Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря

• Название: Высоко над уровнем моря
• Автор: Олег Татарченков
• Жанр: О войне

Роман «Высоко над уровнем моря» рассказывает об Афганской войне в период вывода советских войск из ДРА через призму судеб простых солдат — вчераших школьников, студентов и «пэтэушников». Повествует о том, как сложилась судьба у тех, кто выжил на той войне.

---

— Не сдох, а замечтался…

— Тогда подъем! Сейчас дальше пойдем. Щербатого из щели уже вытащили. Вот козел, на ходу успел ширнуться. Интересно, где наркоту взял? Тащился на автопилоте, развезло, вот он и потерял ориентировку.

— Грач, я твой должник…

— Ты мне по жизни должен!

Опираясь на плечо Вовки, поднимаюсь на негнущиеся ноги. Колени подгибаются, онемели. Все, что ниже их, не чувствую. Чтобы избежать падения, обхватываю Грача за шею.

— Ты чо! — встревоженный Грач встряхивает меня, — Ноги отморозил?! Ну — ка, попробуй пошевелить пальцами!

Пробую. После третьей попытки мне это удается. Грач догадывается об этом по моей счастливой улыбке. Которая, со стороны, наверное, похожа на груческую маску: губы треснули, кровоточат. Прикладываю к ним снег и закрываю от ветра поднятым воротником бушлата. Непромокаемый капюшон поверх шапки не дает сыпаться белой крупе за шиворот, поправляю и его. Теперь можно и вперед…

— На, глотни кишмишовки, — Грач протягивает мне флягу.

Виноградный спирт обжег губы.

— Ничего… — улыбается мой кореш, у видев, как скривилось мое лицо, — Дезинфекция — вещь полезная.

Из метели, как черт из бутылки, вылетает наш взводный старший лейтенант Орлов:

— Не спать! Начинаем движение!

После этого он исчезает за поворотом скалы. Ветер срывает окончания слов лейтенанта, обращенных уже к тем, кто идет за нашей спиной, и мы слышим только:

— Не спа… Начинаем дви… Не спа… Уроды!

Снова шнур на поясе, «эрдэшка» давит на плечи, автомат привычно висит под правой рукой стволом вниз, трофейный пулемет перечеркнул грудь и ноги опять скользят по обледенелой тропе.

Идешь, как наш ротный наркоша Щербаков — на автопилоте. Ни чувства страха перед обрывающимся в каком-то метре от ног карнизом, ни холода беснующейся бури, пробивающего сквозь солдатский бушлат. Все утонуло в бескрайней усталости.

Шагаешь, автоматически ставя ногу в отпечаток подошвы впереди идущего. Хватаешься рукой за камень при очередном повороте, время от времени сплевываешь тягучую кровавую слюну через небольшое отверстие в поднятом воротнике — десны продолжают кровоточить, и — продолжаешь путь.

Единственное, что не занято сейчас — голова. Мысли текут ровным потоком, сами собой. Я даже не далаю попыток их систематизировать, уложить в какие-то конкретные воспоминания. Это просто обрывки фраз, куски образов, фрагменты прошлого. Наверное, это и есть то, что называют потоком сознания.

…Широко распахнутые в мир темно-синие глаза. Не голубые, нерт — именно темно-синие. Ясное небо, отраженное в воде бездонных озер.

Глаза, востроженно следящие за кафедрой. Первый курс, лекция по античной литературе, которую читает доцент Болдин. Все восхищаются его остроумием, яркими примерами и умением приподнести предмет так, как никто другой. Катерина — не исключение. На лекциях она восторгается доцентом, а я — ей, сидящей в аудитории за два ряда от меня — чистой, непосредственной, восхищенной.

Ее черноволосая головка поворачивается в мою сторону, и я не успеваю скрыть выражение обожания. Ее взгляд становится лукавым и она делает чуть заметный кивок в мою сторону. Я счастлив. Как мало нужно влюбленному человеку!

«Здравствуй, Кэт…» Так я начинал каждый из сотни телефонных звонков из одной и той же будки у станции метро «Тургеневская» на протяжении восьми месяцев. Почему из одной и той же будки? Первый звонок был из нее, после которого Катя назначила мне свидание.

Это был первый и последний удачный звонок. После чего мы общались только по телефону. Это был настоящий телефонный роман: она с непостижимым упорством избегала встреч, зато могла десятками минут говорить в трубку. Поэтому, надеясь на чудо, сжимая накопленные «двушки», я каждый раз стремился на другой конец Москвы.

«Здравствуй, Кэт…»

Катя, Катенька, Катюша, Катька… Этими именами ее звали дома, в детском саду, в школе, в университете. Родители, друзья — подруги, дяди — тети, бабушки — дедушки. Чужие и родные. А я хотел звать ее по — своему, как никто другой. Как будто необычное сочетание трех букв могло дать дополнительный шанс, выделить меня из общего ряда однокурсников.

Грубовато — фамильярно звучащее на русском языке английское имя для для нее паролем для откровенных разговоров по телефону, но не более. Телефонный роман им ис остался.

