Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке

• Название: Колесо в заброшенном парке
• Автор: Борис Тараканов
• Жанр: Детективная фантастика

Венеция, XVIII век. Город полон слухов, что известный композитор Антонио Виральдини (1705–1741) зашифровал в своей опере-оратории «Ликующая Руфь» формулу вечной молодости. Адепты древнего культа «Двенадцать Голов» пытаются завладеть этой заманчивой тайной.

Борьба за Сокровенное Знание доходит до наших дней. Последователи культа охотятся за московским мальчишкой — согласно древнему пророчеству, именно он способен разгадать Тайну Виральдини. К счастью, на помощь приходят два историка — совершенно далекие от музыки люди.

В этой захватывающей детективно-фантастической истории сплетены воедино разные века, страны, судьбы, таинственные события и человеческие взаимоотношения. А мальчишке и его взрослым друзьям помогает… сам Антонио Виральдини.

Для широкого круга читателей.

---

— Почему? — спросил Добрыня.

— Да потому, что у него была семья! — воскликнул Стас. — То есть я точно не знаю, но, кажется, была… Ты пока этого не понимаешь, но ради семьи можно поступиться очень многим.

— Да… Не каждый, далеко не каждый способен быть Джордано Бруно, — задумчиво сказал Вовка, словно что-то вспомнив.

— И слава Богу! — ответил Стас. — Был бы Джордано умнее — сколько он открытий еще сделал бы!

— Но ведь у него были эти… как их… принципы?! — не соглашался Бурик ни со Стасом, ни с Вовкой.

Стас почесал нос. Потом зачем-то взял со стола дискету, пощелкал клапаном и положил на место.

— Знаешь, ты удивишься, но не все в этой жизни стоит принципов. Особенно если на карту ставится жизнь близких… — Стас вздохнул и добавил. — И вообще, жить нам приходится не с принципами, а с людьми.

Повисла пауза. Вовка первым нарушил молчание.

— Кто-то сказал, что никакого «…А все-таки она вертится!» Галилей не говорил.

Стас покачал головой.

— История — это миф. Когда ты был таким, как Добрыня с Буриком, я пытался тебе это доказать. Ты не верил. Теперь веришь?

— Теперь верю… — ответил Вовка.

— И я верю! — сообщил Бурик.

— И я! — догнал его Добрыня.

Вовка улыбнулся и взъерошил обоим мальчишкам волосы.

— А он сейчас еще есть, этот поезд-призрак? — спросил Бурик. — Ведь череп из него вынесли.

— Не знаю, — ответил Вовка. — Тогда он просто уехал и все. Может и есть.

— Есть, конечно, — усмехнулся Стас. — У Андрея Щербакова дома на серванте паровозик стоит игрушечный — от детской железной дороги остался. Его заводишь, пускаешь на пол, он минуты две бегает как обкуренный, и куда-то пропадает. А во время ужина вдруг появляется на кухне из-под плиты. Все орут, что это мышь. Черненький такой мышь… И прыгают на табуретки с ногами.

Мальчишки захохотали.

— Ладно, — сказал Вовка. — Пойду сооружу что-нибудь к столу.

— Класс! — обрадовался Добрыня. — Я как раз лопать хочу. И Бурик тоже. Да, Саш?

— Ага… — Бурик провел рукой по животу. — Неплохо бы.

Вовка отправился на кухню.

— Вымойте руки, — сказал Стас. — И уши не забудьте.

— Уши не буду! — запротестовал Добрыня.

— Я тебе дам — «не буду»! — возмутился из кухни Вовка. — В человеке все должно быть прекрасно — и мысли, и душа, и уши!..

— Это кто сказал? — не сдавался Добрыня.

— Чехов! — авторитетно ответил Вовка, заходя в кабинет отца с вафельным полотенцем в руках. — Вот ты читал Чехова?

— Что я, больной, что ли… — неуверенно ответил Добрыня.

— Я читал! — выдал Бурик. — Только мне не понравилось.

— Почему? — спросил Стас.

— Да ну… Скучно. Ирина, наша училка по литературе, сказала, что там человек по капле выдавливает из себя раба. Оно и видно — все время давит, давит, живого места не осталось. Сколько можно…

— Во-во! — подхватил Добрыня. — А мы по капле выдавливаем из себя Чехова!

— Литераторы… — только и сказал Стас. — Лапша на оба ваши уха! Но, знаешь, Вовка, в чем-то они правы. Лев Толстой говорил, что как драматург Чехов был еще хуже Шекспира.

— Ну, знаешь, Толстой как критик сам был довольно посредствен.

— Ничего удивительного, — Стас был совершенно невозмутим. — Глыба — она глыба во всем. И в гениальности, и в посредственности, и в здоровом идиотизме, который Толстому был отнюдь не чужд. Вспомни избранные места из его переписки с толстовцами. Тьфу, ну и словечко — еле выговорил… «Вот вы все открываете общества трезвости. Зачем же собираться, чтобы не пить?! Наши, наоборот, как соберутся, так сразу и выпьют…»

— Класс!!.. — восторженно выдохнул Бурик. — Я так нашей Ирине и скажу, когда грузить начнет!

— Гони их, Вовка! — испугался Стас. — Пока они до Пушкина не добрались.

— Это который «наше все», что ли? — спросил Добрыня.

