущих на счет общественной благотворительности.

Тем не менее перемена кажется ему неизбежной; он не хочет верить, что вечно будет жить в нужде и что не будет положен конец несправедливости. Он надеется, что настанет день, когда всякий будет в состоянии есть до сыта и ходить смело с поднятой головой, не боясь никого, но вместе с тем надеется, что все это будет достигнуто в результате какого-то провиденциального переворота, который его избавит от необходимости итти сражаться на улицах, что развязка придет сама собою, и какие то неведомые благодетели принесут ему счастье в изобилии. И потому он изо всех сил цепляется за тех, которые обещают ему такой счастливый исход, такую перемену без затраты сил и без борьбы; спешит за теми, кто громко порицает представителей власти, воображая, что этим наносятся удары самой власти, и превозносит тех, кто сулит ему наилучшие реформы, целое законодательство в защиту его, кто уверяет, что сочувствует его горю и обещает облегчить его!

Верит ли он в них больше, чем в тех, кто указывает ему на революцию, как на единственное решение вопроса? Вероятно нет. Но они сулят ему перемену без его участия в общей борьбе, и этого ему в данный момент достаточно. Он спокойно засыпает в ожидании, что ими будет сделано все; затем, когда увидит, что обещания их не исполняются, что осуществление отложено опять, он примется за старые нарекания на свою судьбу, до тех пор пока не выведенный, наконец, из терпение голодом и избытком чувств горечи и негодования, он стряхнет с себя долговременное оцепенение и потребует однодневной расплаты за столетия нищеты и унижения.

Если бы буржуазия ясно понимала ситуацию, она могла бы отсрочить расплату еще на продолжительное время, и заставить много столетий ждать пришествия мессии, долженствующего водворить всеобщее счастье на земле. Но, как мы видели, их хищность и царящая в их рядах конкурренция делает то, что революция совершается не в их пользу, и они сами работают над ниспровержением своих собственных социальных учреждений.

Правда, предлагаемые ими реформы малозначущи, ничем не нарушают их привиллегий и совершенно не касаются их имущественных интересов; но даже и такие реформы, которых они сами требовали прежде, когда ополчились против доходных правительственных должностей, ныне, когда должности эти заняты ими, кажутся им опасными; то, что когда-то служило им средством к захвату власти, пугает их теперь, когда власть в их руках.

Достигнув цели, они на себе лучше всего доказывают, насколько обманчивы обещания, которыми они заманивают рабочих, ибо те самые реформы, которые они прежде выхваляли, теперь отвергаются ими так же запальчиво, как прежде требовались и так же энергично, как это делали их предшественники у власти по отношению к их тогдашним требованиям.

Их точка зрения изменяется сообразно с положением. То, что казалось логичным и нормальным прежде, когда они были в толпе искателей карьеры, стало анормальным и безнравственным теперь, когда они очутились в роли блюстителей установленного порядка вещей. Их пугает ненасытность управляемого ими стада; они боятся, что уступки вызовут новые требования, и вот почему так часто приходится видеть „сделавших карьеру” политических деятелей, как они расстреливают толпу, когда она, по наивности своей, вздумает требовать от них исполнения когда-то данных обещаний.

Между тем, если бы у них был ум и ясное понимание своих сословных интересов, как легко было бы водить за нос простодушных избирателей, отпуская одну за другой реформы, одинаково безвредные, не сокращающие ничьих доходов, не ограничивающие ни одной из привиллегий и нисколько не грозящие безопасности общественного здания.

К счастью, страх не рассуждает, а буржуазия требованиями рабочих напугана до потери сознания. Необходимость укреплять и защищать существующий строй в настоящий момент мешает ей видеть, что надобно сделать для укрепления его в будущем. Ради поддержания одного угла здания разбирается другой угол, имеющимся под рукой материалом пользуются, не задаваясь вопросом, не более ли он нужен в другом месте; таким образом, здание на время отштукатурено заново, но трещины образуются и увеличиваются, и наконец настанет день, когда всякие подправки окажутся невозможными, и понадобится разрушить все старое здание, чтобы воздвигнуть на его месте новое.

Не будем же упрекать толпу в позитивизме, хотя, конечно, печально видеть ее иной раз невозмутимой перед самым вопиющим беззаконием и равнодушной к потокам грязи, в которой как бы сама увязает; зато позитивизм ограждает ее от крайнего увлечения лживыми говорунами; если иногда и кажется, что она увлечена ими, то, в сущности, и тогда она смотрит на них только с точки зрения их полезности для неё, в лице их она увлекается собою.

Не веря словам правды, когда они не льстят ей, толпа вместе с тем только на половину верит тем, кто говорит в унисон с нею, из желания польстить; увлечения фетишами также скоро проходят, как появились; рабочий, в сущности, желает только одного: освобождения, и когда кажется, что он воспринимает чужую мысль, не задумываясь, он на самом деле анализирует ее, взвешивает и обсуждает.

Часто он ошибается, сбивается часто с верной дороги, спеша за политическими шарлатанами, но не будем упрекать его в этом; воспитание его совершенствуется, и с каждым днем больше развивается в нем скептическое отношение к политиканам с их обещаниями и кунстштюками. Еще немного — и он будет черпать мысли в самом себе.

Ради того, чтобы он совершенно убедился в той истине, что он должен рассчитывать только на самого себя, мы не перестаем повторять ему наше Delenda Cartago: „Только революция освободит тебя!”

Мы уже говорили, знаем это и повторяем снова, что революция не делается и не импровизуется, и вовсе не льстим себя надеждой, что на наш призыв вдруг поднимутся народные отряды и пойдут в атаку против власти. Мы желали бы только чтобы рабочие твердо знали, что современное положение неизбежно ведет к революции, и что им необходимо, в виду предстоящей борьбы, выяснить причины своего горестного положения и вспомнить, которое из современных социальных учреждений более всего вредит им; они должны также помнить, что всякие временные починки ничего не стоят. Мы желали бы, чтобы в день, когда начнется борьба, они были готовы принять в ней участие и умели бы тесно сплотиться и вести свое дело сами, и не дали бы отнять у себя плоды победы интриганам, которые сначала будут льстить им и сулить небылицы, а затем займут место только что ниспровергнутой власти и постараются возвратить старые порядки, изменив только их название.