Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

По мнению Тони Эйнджела, успеху мешало и весьма спорное название заведения. Ресторан назывался «Мао». Аполитичным студентам было все равно, а вот их родителям и иногородним спортивным болельщикам — далеко не все равно. Это было время мощных антивоенных выступлений. Общественное мнение, да еще в университетском городе, было настроено против войны. С семьдесят второго по семьдесят пятый годы возле Старого Капитолия[128], в самом центре университетского кампуса, постоянно происходили антивоенные митинги и демонстрации. Возможно, где-нибудь в Мэдисоне[129] или Энн-Арборе[130] на такое название почти не обратили бы внимания, но только не в «полосе Коралвилл». Здесь частенько какой-нибудь патриот, проезжая на машине или грузовике, мог запустить камнем или кирпичом в витрину ресторана.

— Воинствующий фермер, — разводил руками старший брат, давно смирившийся с подобными ударами судьбы.

Его звали Агу Чен. «Агу» на шанхайском диалекте означало «старший брат». Это был потрясающий повар. Он учился в Американском кулинарном институте[131] и шлифовал свое мастерство, работая в разных китайских ресторанах. Он родился в Куинсе, затем перебрался на Лонг-Айленд, а оттуда на Манхэттен. Женщина, встреченная им в школе каратэ, сманила его в Айову, где и бросила. Но к тому времени Агу был уверен, что Айова-Сити — прекрасное место для ресторана «Мао».

Когда началась Вьетнамская война, Агу уже вышел из призывного возраста. Однако в армии он все-таки служил, попав на Аляску. («Самого нужного не достать, сплошная рыба», — рассказывал он потом Тони Эйнджелу.) Агу носил усы а-ля Фу Маньчжу[132] и красил в рыжий цвет узкую полоску черных волос, завязанных конским хвостом.

Агу наставлял младшего брата, как тому не загреметь на Вьетнамскую войну. Перво-наперво, не надо дожидаться повестки. Пусть явится добровольцем.

— Просто говори, что ты не хочешь убивать азиатов, — советовал ему Агу. — Во всем остальном веди себя наивно и искренне.

Младший брат заявил призывной комиссии, что он готов водить машины где угодно и готовить еду для кого угодно. («Я не боюсь сражений! Я поведу армейский джип прямо в засаду. Я буду варить пищу под обстрелом! Я просто не хочу убивать других азиатов!»)

Конечно, это была рискованная игра — его все равно могли бы забрать в армию. Но наставления старшего брата принесли свои плоды: младшему даже не пришлось разыгрывать сумасшедшего. Его признали психически неадекватным. Так Агу уберег младшего брата от Вьетнамской войны, где, кстати, его вполне могли убить «другие азиаты». Если Агу и терпел удары судьбы в виде камней в витрину ресторана, это еще не означало, что он не умел, когда понадобится, постоять за себя и за брата.

В «Мао» подавали французские блюда и весьма пеструю смесь блюд азиатской кухни, однако Агу, за редкими исключениями, старался не соединять французскую и азиатскую пищу. Устрицы по-рокфеллеровски[133], которые готовили в ресторане братьев, сверху посыпались панко — японскими хлебными крошками, а в майонез для своих крабовых хлебцев Агу добавлял масло из виноградной косточки и лук-шалот. (Крабов обваливали в панко, перемешанных с измельченным эстрагоном, в отличие от обычного хлеба панко в холодильнике не отсыревал.)

Единственная сложность — ресторан Агу находился в Айове. Где в этом штате достанешь панко, не говоря уже про устриц, крабов и масло из виноградной косточки? Вот тут и помогали способности младшего брата «со странностями» — Сяо Ди. Он был прирожденным водителем. Его имя в переводе означало «младший брат», а на шанхайском диалекте «Сяо» звучало почти как «Шо». Раз в неделю Сяо Ди гонял двухкамерный рефрижератор в Южный Манхэттен. Тони Эйнджел обычно ездил с ним. Путь из Айова-Сити в нью-йоркский Чайнатаун занимал шестнадцать часов. Основными местами покупок служили рынок на Пелл-стрит и рынок на Мотт-стрит.