— А ну брысь! — заорал Вовка. — У вас вон… компьютер остывает!

Мальчишки с хохотом вернулись к прерванной игре, а Стас и Вовка ушли на кухню.

— Чокнусь я с этим детским садом, — сказал Вовка, тончайшими ломтиками нарезая мясо.

— Какой детский сад! Это уже средняя школа. Что-то исправлять уже поздно. Остается только расхлебывать.

— Да ладно. Макаренко…

— Сам ты Макаренко! Януш Корчак… Вот объясни мне лучше как педагог педагогу. Чего они целыми днями пропадают у железной дороги?

— Не знаю, — растерялся Вовка. — Наверное, нравится. Помню, мне в детстве тоже нравилось.

— Ну не целыми же днями!

— А ты вспомни получше. В детстве дни неимоверно длинные. А уж в каникулы — тем более. И каждый день сам по себе.

— Ну и что?

— Да ты вдумайся! Сегодняшнее исполняется сегодня. А для завтрашнего счастья отводится завтрашний день. А уж в компании друга… почему бы и не погулять по рельсам? Романтика! Тем более когда так много есть о чем поговорить.

— А о чем они говорят, как ты думаешь? — спросил Стас.

— Не знаю, — со вздохом признался Вовка. — Наверное, я уже слишком вырос, чтобы это представить.

— Ох и дурят нашего брата! — ворчал Стас, выходя из дверей кинотеатра «Космос».

Вовкина идея устроить мальчишкам культпоход удалась на славу — старый фильм «Через тернии — к звездам», обработанный в стереоскопическом варианте специально для «Космоса», понравился почти всем. Добрыню и Бурика было не оторвать от экрана, да и Вовка, последний раз смотревший его еще в детстве, получил огромное удовольствие.

И только Стас как-то странно напрягся уже с первых кадров — когда на экране появились титры, а навстречу зрителю «поползло» звездное небо, подозрительно вытянутое вперед. Потом он беспокойно ерзал всякий раз, когда великолепный видеоряд фильма сопровождался музыкой.

— Да что с тобой в конце концов! — не выдержал Вовка, когда погас экран, а в зале медленно включилось освещение.

— Ничего, — буркнул Стас, направляясь к выходу. — «Юнона и Авось». Рыбников!

— Че-го-о? — Вовка сузил глаза.

— Музыка моей юности, вот чего! И зачем нужно было озвучивать фильм именно этой музыкой?

— Стасик, ты в своем уме? При чем здесь…

— В своем! — отрезал Стас. — Уж эту музыку я помню, как никто. У меня с ней ассоциативный ряд связан. И вообще, первая любовь…

Вовка только руками развел.

Мальчишки шли впереди и болтали о своем — до разговоров своих взрослых друзей им не было никакого дела.

— Например, там, где звезды показывали, — продолжал Стас, когда вся компания вышла на улицу, — была музыка из финала.

— Какого еще финала… — скучно отозвался Вовка.

— «А-а-ли-и-лу-у-у-у… — и-я-а… — обреченно завыл Стас. — А-ли-лу-у-йя-а-а…»

Мальчишки удивленно остановились.

— Ты чего? — спросил Добрыня. — Молишься?

— Не обращай внимания, — ответил ему Вовка. — Стас декларирует «…релятивные ассоциации с саундтреком к видеоряду»!

— А-а… — понимающе ответил Добрыня, при этом не поняв ни одного слова, и вновь повернулся к Бурику: «Ну так вот…»

— Ну так вот… — синхронно с ним продолжил Стас. — Куда в этом фильме ни ткни — все будет «Юнона…»!

— Ну и чего ты напрягся-то?

Откровенно говоря, Стас и сам не мог этого понять. Но знакомая с юности музыка, которую употребили в чужеродном для нее фильме, задела его за живое. Особенно не понравился эпизод, когда лысая, но обаятельная инопланетянка Ния прощалась с землянином Степаном под аккомпанемент любимой Стасом «Ты меня на рассвете разбудишь…»

— Сам не знаю, — сказал Стас. — Все-таки «Юнона…» и этот фильм — произведения разных жанров и совсем на разную тему.

— Так это что значит, кто-то у кого-то позаимствовал музыку? — спросил Вовка. — В смысле, «взял поносить»?

— Не думаю, — Стас кивнул на афишу «Через тернии к звездам» возле кинотеатра. На ней некрупными буквами значилось: «Композитор — Алексей Рыбников». — Наверное, ему просто лень было сочинять новую музыку.

— Ну а ты что хотел? В конце концов, Рыбников — это не Россини и даже не Чайковский.

— При чем здесь Чайковский? — опешил Стас.

— А притом, что Петр наш Ильич родился слишком рано, чтобы писать для кино и, таким образом, упустил возможность достичь настоящего благополучия и успеха, — веско заявил Вовка и по-барановски раскатисто захохотал, весьма довольный собой.

— Ну тебя!

Стас и Вовка догнали мальчишек. Те жарко обсуждали фильм.

— …А внизу — вода, — говорил Бурик. — Как будто с нашего балкончика смотришь, правда?

— Ага, — согласился Добрыня. — Только баржи не плавают.

— Баржи не плавают, — авторитетно заявил Бурик. — Они ходят!

— И что вы в нем нашли? — спросил Стас, пытаясь ухватить суть разговора мальчишек.