Димыч - Последний князь удела

• Название: Последний князь удела
• Автор: Димыч
• Жанр: Альтернативная история

Стихи использованные в тексте переведены с татарского поэтом и переводчиком С.Дружининым.

---

  Те, хоть и находились в губной и дьяческой избах, что стояли на территории кремля у проездных Никольских ворот, являться не торопились. Наконец появившись спустя целый час у красного крыльца, представители городской администрации внутрь палат заходить отказались. Рассудив по принципу ' Если гора не идёт к Магомету, то Магомед идёт к горе', я вышел во двор. При виде своего князя Раков и Муранов шапки ломать и кланяться не стали и сообщили, что отчёт в городских делах давать несмышлённому мальцу они не собираются, для этих дел прислан из приказа четверти Петелина, уж два дня как, дьяк Алябьев Дмитрий сын Семёнов. И ежели мне чего надобно, то обращаться только к этому представителю центральной власти.

  Попытка вызвать на разговор Алябьева оказалась весьма неудачной, посланный к нему дворовый вернулся несолоно хлебавши, и передал категорический отказ адресата куда-либо ходить:

  -Сказывал, мол, Дмитрий сын Семёнов, что ежели чего надобно, ключника аль казначея к нему слать, он им по потребам выдачу учинит-

  Помявшись, слуга добавил от себя:

  -Токмо прямо молвлю, пустое дело к дьяку людишек твоих, царевич, слать. Он ить яко с Нижнего Новагорода примчал, тако второй день пьян изрядно, вино то с кабака безденежно требует. А внегда тверёз, то зол как собака.

  Стало ясно, что княжеская власть в уделе чисто номинальная и распространяется только лишь на собственные палаты. Что ж и такие права это больше чем ничего и я пошёл осматривать дворец.

  После продолжительной экскурсии я имел вполне полное представление о моём пристанище на ближайшее время. Посещение опустевшей женской половины терема было совершено впервые и единственное что меня там заинтересовало, это комната с ткацким станом и двумя самопрялками. Мастерица-хамовница была вывезена царицей из Москвы, но в новое изгнание вслед за госпожой она отправляться отказалась. Насколько я понял из объяснений ткачихи, брусяной станок с педальным приводом и прялка с вращаемым рукой колесом являлись самым новейшим немецким оборудованием. Подобное этому чудо техники водилось лишь у хамовников царицы Ирины Фёдоровны, остальные в стране пользовались гораздо более примитивными прядильными досками и простецкими станами. Надо признать, хайтек текстильной промышленности не впечатлял. Оставив мысль о том, что неплохо бы перестроить ткацкое дело на более развитый лад, на последующее время, отправился инспектировать склады продовольствия и кладовки с предметами домашнего обихода.

   В сопровождении писчиков и стряпчих ответственных за кормовые, и хлебные амбары был проведен осмотр подведомственного им добра. Никаких неустройств я не заметил, да и не мог по причине незнания того, как должно всё выглядеть в идеале. Идти глядеть конюшни, скотный двор и птичник мне совершенно не хотелось.

  Поглядел я и на покои третьего этажа хором, они были отделаны более роскошно, чем нижние. Стены наверху были оббиты тканью, но вот мебель там была такая же скудная и оконца так же малы, как и на первых двух этажах. Домоуправители настоятельно рекомендовали мне переместится в жилые комнаты на самом верху и я, недолго думая, согласился, выбрав наиболее светлое помещение с обоями из парчового атласа.

  Новое поручение, которым я крепко озадачил слуг, являлось устройство сортира, поскольку справлять нужду в ночные горшки мне уже изрядно надоело. Дворские почесали недоуменно в затылке, но обещались каприз барчука исполнить. Следом за тем пошел в дальние крылья терема, и уже там дал команду пару комнат отвести под лечебницу, то есть поставить деревянные нары и каждый день отскребать начисто пол. Первым пациентом был назначен литвин Ивашка, которому в ночь после Московской битвы вправляли сломанную кость. С тех пор он, таскаясь за нами в обозе, умудрился не отдать Богу душу, и вообще выглядел довольно прилично. Туда же призвали и травницу, помогавшую мне с раной на щеке более двух месяцев назад. Ей было велено тащить все веточки, ягодки и корешки, которые она только знала. Разбором местных лекарственных трав решили заняться на завтра.

  По совету Ждана был устроен смотр поредевших свиты и слуг, и все оставшиеся во дворце подключники и подьячие были назначены на места отъехавших вслед за Нагими начальников.

  На удивление присутствовал Самойла Колобов с недорослем-сыном, по причине отсутствия в дворце женского пола царского рода, его жена потеряла должность постельницы. Расспрашивать этого воина о том, как покидали эти палаты предшествующие их обитатели, я постеснялся.

