Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22)

• Название: «Мир приключений» 1975 (№22)
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Прочие приключения

Антология Мир приключений, 1975

М.: Детская литература, 1975 год

Серия: Мир Приключений (Альманах)

Тираж: 100000 экз.

Тип обложки: твёрдая

Формат: 60x90/16 (145x215 мм)

Страниц: 560

Описание:

Обложка и иллюстрации Н. Двигубовского.

Содержание:

А. Бауэр. Четыре часа войны (героическая повесть-быль о пограничниках), стр. 3-57

Александр Шагинян. Как это было на самом деле (фантастический рассказ), стр. 59-71

Андрей Михайловский. Одинокий богатырь (приключенческая повесть), стр. 73-171

Кир Булычёв. Богатый старик (фантастический рассказ), стр. 173-199

Виктор Николаевич Болдырев. Дар Анюя (приключенческая повесть), стр. 201-293

Виталий Григорьевич Мелентьев. Дорога через себя (фантастический рассказ), стр. 295-309

Владимир Караханов. Обязательно встретимся (приключенческая повесть), стр. 311-425

Альберт Валентинов. Заколдованная планета (фантастическая повесть), стр. 427-545

Всеволод Александрович Ревич. На Земле и в космосе. Заметки о советской фантастике 1973 года (статья), стр. 547-559

Примечание: Ответственный редактор Н. М. Беркова.

Scan: Александр Керосиров; OCR, SpellCheck, Formatting: Хас, 2010.

Информация об издании предоставлена: vbltyt — http://fantlab.ru/edition34190

---

— Надо проверить всех владельцев мотоциклов с колясками. Создаем две оперативные группы. Первая, во главе с Сеидом, займется “нашими”, остальными — Кунгаров.

Расходимся около полуночи. Сержант из дежурной части сообщает, что меня ждут.

Выхожу во двор и вижу одиноко стоящий мотоцикл со съежившимся в седле Алешей Наджафовым.

— Ты почему домой не поехал? — удивился я.

— Хотел узнать…

— Ты же замерз, как суслик…

— Думал, вы ненадолго. И не холодно, ветра нет — а у самого зуб на зуб не попадает.

Я предложил ему ночевать у нас, в комнате отдыха для дежурных, но он наотрез отказался.

— Отец спать без меня не ляжет, всю ночь ждать будет.

Отпустить его промерзшего, да еще верхом на мотоцикле, я не мог. Он послушно пересел в люльку, укутался брезентом. Мотоцикл легкой рысцой бежал по пустынным улицам. Ночь и на самом деле тихая, торжественная. Звезды словно впечатаны в чернь металла. Южное небо: никаких полутонов.

— Куда вы их… с автостанции?

Наджафов сразу понимает, о ком я:

— В общежитие. Родители приехали, родственники. Много народу приехало. Все в одном селении живут. В больницу пока нельзя, в общежитии ждать будут.

“Ждать в общежитии”. Слово какое подходящее.

— Теперь как судьба скажет, — вздыхает Наджафов.

— Ты что — фаталист?

Он на мгновение поворачивается ко мне. “Не понял”, — догадываюсь я. Значит, не густо с образованием, а по-русски говорит хорошо, чисто.

— Теперь куда?..

— С Апшеронской на Вторую Поперечную сверните… Там живем.

Улица короткая и низкая, сплошь из мазанок и таких же белых заборов. Из-за тех, что повыше и поновее, доносится угрожающее рычание. Кавказские овчарки-волкодавы, приземистые, широкогрудые, с обрезанными ушами, их держат не для прогулок: не приведи господь встретиться с ними без хозяина.

— Здесь мы живем, — останавливает меня Алеша у покосившегося заборчика. Через него и дворик, и дом — как на ладони. Застекленная веранда ярко освещена. Зато летом они наверняка скрыты зеленым шатром: множество деревьев.

— В саду живете.

— Это что… розы какие были. Теперь я вас не отпущу. Честное слово, очень обидите. И телефон есть.

На веранде старик, на корточках, не обращая на нас внимания, что-то быстро-быстро бормочет, ритмично, как “китайский болванчик” раскачивает головой.

— Больной отец, совсем больной! — громко объясняет Алеша.

— Тише, — невольно прошу я.

— Все равно не слышит. Своим делом занят. Часами вот так с кем-то разговаривает.

Но старик услышал, только среагировал чудно. Не оборачиваясь к нам, крикнул:

— Нури! Опять мне мешаешь. Приехал, иди в дом!

— С братом меня путает. Видели, совсем больной. Проходите, пожалуйста.

Пока Алеша возится на кухне, рассматриваю фотографии на степах. Их много, настоящий семейный альбом. Молодой мужчина, как в папахе из курчавых волос, усы, будто нарисованы тушью, рядом женщина с круглым лицом, круглыми глазами и круглым подбородком; оба строго в фас, оба смотрят куда-то в единую точку. Тот же мужчина уже в железнодорожной форме. Трое: мужчина и женщина с девочкой посередине. Пятеро: мужчина и женщина, девочка и два карапуза. Двое мальчишек на игрушечных лошадках и в настоящих папахах. Четверо: мужчина и женщина, и два подростка по бокам. Двое юношей обнялись за плечи. Алеша постарше, у второго еле заметен пушок над губой. Два молодых человека, уже отдельно. Похожи, но те же черты, резко очерченные у брата, — у Алеши словно размыты. А девочка исчезла… Неужели несчастье? Так и есть. Накрывая на стол, Алеша поясняет:

— Гюли умерла, когда мы были совсем маленькие. От дизентерии. Не было тогда еще этих…

— Антибиотиков.

