Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

• Название: Падение царского режима. Том 4
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Четвёртый том "Падения царского режима" содержит письменные показания последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова, а также исполняющего должность директора департамента полиции, позже товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого.

---

Поездка Комиссарова, под видом служебной командировки в Саратов, затянулась; А. Н. Хвостов с нетерпением ждал его приезда. Когда Комиссаров приехал и привез с собою несколько флакончиков разного рода ядов, то я, будучи занят, не сумел его расспросить как следует, а узнав от А. Н. Хвостова, когда он нас может принять, поручил Комиссарову приехать к А. Н. Хвостову к этому времени. Когда же я приехал к А. Н. Хвостову, то я застал уже Комиссарова в кабинете, сидящим на диване с Хвостовым и объясняющим, как профессор, свойство каждого яда, степень его действия и следы разрушения, оставляемые в организме. При этом докладе Комиссарова у меня сложилось впечатление, что это, действительно, яды, и что Комиссарову его агент дал подробные разъяснения по каждому флакону; только мое внимание остановило то, что во всех баночках находился одного вида и цвета порошок. В довершение всего, Комиссаров рассказал А. Н. Хвостову, что он перед тем, как итти к нему, сделал на конспиративной квартире в присутствии филера-лакея опыт действия одного из привезенных им ядов на приблудившемся к кухне коте и живо описал А. Н. Хвостову, как этот кот крутился, а потом через несколько минут сдох. Этот рассказ доставил А. Н. Хвостову, видимо, особое удовольствие; он несколько раз переспросил Комиссарова, а затем, как мне впоследствии передавал Комиссаров, расспрашивал и упомянутого лакея, которого Комиссаров заранее предупредил.

Когда мы с Комиссаровым остались наедине, я даже разволновался и долгое время оставался при том убеждении, что в привезенных Комиссаровым флаконах содержатся действительно ядовитые вещества; но, веря Комиссарову, что он без моего согласия не сделает ни одного исполнительного действия, я все-таки при последующем свидании с Распутиным, когда Комиссаров наливал ему из бутылки мадеру в рюмку, подставил Комиссарову и свою рюмку, хотя я и не пью мадеры, думая, что если Комиссаров даст Распутину отравленную мадеру, то он мне ее не нальет; на это Комиссаров и не обращал внимания, и об этом даже я ему не хотел рассказывать впоследствии, не желая его обидеть. Затем, когда я настойчиво попросил Комиссарова мне откровенно сказать, откуда у него яды с этими этикетками, наклеенными на бутылочках, то он мне сообщил, что в Саратове он был, привел в порядок личные дела, провел мило время в среде своих знакомых и поэтому задержался там, что никакого у него сотрудника помощника провизора нет, что флакончики он достал у себя дома от лекарств, женою принимаемых, что в них он всыпал не то фенацетин, не то пирамидон с толченым сахаром, что этикеты он сам написал, взяв названия ядов из купленного им в дорогу учебника по фармакологии, и что, приехав ко мне на квартиру и дожидаясь, пока я закончу прием, он зашел в комнату моего брата, студента-медика, и, взяв из книг соответствующий учебник, еще раз подробно ознакомился со свойством необходимых ему для доклада А. Н. Хвостову ядов и что историю с котом он, изучив Хвостова, рассказал А. Н. Хвостову для вящшего его вразумления, и в этом же духе, будучи в полной уверенности, что Хвостов постарается проверить его рассказ, он приказал и филеру рассказать А. Н. Хвостову.

В течение всего этого времени свидания наши с Распутиным на конспиративной квартире продолжались, но А. Н. Хвостов начал часто уходить в соседнюю комнату под видом отдыха, прося меня говорить с Распутиным по поводу его кандидатуры на пост председателя совета, с сохранением портфеля мин. вн. дел, и в целях проверки меня настолько подозрительно громко храпел, что Распутин, при одном из последующих свиданий, заметил притворство со стороны А. Н. Хвостова и мне на это указал. Хотя я и объяснил ему это привычкой и сильной усталостью А. Н. Хвостова от множества работ, но Распутин, как я заметил, увидел в этом знак некоторого пренебрежения к нему со стороны Хвостова, и начал с того времени отвечать как-то уклончиво на мои вопросы о Горемыкине и заместительстве А. Н. Хвостова.

В это же самое время я обратил внимание, что Хвостов, приближая к себе Комиссарова, начал вызывать к себе с очередными докладами и Глобачева. Глобачев и Костров[*] были уже представлены А. Н. Хвостовым по моему настоянию в генералы. Боясь, чтобы А. Н. Хвостов не начал вести какой-либо с Глобачевым разговор по поводу ликвидации Распутина, и не зная, как Глобачев относится к этому вопросу, я в один из заездов Глобачева, желая его испытать, сам начал с ним разговор на тему о Распутине, о приносимом им особом вреде интересам трона и высказался в духе пожеланий А. Н. Хвостова; но из всего поведения Глобачева, из его удивленного взгляда, брошенного на меня, и односложности замечаний я убедился, что он в этом вопросе не пойдет на соглашение с А. Н. Хвостовым.

