Редьярд Киплинг - Свет погас

• Название: Свет погас
• Автор: Редьярд Киплинг
• Жанр: Проза

---

Долгое время спустя Бесси заглянула в замочную скважину и увидела, что Торпенхау обнял Дика за плечи, и они, как бывало, расхаживают по мастерской. Тут она произнесла до того непристойные слова, что возмутила даже Дружка, который терпеливо ожидал своего хозяина на лестничной площадке.

Глава XI

Жаворонок поет, бога хваля,

И куропатка скликает птенцов,

А я уж забыл, как бродил по полям,

По цветущим коврам лугов.

Горько не знать ни ночи, ни дня,

Но горше знать, что мой час наступил

И охотничий рог трубит без меня,

А ведь некогда сам я в него трубил.

"Единственный сын"

Третий день после своего возвращения Торпенхау встретил с тяжелым сердцем.

- Стало быть, ты утверждаешь, что не можешь работать без виски? Обычно бывает как раз наоборот.

- Вправе ли пьяница клясться своей честью? - спросил Дик.

- Да, если прежде он был таким же славным малым, как ты.

- Тогда даю тебе честное слово, что это так, - сказал Дик, лихорадочно шевеля пересохшими губами. - Друг мой, я уже едва различаю твое лицо. Целых два дня ты не позволяешь мне выпить ни капли - ежели признать, что прежде я беспробудно пьянствовал, - и я даже не притронулся к работе. Не удерживай меня больше. Ведь в любой миг я могу совсем ослепнуть. Точки, пятна, головные боли и тягостные мысли одолевают меня пуще прежнего. Клянусь, я вижу вполне ясно, когда... когда бываю в подпитии, как ты изволишь выражаться. Пускай Бесси позирует мне еще всего три раза, и дай мне это самое... ну, чего я жажду, а там картина будет готова. Ведь за три дня я не сдохну. В худшем случае допьюсь до белой горячки.

- Ладно, но ежели я дам тебе три дня, можешь ты обещать мне бросить после этого работу и... все прочее, пускай даже картину не удастся закончить?

- Нет, не могу. Ты не представляешь себе, как много значит для меня эта картина. Но, конечно же, ты волен кликнуть на помощь Нильгау, вы повалите меня на пол и скрутите веревками. За картину я готов драться, но за виски не стану.

- Что ж, валяй. Даю тебе три дня, хотя ты надрываешь мне сердце.

Дик снова взялся за дело и работал как одержимый; зеленый змий не покидал его и рассеивал рябь перед глазами. Меланхолия была почти закончена и во всех отношениях получалась именно такой или почти такой, как он мечтал. Дик подшучивал над Бесси, которая неустанно напоминала ему, что он "пьяный скот"; эти попреки ничуть его не затрагивали.

- Бесс, ты просто не понимаешь. Впереди уже показалась земля, вскоре мы бросим якорь и поразмыслим над сделанным. Когда я окончу картину, уплачу тебе за целых три месяца, а как только примусь за новую... впрочем, это неважно. Ежели ты получишь плату за три месяца, то, надеюсь, не будешь меня так ненавидеть?

- Ну, еще чего! Я вас ненавижу и буду ненавидеть по гроб жизни. Мистер Торпенхау не хочет со мной даже разговаривать. Он только разглядывает всякие карты да листает книжицы в красных обложках.

Бесси предпочла умолчать о том, что она снова попыталась взять Торпенхау измором, но он, выслушав все мольбы, подхватил ее, чмокнул в щечку, а потом выставил за дверь и посоветовал быть умницей. Почти все время он проводил в обществе Нильгау, толкуя о близкой войне, о транспортных судах и тайных приготовлениях, которые полным ходом шли в доках. Дика он не желал видеть до тех пор, пока картина не будет закончена.

- Дик работает над выдающимся произведением, - сказал он Нильгау, - в совершенно необычном для него духе. Но при этом напивается до чертиков.

- Пускай. Оставь его. Как только он придет в чувство, мы увезем его подышать свежим воздухом. Бедняга Дик! Но и тебе, Торп, не позавидуешь, когда он совсем потеряет зрение.

- Конечно, случай тяжелый: "И да поможет бог тому, кто с нашим Дейви цепью скован". Хуже всего, что мы понятия не имеем, как скоро это случится, и, по-моему, Дик так беспробудно пьет главным образом оттого, что тяготится неизвестностью и ожиданием.

- Вот злорадствовал бы тот араб, который когда-то полоснул его саблей по башке, ежели б узнал про это!

- Пускай бы злорадствовал сколько влезет, когда б мог. Но ведь его нет в живых. Правда, для нас это плохое утешение.

Под конец третьего дня Торпенхау услышал призывающий голос Дика.

- Готово! - восклицал он. - Свершилось! Ну, входи же! Разве она не очаровательна? Разве не прелестна? Я извлек ее со дна преисподней, но ведь она стоит этого!

Торпенхау взглянул на голову хохочущей женщины - у нее были пухлые губы, ввалившиеся глаза, и она хохотала с полотна, в точности как задумал Дик.