Если женщина из школы карате сумела заманить Агу в Айову, то две подружки Сяо Ди просто сводили младшего брата с ума. Одна жила в Рего-парке[134], другая — в Бетпейдже[135]. Повара не волновало, с кем в очередной раз будет встречаться Сяо Ди. Маленькие китайские общины в Куинсе и на Лонг-Айленде напоминали ему Норт-Энд, по которому он временами тосковал. Тамошние китайцы были приветливыми и дружелюбными, друг к другу относились заботливо и помогали, чем могли. Повар больше симпатизировал подружке Сяо Ди из Рего-парка (ее звали Спайси), чем той, что жила в Бетпейдже (ее имя он не мог ни запомнить, ни произнести). Тони нравилось закупать продукты в Чайнатауне, и даже долгий путь в Айову по шоссе 80 его не утомлял. На шоссе они вели рефрижератор по очереди, но по Нью-Йорку ездил только Сяо Ди.

Обычно они выезжали из Айовы во вторник, ближе к вечеру, и ехали всю ночь, чтобы достичь Гудзонова туннеля раньше утреннего часа пик. Все утро и день среды уходили на покупки. Рефрижератор они ставили где-нибудь на Пелл-стрит или на Мотт-стрит, вблизи одного из рынков. Вечер проводили в Куинсе или на Лонг-Айленде, стремясь лечь пораньше, поскольку выезжать нужно было еще затемно, чтобы опять-таки не угодить в утренние часы пик. Ехали весь день и в Айова-Сити добирались к восьми-девяти часам вечера. Уик-энды были самым напряженным временем в «Мао» и приносили основной доход. Устрицы, мидии и свежая рыба из Чайнатауна в пятницу вечером еще сохраняли свою свежесть, а бывало, что дотягивали и до субботы.

Пожалуй, повар никогда не чувствовал себя таким сильным физически, как в эти три года: загружая и разгружая рефрижератор, он накачал мышцы профессионального грузчика. А тяжестей хватало: ящики пива «Циндао»[136], бочка соленой воды с дымящимися кусками сухого льда для мидий, кадки с колотым льдом для устриц. (Хотя грузовик именовался рефрижератором, электрических холодильных установок в его камерах не было.) На обратном пути повар с Сяо Ди обычно пополняли запас льда в каком-нибудь из оптовых магазинов штатов Индиана и Иллинойс, торгующих спиртным. Льда требовали камбала, морской черт, каменный окунь, шотландский лосось, морские гребешки, креветки, китайские колбаски «ла чан», а также все крабы. Разумеется, лед таял, и весь путь на запад за рефрижератором тянулся влажный след. В одной камере всегда пахло кальмарами, поскольку в ней возили преимущественно их. Большие глиняные кувшины с консервированными овощами из Тяньцзиня (да-да, прямо из Китая) приходилось оборачивать в газету, иначе они стукались друг о друга и разбивались. По утверждению Сяо Ди, укладывать японские сушеные анчоусы рядом с китайскими утиными яйцами — верный способ «накликать беду».

Однажды, когда они переезжали Миссисипи близ города Ист-Молин[137], на мосту им пришлось резко отвернуть в сторону, дабы не столкнуться с автобусом, у которого спустило колесо. Рефрижератор изрядно тряхнуло, и весь остаток пути домой их сопровождали кулинарные ароматы Азии. От встряски разбились банки с рыбным соусом «Голден бой» для зеленого тайского карри[138]; вдребезги разлетелись банки китайского соевого соуса и банки с шелковистыми мясными нитями[139] свинины «Формоза». Печальна была участь сладкого соуса чили, пришедшего в Нью-Йорк из далекого Таиланда, и пасты из зеленого карри. Стенки рефрижераторной камеры впервые оказались омыты кунжутным маслом и соевым соусом. Но самый стойкий запах был у гонконгского чесночного соуса. В чесночный дух вплелся не менее стойкий запах японских хлопьев из полосатого тунца и сушеных китайских креветок. И еще несколько недель в камере рефрижератора попадались черные грибы шитаки[140].

Через какое-то время волна запахов проникла в кабину, и тогда повар с Сяо Ди поняли, что столкновение оказалось весьма дорогостоящим. Они съехали с шоссе и вышли из кабины с намерением открыть дверцы и оценить ущерб. Но неописуемый запах заставил их отказаться от инспекции и не открывать дверцы до тех пор, пока рефрижератор не подъедет к дверям «Мао». Сквозь щели рефрижераторной камеры на землю лилась жижа, и определить ее состав не представлялось возможным.

— Чем это пахнет? — спросил Сяо Ди.

Жижа имела буроватый цвет и пенилась, словно пиво.

Повар принюхался.

— