Валерий Николаев - Закуси горе луковицей

• Название: Закуси горе луковицей
• Автор: Валерий Николаев
• Жанр: О войне

---

— Грустная история, — сказала Зоя. — Но мне понравилась. Спасибо.

— Пожалуйста.

Он включил диктофон на полную громкость, и они дослушали запись шума волн до конца.

— Море каким-то странным образом влияет на мою психику. Я становлюсь недопустимо сентиментальным для мужчины, — сказал Володя.

— Ничего. Это характер не портит.

Глава 13 Верочка

Владимир поднялся еще до восхода и засобирался на рыбалку. Зоя, разбуженная его возней, вышла вслед за ним во двор. Было зябко. На востоке пламенела заря. Девушка не удержалась от восклицания:

— Боже мой! Какую же красоту мы просыпаем!

Они вышли на берег. Володя занял свое привычное место, настроил удочку и забросил леску в воду. Поплавок едва виден. Заря завораживала. Какой-то невидимый гениальный художник во всю ширь горизонта рисовал волшебную картину. На сумеречном холсте мазок за мазком появлялись самые неожиданные и нежнейшие краски: светло-зеленая, лимонная, малиновая, светло-оранжевая.

И тут начался клёв. Рыбаки тотчас забыли об этой чудной заре. И к семи утра рыбы на уху наловили. Все портили окунята: хватали наживку, как ошалевшие, а сами-то со спичечный коробок, одним словом, вредители.

Зоя немного озябла и, оставив Володю, пошла на кухню чистить картошку для ухи. Вспомнила о вчерашнем впечатлении от прочтения им, как он выразился, поэмки. Захотелось еще раз послушать живой шум Черного моря, крики чаек. Сходила за диктофоном. Нажала на его кнопку. Диктофон щелкнул. «Ах да, — спохватилась Зоя, — пленка же закончилась». Вынула кассету и поставила ее другой стороной.

Медленная и величественная мелодия заполнила тесное пространство кухоньки. Зоя мгновенно вспомнила ее. Эта музыка звучала в машине родителей той девочки. Мелодия просто божественная. Она так взволновала Зою, что та слушала ее, забывая дышать. Мелодия представлялась ей большой гордой птицей, кружащей среди гор в предгрозовой сини. Но вот птица устала и села на одну из вершин.

«Дядя Володя, — неожиданно раздался голос девочки, — это моя любимая мелодия: «Адажио» Альбинони. Я дарю ее тебе. Помни обо мне». Раздался звук щелчка. Затем послышался шорох торопливых шагов; и снова голос девочки:

— Здравствуйте, дядя Володя.

— Здравствуй, Верочка, — ответил голос Владимира.

— А я пришла прощаться.

— Грустное известие.

— Уезжаем прямо сейчас. Еле уговорила маму. Сказала, если не остановитесь, в дороге сбегу.

Володя рассмеялся.

— Ты не уговорила, а шантажом вынудила их сделать это. Нельзя так, Верочка.

— Я знаю. Но уехать, не увидевшись с тобой, я не могла. Дядя Володя, я дарю тебе этот диктофон с записью одной мелодии, и не вздумай отказываться. Кладу тебе в карман, позже послушаешь.

— А я и не собираюсь отказываться — давно о нем мечтал. Кстати, и у меня для тебя есть подарок. Держи.

— Вот это да! — радостно воскликнула девочка. — Кажется, это профессиональный?

— Говорят, что да. У него в комплекте и микрофон выносной.

Послышались несколько кнопочных щелчков и звук поцелуя.

— Делаю первую запись. Спасибо, дядя Вова.

— И тебе, Веруня, спасибо.

И опять звук поцелуя.

— Как я понял, ты все конфликтуешь с мамой?

— Да. Она постоянно унижает меня своими придирками. И вообще, она жестокая.

— Верочка, хочешь знать, что я об этом думаю?

— Да.

— Ты мне поверишь, что я честен с тобой?

— Я тебе верю больше, чем кому-либо на свете.

— Ну, так слушай, девочка. У плохих и жестоких матерей очень, очень и очень редко вырастают добрые, способные к любви и состраданию дети. Сейчас она ведет себя, как любая растерявшаяся мать: ревнует тебя ко всем, и больше всего на свете боится потерять тебя.

— А чего ей бояться? Я уже большая.

— Верочка, о том, что ты выросла, знаешь пока только ты. А мама нервничает оттого, что не поймет, что же изменилось? Ведь ты, если вдуматься, снова сползаешь в детство: ведешь себя как строптивый ребенок. Не правда ли?

— Не знаю.

— Верочка, а ты сделай так, чтобы мама заметила, что ты повзрослела, и увидишь: ваше непонимание исчезнет.

— Дядя Володя, но она и слушать меня не хочет. Все психует и психует.

— Вера, а ты поставь себя на ее место. Ведь то, что она сейчас видит, не понравилось бы ни одной из матерей: ее родная кровинка целых две недели подряд не отходит от безногого, в два раза старше ее дядьки. Кого это не встревожило бы? Разве что плохую мать. Так что ты уж не обижайся на нее.