- Кто подвигнул тебя на такое дело? - спросил Торпенхау. - Ведь это чужая тебе манера, да и замысел тоже. Ну и лицо! Ну и глаза, ну и бесстыжая рожа! - Он невольно запрокинул голову и захохотал, совсем как женщина на картине. - Она проиграла последнюю игру - видимо, и раньше жизнь не больно-то ее баловала. А теперь она ко всему равнодушна. Верно ли я понял?

- Совершенно верно.

- Но откуда эти губы и подбородок? Ни малейшего сходства с Бесси...

- Их... их я взял у другой. Но ведь хорошо? Изумительно хорошо? И я не зря вылакал столько виски? Я справился с делом. Только я мог с ним справиться, и вот моя лучшая работа. - Он порывисто перевел дух и прошептал: - Боже правый! Что бы только я не понаписал через десять лет, ежели уже теперь сумел написать это!.. Кстати, Бесс, как твое мнение?

Девушка кусала губы. Она злилась на Торпенхау за то, что он ее словно не замечал.

- Такой гадкой и грязной пачкотни я сроду не видывала, - ответила она, отворачиваясь.

- Многие будут того же мнения, моя крошка... Послушай, Дик, в постановке головы есть что-то коварное, змеиное, но я никак не соображу, откуда это берется, - сказал Торпенхау.

- В том-то вся хитрость, - ответил Дик, самодовольно посмеиваясь, потому что его поняли так глубоко. - Я не мог устоять перед искушением и вот щегольнул разок. Хитрость эту придумали французы, поэтому для тебя она внове: но все дело в том, что голова слегка повернута, а одна щека чуть укорочена, самую малость, от подбородка до мочки левого уха. Кроме того, под ухом слегка сгущена тень. Недостойная хитрость, но таков уж был мой замысел, и я счел себя вправе к этому прибегнуть... Ах ты моя красавица!

- Аминь! Она и вправду красавица. Теперь я это чувствую.

- Точно так же почувствует всякий, кто сам изведал скорбь! - подхватил Дик, хлопнув себя по ляжке. - Такой человек увидит в ней воплощение собственного горя, и тогда, тысяча чертей, он запрокинет голову и захохочет, в точности как она, испытывая невыносимую жалость к самому себе. Я вложил в нее живой трепет своего сердца и свет своих глаз, а дальнейшее мне безразлично... Я устал - невыносимо устал. Пожалуй, мне надо поспать. Убери бутылку с виски, она отслужила свое, да уплати Бесс тридцать шесть фунтов и еще три сверх обещанного, на счастье. Ну и прикрой картину.

Едва договорив, он уснул в кресле, бледный и изможденный. А Бесси тщетно ловила руку Торпенхау.

- Неужто вы никогда больше на захотите со мной поговорить? - спрашивала она.

Но Торпенхау не сводил глаз с Дика.

- Какая прорва тщеславия в этом человеке! Завтра же примусь за него всерьез и сделаю все возможное. Он это заслужил. А? Что такое, Бесс?

- Ничего. Я только приберу здесь и уйду восвояси. Вы не могли бы уплатить мне деньги за три месяца прямо сейчас? Он ведь велел.

Торпенхау выписал чек и отправился к себе. Бесси добросовестно прибрала мастерскую, потом притворила дверь, чтобы в случае чего улизнуть, вылила на тряпку добрых полбутылки скипидара и стала яростно тереть лицо Меланхолии. Но краски поддавались с трудом. Тогда она схватила нож и стала скоблить картину, растирая тряпкой каждый след. Через каких-нибудь пять минут от картины осталась лишь уродливая исполосованная мешанина красок. Тогда она швырнула перепачканную тряпку в камин, показала язык спящему Дику, проговорила шепотом: "Остался в дураках", - повернулась и сбежала вниз по лестнице. Пусть ей никогда больше не суждено увидеть Торпенхау, зато она достойно отомстила тому, кто встал между нею и ее любезным, да еще так часто и жестоко над ней насмехался. Получая деньги по чеку, Бесси испытала истинное блаженство. А потом маленькая разбойница перешла по мосту через Темзу и затерялась среди серой пустыни на Южном берегу.

Дик проспал в кресле до позднего вечера, после чего Торпенхау растормошил его и велел лечь на кровать. Голос у Дика был хриплый, но глаза ярко блестели.

- Давай еще раз взглянем на мою картину, - потребовал он, как балованный и упрямый ребенок.

- Нет, сейчас спать - только спать, - сказал Торпенхау. - Ведь ты болен, хотя, быть может, сам того не замечаешь. Мечешься, как ошалевший кот.

- Завтра же буду здоров. Спокойной ночи.

Проходя через мастерскую, Торпенхау сдернул завесу, прикрывавшую картину, и едва не выдал себя отчаянным криком: "Все стерто!.. Все соскоблено и смыто! Если Дик увидит, он окончательно сойдет с ума! И без того уж он вот-вот впадет в горячку. Эта Бесс - злобная чертовка! Только женщина способна сделать такое!.. А ведь еще не просохли чернила на чеке, который я ей выписал! Завтра Дик будет рвать и метать. Во всем виноват я, подобрал ее с панели, спасти хотел. Ох, бедный мой Дик, бог карает тебя немилосердно!"