Евгений Тарле - Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов

• Название: Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: Академия наук СССР
• Жанр: История
• Год: 1941

В сборнике представлены фрагменты записок и воспоминаний, рапорты и доклады военачальников в 1812 году, а также фрагменты из статей, посвященные различным событиям Отечественной войны 1812 года.

Составлен научными сотрудниками Ленинградского отделения Института истории проф. А.В. Предтеченским, А.И. Васильевой, Б.Б. Фраткиным.

Под редакцией Е.В. Тарле, А.В. Предтеченского и Е.И. Бочкаревой.

---

Бумаги Щукина, ч. V, стр. 148–150.

115

Рассказ И. А. Яковлева о беседе с ним Наполеона в Москве по поводу предложения мира Александру I.

2 сентября 1812 г., садясь в карету, чтобы ехать из Москвы, я был настигнут французским отрядом, который отнял у меня моих лошадей и мои экипажи, со всем тем, что в оных находилось. По этой причине я остался в Москве с моим семейством, моею прислугою, с прислугою моих родственников и с сотнею крестьян, их женами, детьми, скотом и со всем их имуществом. Все эти люди, в том числе и я, лишились даже обуви и не знали, чем питаться, ж так как дома наши один за другим погорели, то мы должны были день и ночь скитаться по улицам, не находя убежища. Случайно я встретился с полковником Мейнадье, начальником главного штаба, и спросил его, каким образом выбраться мне со всеми моими за французские аванпосты. Он сказал мне, чтобы я обратился к маршалу Мортье, который был тогда губернатором Москвы и к которому Мейнадье немедленно провел меня. Маршал сказал, что он никак не может дать мне отпуск без соизволения Наполеона, которому он действительно и говорил о том, вследствие чего Наполеон приказал провести меня к себе (это было 9 сентября).

За мною пришел тогдашний секретарь его Делорнь-Дидвиль и провел меня в Кремлевский дворец, в тронную залу. Наполеон, повидимому, ожидал меня. Он дал знак Делорню, чтобы тот не уходил, а сам немедленно обратился ко мне. После обыкновенного приступа к разговору, он начал жаловаться на московские пожары, говоря: «Конечно, не от нас горит город, ибо я занимал почти все европейские столицы и не сжег ни одной. В жизнь мою я сжег только город в Италии и то потому, что жители защищались в улицах. Как? И вы сами хотите уничтожить Москву, Москву святую, в которой покоятся все предки ваших государей!» Я отвечал ему по правде, что мне не известны виновники этого бедствия, но что мне довелось испытать его в значительной степени, так как все мое состояние заключается лишь в том, в чем он меня видит (действительно, в это время я всего лишился, и одежда моя была в лохмотьях). Он продолжал: «А кто у вас в Москве губернатором?» Делорнь назвал ему гр. Ростопчина. «Что Это за человек?» Я отвечал, что это человек очень известный по уму своему. «По уму, может быть (возразил он), но он сумасшедший», и затем продолжал: «Я имел, понятие об этой стране; но, судя по тому, что я видел от границы до Москвы, это страна великолепная: всюду возделанные поля, всюду поселения, но из них одни опустели, другие обращены в пепел. И однако вы сами губите эту прекрасную страну. И зачем вы так поступили? Это не мешало мне итти вперед. Мне понятно, что вы то же самое делали в Польше. О! Поляки вполне это заслужили, потому что они являлись к нам навстречу и кинулись в наши объятия. Наконец, надо же положить конец кровопролитию, надо нам итти к соглашению. Война эта вполне не политическая. Мне нечего делать в России. Я ничего от нее не требую, лишь бы соблюдался Тильэитский трактат. Я хочу уйти из нее, потому что все мой дела с Англиею. Ах! Если бы мне взять Лондон! Оттуда бы я не вышел. Да, я хочу возвратиться. Коль скоро император Александр желает мира, ему стоит лишь дать мне знать о том. Я пошлю к нему кого-нибудь из моих адъютантов — или Нарбона, или Лористона, и мир будет скоро заключен. Но если он хочет продолжать войну, так хорошо, мы будем ее продолжать. Мои солдаты настоятельно просят меня, чтобы я шел в Петербург. Ну хорошо, мы и туда пойдем, и Петербургу достанется участь Москвы.»