После этого я начал еще более бдительно следить за Распутиным, а А. Н. Хвостова заверил, что с осуществлением последнего плана, требующего обдуманности, чтобы не пострадали те, которых может угостить Распутин отравленным вином, надо повременить, пока Распутин не будет использован для проведения Хвостова в премьеры; но даже это последнее соображение теперь его не останавливало, свидания с Распутиным он начал отдалять, что задевало Распутина, а в отношении А. Н. Хвостова ко мне стала просвечиваться некоторая враждебность, хотя он и старался ее замаскировать; к В. В. Граве, которого я ему особо рекомендовал, как человека, действительно, не вмешивавшегося ни в какие министерские дела и чуждого интриг и искательства, он изменился и приблизил к себе первого секретаря М. В. Яблонского, сделав его членом совета и оставив его при себе секретарем, в чем остальные члены совета видели умаление их достоинства.

Яблонского я знал еще с Вильны, где он при мне, не получивши среднего образования, служил канцелярским чиновником канцелярии генерал-губернатора при кн. Святополк-Мирском, был откомандирован к его кабинету для подшивок его писем, а затем, мало-помалу войдя в доверие князя, был взят им, при назначении министром, с собою в Петроград и оставался в личной секретарской части министра, преемственно переходя от одного к другому, благодаря своему знанию служебного обихода и министерского ритуала, и пользовался их вниманием, получая от каждого министра ту или другую служебную награду или повышение. При мне в эту пору Яблонский состоял в должности IV кл. будучи, благодаря мне, со времени моего вице-директорства, хорошо материально обеспеченным, и теперь, когда я был товарищем министра, получил также новую отдельную прибавку к содержанию. Я не знал, что Яблонский считал себя недовольным на меня за то, что я, устроивши своего секретаря Н. Н. Михайлова, получившего юридическое образование, долго служившего до вице-губернатора включительно в провинции, имевшего уже чин д. с. с. и орден Станислава I ст., согласно его просьбе, членом совета министра, не счел себя в праве после этого оставить его при себе и откомандировал в департамент общих дел для несения прямых по должности обязанностей. В этом последнем моем распоряжении Яблонский видел мой как бы косвенный намек А. Н. Хвостову о неудобстве оставления его, Яблонского, как такого же члена совета, в секретарской части министра, и стал незаметно внушать А. Н. Хвостову мысль о моем стремлении узурпировать его власть, передавал ему всякие министерские сплетни о моих распоряжениях, собирая их среди своих знакомых чинов министерства и департамента полиции, не зная о тех моих с А. Н. Хвостовым отношениях на почве близости к Распутину, которые выводили меня зачастую из рамок моих непосредственно обязанностей, во что его Хвостов, конечно, не посвящал. Яблонский настолько вошел в доверие А. Н. Хвостова, что последний с ним совещался уже по многим делам, посвящая его в курс своих секретных начинаний и поручая ему писать всеподданнейшие доклады по тем делам, кои держал в секрете от департаментов, как, напр., о переводах и назначениях губернаторов и вице-губернаторов и т. п. Мне это стало известным только в конце уже моей службы при А. Н. Хвостове, так как М. В. Яблонский продолжал попрежнему быть ко мне внимательным, и я даже не мог думать о том, чтобы Яблонский, в силу сложившихся между нами издавна отношений, мог быть настолько неискренен в отношении меня.

В это время А. Н. Хвостов, на основании полученных им сведений от поставленной И. С. Хвостовым около Распутина агентуры, в интересах, как я уже показал, проведения гр. Татищева в министры финансов, начал обнаруживать некоторое беспокойство по поводу близости Мануйлова, но так как, являясь ко мне почти ежедневно с докладами о митрополите, о Распутине и Бурцеве и др., Мануйлов мне не открывал своих планов, то я был в полной уверенности, что, видимо, Мануйлов в чем-либо мешает гр. Татищеву, имея из банковских и газетных источников какие-либо неблагоприятные о гр. Татищеве сведения и предупреждая Распутина о необходимости ему быть осторожным в отношении гр. Татищева; поэтому я даже посвятил Мануйлова в некоторые подробности положения дела гр. Татищева, чтобы он знал о том, что это дело отвечает пожеланиям А. Н. Хвостова, и об этом сообщил А. Н. Хвостову, желая успокоить его.