— Да. Потом у соседей сын болел, быстро вылечили. В больницу взяли, много уколов кололи, зато жив остался. А мы с Нуришкой вообще дизентерией не болели. Плохая болезнь, ядовитая. Отец совсем не старый, видите? Как заболел, стариком стал. Может быть, потом тоже лекарства придумают, сейчас нету. Вы не думайте, с ним можно разговаривать. Он все понимает, по-своему все понимает. Про мух, например, что говорит? “Мух, говорит, все ругают. Неправильно ругают. Муха — санинспектор: прилетит, посмотрит, где чисто, сразу улетает, где грязно, как ни гони, не улетит. Муха дает знать: человек — будь аккуратный, пока грязь не уберешь, буду тебе жужжать: уббери, уббери… Зачем мух ругать, говорит, себя надо ругать”. Интересно, правда?

Я киваю на прикрытую дверь спальни:

— Достается матери, наверное… — чуть не сказал “с таким мужем”, но вовремя исправился: — С тремя мужчинами. Вы-то хоть помогаете?

— Ушла мать. — Сказал, как обиженный щенок взвизгнул. — Совсем ушла. Пять лет здесь не живет. Нури с ней ушел. Почему не пойти? Отчим — хороший человек, щедрый. Меня тоже звали. В Баку живут. Мать обижалась: “Квартира большая, всем места хватит, почему не идешь?” Теперь привыкла, раз-два в месяц к ним еду, не обижается.

Шляпа я, шляпа. Он же только отца упоминал. Все мимо ушей пропустил и с благодушными вопросами лезу.

— Извини, Алеша, не знал я… — И, чтобы как-то замять свою бестактность, перевожу разговор на другое: — У вас на комбинате ребята отличные, дружишь с кем-нибудь?

— Со всеми дружу. Больше всех с Измуком. Жалко его, совсем похудел. Переживает очень. “Сам, говорит, его найду”. Зачем улыбаетесь? Он — твердый парень, сказал — сделает.

Потом Алеша хлопочет с постелью, а я звоню Рату: предупредить, что останусь здесь до утра.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

Ночевать у Наджафова мне не пришлось.

— Куда ты пропал?! — Рат буквально кричал в трубку. — Возвращайся немедленно!

У входа в горотдел — патрульная автомашина с надписью “НМ”[37], во дворе — оживленная группа вокруг мотоцикла с коляской. Но главные события развивались в кабинете Кунгарова. Едва туда заглянув, я был поражен позой своего шефа. Он стоял посередине комнаты с ножом в руке. Такая активность в час ночи могла объясняться только магическим: “Пойман”.

Молодой мужчина лет двадцати пяти чем-то напоминает свое бывшее оружие: сильно укороченный нож кинжального типа. Голова — округлая рукоятка, широкоплечий ограничитель, резко суживающееся туловище — лезвие воткнуто в стул. Он трусливо-враждебно смотрит на Рата. А тот говорит:

— Значит, нашел на стройке и взял для консервов. Только сегодня и никогда при себе не носил? Сейчас посмотрим.

Рат заставляет мужчину подняться и снять пиджак. Я еще не понял, что за этим последует, тот тем более, а Рат уже выдернул из его брюк рубашку и показал ему иссеченный подол.

— А что на это скажешь?

“На это” мужчина ничего не говорит, вид у него совсем ошарашенный, и Рат удовлетворенно заканчивает демонстрацию:

— Бешбармак тоже найдем, а не найдем, сам покажешь, куда выбросил…

— Нет, начальник., нож правда носил, а бешбармака нету, клянусь — нету.

Стоило ему произнести несколько слов, сразу ударил запах перегара.

— Фу-ты, — отшатывается Кунгаров, — закрой рот и дыши носом. — Значит, не помнишь, что делал вечером двадцать девятого?

Мужчина отрицательно качает головой.

— А как в женское общежитие сейчас ломился, сторожу ножом угрожал — тоже забыл? Или еще не успел?

На этот раз никакой видимой реакции. А глаза смотрят трезво, и трусливая ненависть во взгляде — трезвая.

Рат садится за стол. Там лежат шлем и широкое кепи.

— Ну, вот что: до утра постарайся вспомнить все, что забыл. А нет — мы сами напомним.

Задержанного уводят в КПЗ и я получаю наконец возможность навести справки.

— Разнорабочий второго СМУ, — поясняет Рат. — Живет здесь в общежитии. Между прочим, на восьмом километре у него тетка имеется. Помнишь бакинскую ориентировку? Похоже, он туда челночный рейс совершил. Но вещей не нашли: ни тех, ни самедовских. Или продал, или у кого-нибудь из дружков прячет. Есть там у них, в СМУ, подходящая компания. Боюсь только не опознает его Самедова, а предъявить мы ей обязаны.

Сегодня нам достали матрацы, но и без них мы бы тоже заснули как убитые.

Утром состоялось опознание, им четко командовал Зонин, Сразу видно: чувствует себя в родной следовательской стихии.

Вдоль стены стояли трое мужчин одинакового возраста, роста. Все — смуглые, на всех — низко нахлобученные кепи. И все-таки этот чем-то явственно отличается от остальных. Наверно, выражением лица, те-то спокойны. А может быть, мне все это кажется, потому что я его знаю.

Входит Самедова, долго присматривается попеременно то к одному, то к другому. Иногда, словно за подсказкой, оглядывается на нас. Со стороны заметно: она не узнала грабителя, но догадалась, кто из троих подозревается нами. Теперь ее мучат сомнения: мысль о ревизии, идущей в магазине, требует угодить нам, с другой стороны — собственная догадка может быть ошибочной. Тонкая штука — опознание: здесь в равной мере опасны и укрывательство и оговор. А от свидетелей такого типа можно ожидать и того и другого, в зависимости от ситуации.