В заключение он мне сказал, что так как я просился вытти за французские аванпосты, то он ничего против этого не имеет, но ставит условием, чтобы, проводив всех моих людей в то место, которое я им назначил, сам я отправился в Петербург, где император будет рад увидеть очевидца-свидетеля всему, происходящему в Москве, и чтоб я рассказал обо всем государю. Я отвечал ему, что у меня нет никакого права, ни положения для того, чтобы иметь смелость представиться к императору. Он мне сказал на это, что я могу обратиться к посредству гофмаршала Толстого, которого он знает за хорошего человека; что я могу приказать доложить о себе через государева камер-лакея, что, впрочем, император ежедневно прогуливается, и я могу встретиться ему. Несмотря на мои постоянно отрицательные отзывы, он продолжал излагать мне множество способов представиться моему государю, и я нашелся вынужденным сказать ему: «Государь! Теперь я в вашей власти; но я не переставал быть подданным императора Александра я не перестану им быть, пока в жилах моих будет хоть капля крови. Не требуйте, чтобы я сделал то, чего я не должен сметь делать и чего поэтому я не могу вам обещать». На это он мне сказал: «Хорошо, я напишу письмо к императору; я ему скажу, что призывал вас, что говорил с вами.» Он передал мне содержание письма, которое предполагал он написать и сущность которого состояла в том, что он желает мира. Наконец, он мне сказал, что я должен отвезти письмо это в Петербург, на что я не отвечал ничего, потому, что сказать правду, я не знал тогда, да и: теперь не знаю, в праве ли я был отказаться от такого поручения. Он пожелал мне доброго пути, и я вышел..

На другой день он мне прислал письмо через Делорня и приказал проводить меня до французских аванпостов. Итак, на следующий день я в полдень вышел из Москвы пешком, в сопровождении человек до 500. Вечером я достиг Черной Грязи, где застал полковника (ныне генерала) Иловайского. Я провел там ночь, а на другой день он приказал казакам проводить меня до д. Давыдкова, где находился ген. Винценгероде, который тотчас отправил меня в Петербург в сопровождении офицера. По прибытии к Петербургской заставе, предъявлено было приказание везти меня прямо к гр. Аракчееву, который встретил меня отменно ласково и сказал мне, что император приказал ему взять привезенное мною письмо. В приеме письма я получил от графа росписку, которая у меня цела.

Р. А., 1874, № 1, стр. 1066–1069.

116

1812 г. сентября 8. — Письмо Наполеона Александру I из Москвы с уверением его в дружеских чувствах.

Москва, 8 сентября 1812 г.

Государь, мой брат! Будучи уведомлен, что брат министра вашего и. в. в Касселе находится в Москве, я позвал его к себе и имел с ним беседу. Я предложил ему отправиться it вашему величеству и сообщить о моих чувствах. Прекрасный и великолепный город Москва больше не существует: Ростопчин приказал его сжечь. 400 поджигателей были арестованы на месте преступления. Все они заявили, что поджигали по приказаниям губернатора и полицеймейстера. Они расстреляны. Пожар, повидимому, прекращен. Сожжены три четверти домов— уцелела четвертая часть. Такое поведение ужасно и бессмысленно. Имело ли оно целью лишить меня некоторых ресурсов? Но эти ресурсы находились в погребах, куда не проник огонь. К тому же, как можно было разрушить один из прекраснейших городов мира, создание веков, ради того, чтобы достичь столь малой цели? Это тот образ действий, которого придерживаются со времени Смоленска и который привел к нищете 600 тыс. семейств. Пожарные насосы города Москвы были разбиты или увезены. Часть арсенального оружия попала в руки злоумышленников, и пришлось дать несколько пушечных выстрелов по Кремлю, чтобы выгнать их оттуда. Гуманность, интересы вашего величества и этого великого города требовали, чтобы он был вверен моей охране, если русская армия оставила его незащищенным. Следовало бы оставить в нем администрацию, учреждения и стражу. Так именно поступали * дважды в Вене и в Берлине и в Мадриде. Именно так мы сами поступили в Милане перед занятием его Суворовым. Пожары способствуют грабежу, которому предается солдат, вырывая остатки имущества у пламени.

Если бы я предполагал, что подобные вещи творились в соответствии с приказаниями вашего величества, то я не написал бы этого письма. Но я считаю невозможным, чтобы с вашими принципами, вашим сердцем и правильностью ваших идей вы могли позволить подобные эксцессы, недостойные великого государя и великой нации. В то время, как увезли городские насосы, оставили 150 полевых пушек, 60 тыс. новых ружей, 1600 тыс. патронов, более 400 тыс. килограмм пороха, 300 тыс. мер селитры, столько же серы и т. д.

Я веду войну против вашего величества без всякого враждебного чувства. Одна записка от вашего величества, полученная до или после последнего сражения, остановила бы мое движение, и я даже хотел бы иметь возможность пожертвовать выгодой занятия Москвы. Если ваше величество сохраняете еще некоторый остаток своих прежних чувств по отношению ко мне, то вы истолкуете это письмо в хорошую сторону. Во всяком случае вы только можете быть мне благодарным за отчет о происходящем в Москве. Я молю бога, государь, мой брат, сохранить вас в добром здоровье и благополучии.

Вашего и. в. верный брат Наполеон.

Горяинов, ч. II стр. 92–93.

117

1812 г. сентября 23. — Донесение М. И. Кутузова Александру I из Тарутина о посещении его Лористоном.