«Поздравляю вас с рыцарским шлемом, сударь, — смеялся тогда ты над собой, — Вы достигли «фин аморе», «любви на расстоянии» куртуазных кавалеров. Но вынужден вас огорчить: вы опоздали лет эдак на пятьсот…»

Нога подскальзывается на обледеневшем карнизе. Чтобы удержаться на тропинке, хватаюсь за обломанный ствол деревца, торчащего из-под снега. Ище минута — и я бы покатился в преисподнюю. Спина взмокает от мгновенно накатившего страха. Такие вещи лучще всего возвращают к действительности.

Прошлой весной, на глазах у всей роты на пустяковом спуске сорвался в пропасть боец из молодого пополнения. Это был его первый выход в горы. Широко раскрытые, полные изумления, отвергания того, что происходит именно с ним, глаза. Крик «Не хочу!!!», застывший в них, и вопль «Мама!!!» прокатившийся по ущелью…

А у меня какой выход в горы? Уже давно не веду счет таким вещам. Хотелось бы, чтобы этот стал крайним в жизни. Не «последним», здесь так не говорят — крайним. Но пока об этом не думать. Не думать!

Скоро Новый год. Дома — елка, блестящие игрушки на ней, брызги шампанского… Дед Мороз и надежда, что наступающий год будет лучше предыдущего. Надежда, помогающая прожить эту жизнь. Разве и нам она не помогала вытерпеть все, зажигая счастливым светом будущую жизнь на гражданке? Душа рвется к этой вере, но вот мозг… Неужели все отравлено? Как хочется верить!

Новый год. Во время прошлого Нового года мы выпустили пару очередей из ДШК по «духовской» зоне отвественности. В ответ нас накрыли реактивными снарядами. Сорванный праздник и четверо раненых С новым годом, с новым счастьем.

…Буран стихает. Или только кажется? Привыкли…

Натыкаюсь на спину остановившегося Грачева.

— Чего встал?

— Все стоят.

— Может, уже пришли?

— Хрен его знает. По времени, вроде, должны…

Больше говорить не хочется. Ради чего сквозь смерзшийся капюшон бросать слова? На ветер в самом прямом смысле. Надо поберечь силы, скоро они нам пригодятся.

Разведка топает впереди, оторвавшись от нас на полчаса хорошего хода. Может, она, оседлав перевал до подхода «духов», сидит уже в пещерах и подала знак, что все в порядке? Хорошо бы… Воевать по такой погоде не хочется. А когда хочется воевать?

Сквозь свист ветра раздается хлопок. Выстрел? Если разведка столкнулась с душманами, сейчас должна начаться стрельба.

Но стрельбы нет. Вместо нее по цепочке передеается команда подтянуться. Подтягиваемся. Стоим, напряженно прислушиваясь к посторонним звукам сквозь свист воздуха, остевенело болтающегося среди мешанины камней и снега.

Впереди возится с радиостанцией ротный. Неплохой мужик Булгаков — свое дело знает, солдат бережет и на рожон никогда не лезет.

Хлопок. Еще один. За ними — целая серия, словно врубила свои мотоциклы без глушителей рокерская банда.

— Вознобновить движение!

И без тебя, капитан, знаем, что надо спешить. Знаем, что разведка уже схлестнулась с индейцами за право обладания теплыми пещерами. И если мы опоздаем…

— Передать Митину, чтобы подбирал отставших! Остальные — вперед! Вперед, сынки!!!

Снег, словно он с «духами» заодно, путается под нагами, вяжет их. Ветер норовит столкнуть с тропы. Освобождаемся от страховочных концов — сейчас они только сковывают движения.

Наш взвод сворачивает от тропы влево, вниз по склону, который становится все более пологим. Это хорошо, можно даже цепью развернуться… Снег — по пояс. В голове сидит только одна мысль: кто сейчас засел на хребте: наши или «духи»? Если встретят огнем — все объяснится. Хотя нас нужно еще заметить в этом буране…

Очищаю пулемет от снега, передергиваю затвор, загоняя патрон в патронник. У меня к ПК подсоединена малая пулеметная коробка, поэтому можно стрелять на ходу. Рядом сопит Костенко. Сопи, хлопче, сопи — твои ленты еще понадобятся…

Стрельба все ближе, но не в насю Слава Богу, не в нас…

Справа сверху срывается красная строчка трассера. Проносится мимо, гаснет в снежном киселе. Вслед за ней вторя, третья… Пулемет! Ему звонко подпевают автоматы. Глухо бухает гранатомет.

Заваливаюсь на живот. Пулеметный ствол тонет в сугробе. Мать — перемать! Отчаянно расшвыриваю снегруками, чтобы получилась хоть какая-то площадка. Сбоку по-прежнему сопит мой второй номер. Тону в сугробе вместе с пулеметом.

— Чего е…к раскры! Стреляй, мудак!

Очереди костенкинского автомата глушат ухо. Черт с ним, с ухом, ухо заживет…