  Сажать пленников в поруб, было сочтено излишним и их разместили на втором этаже в раздельных комнатах под охраной истопников. К вечеру куча мелких дел была или решена или переложена на дворовых, челядь уже смотрела на маленького хозяина с некоторой долей уважения.

  Сон в заботливо выбранной опочивальне оказался пыткой, тело юного князя атаковали десятки и сотни кровососущих насекомых. Меня, конечно, покусывали и раньше, но такой массовой атаки я до сих пор не встречал. Уже через несколько минут после пробуждения от дикого зуда, царевич признал своё полное поражение и бросился в бегство. Разбуженные, испуганные сторожа не сразу поняли причину моей паники, и с чего это их господин желал немедленно сменить рубаху и ополоснуться. После всего вышеперечисленного я эмигрировал в свою старую спальню и счастливо уснул.

  Сразу с утра, узнав, что московский дьяк в церковь не пришел, я так же решил пропустить службу и сразу отправился на занятое им подворье. Дмитрий Алябьев был хмур и неразговорчив:

  -Почто незван явился княже, али докука какая ко мне? Так молви скорее, не томи-

  -Здрав буде, приказной дьяк Дмитрий сын Семёнов - несмотря на холодный прием, достоинства терять не следовало - отчего не ласков к сироте, о коем блюсти тебе братом нашим, государем всея Руси Фёдором Иоанновичем наказано?-

  - Хвор я, княжич- напоминание о царственном брате слегка остудило приказного - здравия мне, истинно, не помешало бы, а то кажись, Богу душу отдаю-

  -Что с тобой, достойный человек?- поинтересовался дремавший во мне доктор - может, помогу чем?-

  -Чем же ты подмогнуть то сможешь, отрок девяти лет отроду, всяко неразумный? - вздохнул дьяк - я уж и знахарку, чтоб заговорила, звал, и Бога прощенья просил за этот грех, а всё то спину ломит, то брюхо кособочит, хучь на стену лезь. Уж чётвертой день мучаюсь, никак не отойду-

  После нескольких уточняющих вопрос, окрепло предположение, что Алябьева мучат почечные колики, видимо растрясло дорогой. Заговоры тут явно были бессильны, многочисленные поклоны перед иконами даже скорее вредны, вот и спасался несчастный вином как анальгетиком.

  Пообещав вернутся, отправился глядеть на травяной сбор местной целительницы, попутно выдирая из памяти всё что знал о лекарственных растениях. Из значительного вороха травок принесенных лекаркой был отобран пучок темно-зелёной ветвистой травки, с красными плодами. Также я приказал изъять из погребца брусники, где эта болотная ягодка хранилась в мочёном виде. Первым в дьяческую избу направился истопник Юшка с котлом в обнимку, с наказом греть воду. Чуть позже туда же снова пошёл я, а за мной слуги тащили самую здоровенную деревянную лохань, что нашлась в кладовых.

  Крепкий тридцатилетний мужик, дьяк четверти Петелина, был уже настолько измучен болями, что согласился на любые эксперименты над своим телом. Слегка подивился он питью из размятого растения:

  - Сё мучица. Энтим кожи дубят да красят, не помру я от зелья твово, княз Дмитрий? Кто лечбе таковской обучил?-

  Объяснить правду было невозможно, и пришлось выдать трудно проверяемую информацию:

  -Жена боярина Годунова с сестрой зело в травяном сборе разумеют. Вот там и узнал-

  Алябьев слегка расширил глаза, а потом, перекрестясь, разом выпил настой, приговаривая:

  - Ну и помру от сена сего чародейского, все одно отмучаюсь, а на тебе грех смертный буде -

  Но хуже чем было, больному не стало и он подуспокоился. Позже сидя в горячей воде в исподнем белье, приказной уже совсем размяк и пил настой на медвежьих ушках и брусничный морс совершенно безропотно. Втолковав правила поведения при болезни дьяку и его людям, князь Углича, одновременно являвшийся единственным дипломированным врачом на сотни вёрст вокруг, удалился с чувством выполненного долга.

  На дворе у красного крыльца палат мне повстречался очередной командированный из Москвы - новый голова городовых стрельцов Данила Пузиков с полдюжиной приведённых с собой бойцов. Пригласив будущего командира углицкой пехоты отобедать в главной трапезной с нами, я позвал с собой и ближних дворян, с которыми ходил в поход. Служилый не по отечеству, а по прибору жилистый молодой парень Данила был весьма не рад переводу из десятских московского полка в сотники городового, ему это казалось изрядным понижением. Единственная его надежда была связана с тем, что ему удастся развернуть свою сотню в полк с соответствующим фактическим повышением в чине, на что ему были даны полномочия из столицы. Правда, людей кроме тех, что я видел во дворе, он не привёл, надеясь набрать состав по месту.