Надежда Сапронова - Когда деды были внуками

• Название: Когда деды были внуками
• Автор: Надежда Сапронова
• Жанр: Детская проза

Герой этой повести — Савелий Сапронов — не вымышленное лицо. Повесть посвящена его детству и юности. В первые годы революции имя матроса Савелия Сапронова было хорошо известно на Черноморском флоте. Он первым поднял красным флаг на эсминце «Капитан Сакэн», был первым комиссаром этого эсминца, а затем и членом революционного комитета Севастополя.

Это был один из многих большевиков, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть борьбы с контрреволюцией, с кулачеством, все трудности строительства первого в мире социалистического государства. Савелий Сапронов вырос мужественным, стойким и верным революционным борцом. Его биография тем и интересна, что это обыкновенная биография коммунистов старшего поколения, дедов нынешних пионеров.

Автор этой книги — жена Савелия Гавриловича Сапронова Надежда Алексеевна — в прошлом учительница математики, Она начала писать эту книгу после смерти С. Г. Сапронова, вдохновленная желанием рассказать нашим детям об их дедах, отдавших всю свою жизнь делу революции, делу партии, делу строительства коммунистической жизни.

---

Благодать, да и только!

Смотрел, смотрел Савелий, слушал, слушал — и стал опять пастушонком Савкой, что скакал когда-то за жаворонками по родным полям. И начал птицам подсвистывать. Сначала тихо, а потом все громче, все заливистей.

Неожиданный возглас Кондрашова привел его в себя:

— Гляди-ка, кажись, Ерёменко шествует!

На безлюдной дотоле дороге действительно показался человек. По особой походке, чуть вприпрыжку, друзья признали в нем одного из своих бывших товарищей — по первому году работы — забойщика Ерёменко: хороший малый, верный.

И тот их признал и поспешил навстречу. Долго хлопали друг друга ладонями и трясли за плечи старые друзья.

Оказалось, у Ерёменкн умер отец, он бросил шахтерить и едет домой хозяйствовать.

— Мать покою не дает, обижается, домой зовет. Да и женить меня собирается. А то, говорит, перестареешь, — несколько смущенно объясняет он и, в свою очередь, спрашивает, куда идут Кондрашов и Сапронов.

Те отвечают.

— Ах, черт вас дери! Так идите же немедля на нашу шахту! Там в кузнеце во как нуждаются! У нашего-то грыжа объявилась, на днях чуть не помер, а хозяин не пускает — замены нет. Двигайте, двигайте! В точку попадете. Далеко только. До вечера шагать будете.

— Вот то-то и хорошо! — говорит Кондрашов. — На ближние-то шахты нам дорога закрыта. А на дальнюю мы чистенькие явимся, незамаранные.

— И то правда, — соглашается Ерёменко. — Ну, так час добрый!

Всем троим время дорого, и, крепко пожав руки, товарищи расходятся, возможно навсегда.

— Стойте! — вдруг кричит Ерёменко. — Стойте! Забыл упредить: хозяин-то наш спесив больно. Почет любит, уважение. Чтобы шапочку снимали, чтоб стояком при нем стояли — и все такое прочее. Так вы уж, того… Соответствуйте!

— Ладно! — кричит Кондратов в ответ. — Посоответствуем.

К вечеру до шахты добрались. Неподалеку наткнулись на шахтеров, ночующих в степи. Подошли. Познакомились. Узнав, что Кондрашов и Сапронов пришли наниматься, один из шахтеров сказал!

— Сласти от нашего хозяина не ждите, ребята. Человек гордый и без совести. И подрядчик — такой же сатана. Бараки гнилые, пища гнилая, крепи гнилые. Холодно, голодно, и обвалы бывают.

— Ну что ж, други, посмотрим! — ответил на это Кондрашов. — На людях, говорят, и смерть красна, а мой дед по-другому говорил: «Бог не выдаст, свинья не съест!» И другая у него поговорочка была: «На бога надейся, а сам не плошай!» И я, братцы, так рассуждаю: если сам не плошаешь, в обиду себя не даешь — никакая тебя свинья не съест. А в жизни, между прочим, обратное получается: не свинья человека ест, а тот ее! Как бы и вашего хозяина… того… кто-нибудь не слопал!

Шахтеры засмеялись, потеснились и предложили нашим путникам хорошее «спальное» место.

Поболтав недолго в том же роде, один за другим все уснули.

Утром отправились вместе с прочими: шахтеры — в шахту, наша парочка — в контору.

В конторе хозяина еще не было. Молодой конторщик, о котором шахтеры рассказали, что это племянник и единственный наследник хозяина, предложил обождать. Друзья пошарили глазами по комнате — где бы присесть? Ни скамьи, ни табуреток нигде не оказалось.

Только позади стола стояло внушительное кожаное кресло с высокой спинкой, да по бокам стола — по табуретке. На одной из них сидел конторщик.

Заметив взгляд Кондрашова, конторщик сказал с усмешкой:

— При хозяине сидеть собираешься? У нас этого не водится!

Кондрашов подошел к нему поближе, сделал глуповато-растерянное лицо и, хлопнув себя по ляжкам, сказал полушепотом, наклонившись к конторщику:

— Да ну? А не врешь? А ежели он, скажем, до вечера не придет: неужто я до вечера стоять должен?