Она глубоко вздохнула.

— Я помирюсь.

— Вот и молодчина. Это уже взрослый поступок.

— Дядя Володя, я никогда не забуду, что ты для меня сделал.

— Верочка, ты сделала для меня не меньше. Ко мне вернулась уверенность, что я живу не напрасно.

— Нет. Это все равно меньше, чем жизнь.

— Чтобы ты не чувствовала себя уж слишком обязанной мне, я кое в чём признаюсь тебе. Но ты услышь об этом, и сразу забудь. Договорились?

— Ладно.

— В тот день, когда меня потянуло выйти в море, я подумал — это зов смерти. И на всякий случай у своего товарища оставил для одного человека письмо. А моря я не боялся — тогда я уже все знал о нем. И потому греб и греб, пока не начал терять берег. Я не был уверен, что мне хочется вернуться туда. И в тот момент, когда наши с тобой жизни висели на волоске, мы встретились. Кто к кому был послан? Я не знаю.

— А я знаю: ты — ко мне. Это я звала, я умоляла кого-нибудь прийти ко мне на помощь! И ты один услышал, нашел и спас меня.

— Однако же трудно тебя в чем-то убедить.

— Дядя Володя, ты думай что хочешь, но я уже давно все решила: когда мне исполнится восемнадцать, я найду тебя и заберу к себе.

— Ничего себе новости! — воскликнул Володя. — Это ж надо придумать такое. Веруня, милый ты мой человечек, теперь и меня послушай. Если когда-нибудь по какой-то минутной слабости я приму от тебя такую жертву, то, как только опомнюсь, тотчас покончу с собой.

— Ты что?! — с болью в голосе воскликнула девочка.

— …Так что даже и не думай об этом. Выброси эти глупости из головы раз и навсегда. Смело влюбляйся в сверстника, выходи замуж и живи на радость себе и своим близким. И я за тебя порадуюсь.

— Дядя Володя, но я не смогу быть счастливой, зная, как тебе плохо одному.

— Верочка, ты меня прости, но трудности, пожалуй, самое последнее, что может огорчить меня в жизни. А мое счастье?.. Ты меня не спрашивала, но я уже влюблен в одну девушку… Кстати, тогда я именно для нее и оставлял письмо.

— А она? Только, пожалуйста, не ври.

— Она?.. Она без ума от одного ловеласа, буквально ослеплена им, и поэтому больше никого и ничего не замечает вокруг.

— Как же это? — с отчаянием в голосе спросила девочка.

— Видишь ли, такое случается: сердцу ведь не прикажешь.

— Дядя Володя, а кто эта девушка?

— Она моя знакомая. Ее здесь нет. Уехала.

— Навсегда?

— Да. Навсегда.

— Она красивая?

— Очень. Но главное, душа у нее чистая, что родник: сколько ни пей — жажды не утолишь.

— Ты тоже классный. Как она не почувствовала, что ты ее любишь?

— Все дело в привычке, Верочка. Эта девушка всегда смотрела на меня глазами медсестры. И кого она, по-твоему, могла увидеть во мне? — Только пациента. Даже я сам привык себя ощущать в некотором роде вещью, за которой нужно присматривать.

— Зачем ты так, дядя Вова?

— Затем, чтобы не привыкать к этому жалкому состоянию. Я должен вернуть себе статус уважающего себя человека.

— Ты вернешь. Конечно, вернешь. Ты такой сильный, находчивый. Я помню, как ты меня спасал.

— Да, обязательно верну. Я настырный.

— Мне пора, дядя Вова. А можно, я все своим расскажу? Мне не нравится, что они плохо о тебе думают.

— Конечно. В этом нет тайны. И помни: не я тебе жизнь подарил, а твоя мама.

— А ты?

— А я лишь помог тебе ее сохранить. Будь счастлива, моя дорогая.

— И ты… Я так хочу, чтобы она вернулась и все-все поняла о тебе.

— А что? Вот возьмет да и вернется. Ладно, милая, до свиданья.

Приблизилось чье-то горячее дыхание.

— До свиданья, — всхлипнула девочка.

— Береги себя, Веруня.

— А ты — себя.

Послышался удаляющийся шорох шагов. А дальше — шелестовое дыхание рощи, жужжание пчел, птичий щебет. Приближающийся стук каблучков… и ее, Зоин голос: «Извините…»

«Боже мой, — прошептала она. — Что же мне со всем этим делать?»

Подготовив все необходимое для ухи, Зоя снова вышла к Владимиру. Они порыбачили еще немного. А когда клев прекратился, Володя смотал снасть, сложил удочку и выбрался на дорогу. И тут проезжающий мимо «Москвич» останавливается прямо перед ними. Из него вылезает священник, невысокий бородатый в темной приталенной рясе, и широкими шагами топает прямо к ним. Подходит и, улыбаясь откуда-то знакомой улыбкой, протягивает к Зое свои руки, берет ее скулы в теплые ладони…