Владимир Колышкин - Атолл

• Название: Атолл
• Автор: Владимир Колышкин
• Жанр: Ужасы и Мистика

   Главный герой романа "Атолл" - американский писатель-миллионер живет на тропическом острове, где обрел свое счастье с молодой аборигенкой.

   Но его жизнь на собственной яхте не так безмятежна, как кажется. Темные мистические силы, некогда соблазнявшие писателя в Нью-Йорке, дотянулись и до его тропического рая.

---

   Из воды, зажав под мышкой разукрашенный борд, вышел местный Пушкин (опять руссизм, подумал Джон, всё, всё зовет меня туда), курчавый, смуглый, молодой, сложен как олимпиец. И гениален, черт побери!

   - Вот с кем я встречу зарю, - бесстыдно сказала синьора Ферэрра и повисла на руке поэта-сёрфингиста. - Не так ли, Мониту?

   - Си, синьора,- кивнул мокрой кудлатой головой олимпиец.

   - Как вы плаваете в темноте? - обратился Джон к Мониту только для того, чтобы замять эту бордельную ситуацию.

   - Плавает merde*, а я катаюсь, - ответил Мониту.

   *[дерьмо (фр.)]

   - Извините, я не правильно выразился. Как вы катаетесь в темноте?

   - Море светится, - лаконично ответил поэт.

   Алисия Ферэрра потянула за руку молодого человека в сторону отеля. Они пошли по пляжу встречать зарю у нее на лоджии, а он пошел к причалу, где стояла его яхта.

   Сторож причала, малый из местных (то ли 30-ти, то ли 60-ти лет - белому очень трудно определить возраст аборигенов, когда тот одет), приветствовал Кейна со всем радушием человека под хорошим алкогольным кайфом. Утопал он в скрипучем плетеном кресле, а рядом с ним на табуретке стоял лоток со льдом, набитый жестянками с круговой надписью "Пабст". Кейн подумал, кто это такой расщедрился и так по-царски угостил мужика. Потому что у самого этого типа никогда не было денег на выпивку. Но тем не менее он всегда был навеселе.

   - Янки, угостись! - сказал мужик, вытягивая из охладителя полную жестянку.

   В его устах это было новое выражение. Потому что обычно он говорил совсем противоположное: "Янки, угости". И его угощали. Но никогда так щедро, как сегодня. У него было никак не меньше ящика пива.

   Джон Кейн провел ребром ладони по кадыку, показывая, что сыт и пьян по горло. Сторож не обиделся. Ему же больше достанется. С легким пшиком открыл очередную банку, сделал хороший глоток и, вытянув голову, удовлетворенно рыгнул.

   Кейн пошел по дощатому бону к своей номерной стоянке. Его красавица яхта стояла ровно, умело расчаленная ребятами из причальной бригады Охама. Габаритные огни были погашены, кроме белого топового на верхушке грота, но палуба хорошо была освещена энергосберегающими галогеновыми фонарями, укрепленными над кокпитом, по линии кают и на корме. Иллюминаторы же кают были непроглядно темны.

   Кейна кольнуло чувство брошенности. Он с теплом вспомнил, что обычно его возвращение из города приветствовал теплый оранжевый свет, льющийся из кают, и музыка играла, и Аниту встречала его, стоя на пороге, по обыкновению одетая только в свою шоколадную кожу...

   Едва Джон Кейн ступил на палубу своей яхты, как со стороны города послышались завывания сирен. По авеню Республики в сторону Президентского дворца промчались две, нет - три "амбуланцы", озаряя чернобархатную ночь вспышками бело-голубых огней мигалок. За ними пронеслись шикарный "шевроле", на котором ездит префект или супрефект (их писатель всегда путал), в сопровождении автомобиля жандармерии.

   Джон остановился в раздумье, что бы это значило? Потом вспомнил - сегодня же во Дворце идет прием - скромное суаре на 200 персон. Вот и вызвали медицинское и полицейское подкрепление. Событие-то не рядовое. Президент справляет юбилей - 50 лет! Приглашены все ВИПы, в том числе и он, Джон Кейн. Причем, приглашен лично Президентом. "Надо же, запамятовал. Пожалуй, Фунек был прав, ну и свинья же я".

   И кроме того - упустил единственное свое паблисити. Джон уже был как-то раз, почти сразу по приезде из Нью-йорка, на суаре у президента. Получил там немало французских дуплетных поцелуйчиков. Вместе со всеми пел "Марсельезу" в весьма своеобразной местной интерпретации. Были фоторепортеры из "Фигаро", "Лё Монд", "Нью-Йорк Таймс". Репортер из "Нью-Йорк Таймса" взял у него интерьвью. О нем тогда еще писали...

   Но с тех пор, как американцы стали вытеснять французов, встречи такого уровня становились все скучнее и скучней, и Джон перестал появляться в Свете. Тусоваться среди тупоголовых послов и их фальшиво-любезных жен, занятие не из приятных. Из всего населения острова, с кем он мог осмысленно поговорить, это двое - местный поэт да доктор. Но они, очевидно, тоже не пошли. Вон поэт ушел с Алисией Ферэррой...