— И до вечера постоишь: невелик барин! Савка чуть не расхохотался, глядя на кондрашовскую «комедь». Однако выдержал.

Оба отошли к окну.

Савка хотел было примоститься на подоконнике, но Кондрашов так взглянул на него своими выразительными глазами, что тот сразу понял свою оплошность.

А конторщик насторожился уже.

Хорошо еще, что кепки сразу же у порога сняли, а то, пожалуй.

В это время какой-то парень вошел в контору в картузе, так и к столу подошел.

Конторщик привстал и ловким привычным жестом сбил картуз с его головы на пол:

— В какое место пришел, деревня? Учить вас…

Малый в испуге попятился к двери — и был таков!

Возможно, он пришел сюда впервые и, возможно, действительно из деревни. Остальные входившие шахтеры были, по-видимому, свои, уже вышколенные: шапки они снимали у порога и, разговаривая с конторщиком, мяли их в руках. Говорили негромко, почтительно и располагались возле стен, их не касаясь, чтобы не опачкать угольной пылью. Впрочем, были и непочтительные. Эти хотя и сняли картузы (а иные без них и пришли), но с конторщиком говорили полным голосом, чем-то недовольные, чего-то требующие.

С приходом хозяина все разговоры стихли. Хозяин сел за стол и уткнулся в поданные ему конторщиком книги.

Кондрашов и Савелий обождали, пока все пришедшие пройдут перед хозяйским столом (хозяин слушал их, не отрываясь от книг) и подошли к столу последними. Конторщик уже шепнул хозяину о цели их прихода, и тот поднял на них бесцветные, с красными жилками глаза-буравчики. Тут же вновь упер их в книгу, буркнув племяннику:

— Зачисли, отведи на кузницу и поставь на довольствие.

Ерёменко был прав: кузнец был нужен хозяину до зарезу. Но он, разумеется, и виду не показал. Конторщик принял документы новых работников и положил их в ящик стола: «Потом оформится. А пока нечего время терять!»

Кузница, в какую он их привел, была лучше многих: просторная даже, почти светлая; горн в порядке, инструмента вдоволь. Но, разумеется, нет такой кузницы, что пришлась бы по руке новому работнику. Каждый новый кузнец обязательно по-своему переложит инструмент и материалы в своем собственном, привычном ему порядке, чтобы не глядя хватать его в нужный момент: когда раскаленный кусок металла шипит и брызжет искрами — тут не время искать где что лежит.

На эту перекладку и на добавление полок и затычек на стенах ушел первый день, а затем началась работа, такая же как и на прежних шахтах: в кузнице и в подполье. Такая и, однако, уже не такая. Русско-японская война, позорная для царского самодержавия и губительная для России, многое перевернула в сознании народа. Иными стали и шахтеры. Теперь уже подпольщикам социал-демократам удавалось поднимать их на большие дела, чем борьба за собственный заработок.

Хозяйская коммерция

Много хозяев узнал Савелий за пять с лишним лет своей работы на шахтах, но такого, как новый, еще не встречал. Владел он четырьмя шахтами, но по доброй воле никогда туда не спускался. Разве уж нужда заставит: потолок обвалился, водой залило, авария в стволе получились с человеческими жертвами, — надо следы заметать, чтобы под суд не попасть.

Целые дни проводил хозяин в конторе, уткнувшись в расчетные книги. Искал, какие статьи расхода можно еще срезать, чтобы увеличить приход. А люди, трудом которых он жил? Они только ярлычки к цифрам. Не интересовался он и состоянием шахт. Работают — и работают: была бы прибыль.

И вот однажды (месяца три с лишком успели до того поработать на шахте Кондрашов с Савкой) хозяин обнаружил, что на одной из шахт снизился приход.

Он засопел. Проверил еще раз: точно, уменьшился. Хозяин крякнул, побагровел весь. Конторщик взглянул в его лицо и встрепенулся: может, удар? Тогда — он наследник!

Но радовался он преждевременно. Дядя поднял над столом свое грузное тело и, наклонившись к племяннику, ударил его по щеке.

— Ты что же, щенок, не докладываешь? В книгах не разбираешься? Так за что ж я тебя, мозгляка, кормлю, наследником сделал? Дядю разор ожидает, а он помалкивает!

— Да помилуйте, дяденька, какой же разор? Самая малость меньше! — залепетал перепуганный племянник.

— Зови, мозгляк, десятника, подрядчика, управляющего!

Конторщик опрометью бросился за дверь. Подрядчика поймал по дороге и вернулся с ним тотчас же. Тот подтвердил:

— Малость уголька поубавилось. Пласт чуток победнел, а оборудование не соответствует. Вот подновить бы, и уголек опять потечет за милую душу!

В глазах хозяина зарябили цифры расхода.

— Закрыть! Не нужна мне эта негодная яма. Закрываю! Подготовь документы! — и плюхнулся на кресло! вопрос о закрытии шахты был решен.

Трое шахтеров, вошедших в контору при этих словах хозяина, испуганные его криком, попятились назад. Но смысл слов был так понятен и страшен, что они сначала остолбенели в дверях, а потом бросились на шахту, передавая всем встречным тяжкую весть.

Через час все стало известно всем.

Залетела весть и в кузницу…