   По авеню промчалась еще одна "скорая". Однако. Наверное, кто-то из гостей отравился блюдом из морепродуктов. Тут водятся такие рыбки, что если их неправильно приготовить...

   Пока он так стоял, в том же направлении пронеслись несколько джипов с открытым верхом, битком набитыми жандармами. Они были вооружены до зубов. Кроме того, на каждой машине имелся крупнокалиберный пулемет, установленный на турели.

   А это уже что-то серьезное. Тут рыбкой не пахнет. Тут пахнет порохом. Уж не революцию ли они затеяли. Но кто посмеет предпринять государственный переворот, когда президента поддерживают американцы? Сейчас ведь не 59-й год, и Куакуйя не Куба. А, может быть, американцы разочаровались в Кулле и теперь его уже НЕ ПОДДЕРЖИВАЮТ? Наверное, все-таки хорошо, что он не пошел на юбилей, мало ли какая там заварушка возникла...

   Рассуждая подобным образом, Джон спустился в кают-компанию, включил свет. Аниту, конечно, не было. Неприятно сжалось сердце. Потом вспомнил, что в каюте для гостей спит Оайе. Вот и хорошо, подумал Джон, будет не так одиноко. Однако лучшее средство от тоски - это работа. Сейчас он сядет за свой любимый стол из палисандрового дерева, откроет верный "макинтош" - и ...

   И в голове привычно стали возникать причудливые образы, рожденные недавними событиями.

   Алисия Ферэрра вовсе не та, за кого себя выдает. А, скажем, агентша Уго Чавеса. Специально была сюда заслана, чтобы уговорить президента Куллал Манолу отказаться от американской помощи и примкнуть к антиамериканской коалиции, возглавляемой Уго.

   Но президент отказался, и тогда она в него стреляла. Как близорукая Фани Каплан - в Ленина. А на пляж выходила (Алисия, а не Фани), чтобы обеспечить себе алиби. Все видели, во всяком случае, он, Джон Кейн видел, как она ушла с поэтом. Кстати, о поэте - молодой, горячий, может, он тоже революционер? Вполне вероятно, что они сообщники.

   Вот так придумал! Бедняжка Алисия, расскажи он ей о её роли в сюжете, она бы умерла со страху. Ну, разумеется, имена он изменит... Если вообще надумает это писать.

   Джон, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мальчика, зашел в спальную каюту - переодеться и засесть в кабинете. Но, когда он зажег там свет, то был потрясен открывшейся взору сцене. На ковре возле кровати лежали в крепких объятиях Аниту и какой-то незнакомый белый мужчина.

   Когда первая волна шока откатила, Джон понял, что дела обстоят куда как хуже. Мужчина прикрывался Аниту, словно живым щитом, удерживал её левой рукой, а в правой держал пистолет весьма зловещего вида. Длинный ствол был уперт в висок Аниту.

   Джон отметил, что девушка ведет себя на удивление спокойно, а вот мужчина явно паниковал.

   - Что здесь творится? - глупо спросил Джон Кейн. - Аниту, ты в порядке?

   Девушка кивнула головой и попыталась улыбнуться.

   - Как ты здесь оказалась? Опять на катере?

   - На вертолете. Маму забрали в госпиталь, но она не пожелала лететь без меня...

   - Вы кто? Хозяин яхты? - резко задал вопрос незнакомец.

   - Где Оайе?

   - Я отправила его вместо себя дежурить в госпитале...

   Джон и Аниту говорили на французском и мужчину это стало раздражать.

   - Хватит болтать как лягушатники, черт бы вас побрал! - вспылил мужчина. - Говорите по-английски?.. Отвечайте на мой вопрос. Вы хозяин яхты?

   - Ну, допустим... - ответил Джон, переходя на родной язык.

   - Если не хотите, чтобы у этой девушки появилась лишняя дырка, по-тихому поднимайте паруса и направляйтесь в открытое море. Курс я укажу позже.

   Человек говорил с противной растяжкой гласных, с тем особенным южным акцентом, когда кажется, что у собеседника во рту протекает не меньше половины Миссисипи, и Джон понял, что имеет дело с соотечественником.

   - Пока вы не объясните, в чем дело, моя яхта не сдвинется с места, - объявил он, похолодев от собственной дерзости.

   - Послушайте, упрямый вы болван, я не вступаю в переговоры. Повторяю, если через пять минут яхта не отойдет от пирса, я вышибу мозги у этой черной крошки, а потом пристрелю вас.

   Пока незнакомец велеречиво произносил свои угрозы, Джон Кейн успел его разглядеть, как следует. Это был еще молодой человек, лет тридцати, спортивного телосложения, коротко стриженный. Он был одет во фрак и белую сорочку, соответствующие брюки и туфли. Этот наряд вполне подходил для великосветского приема. И еще Джон заметил, что незнакомец был бледен и время от времени морщился, как человек, которому сделали операцию по поводу грыжи, и он мучается от неловкого движения.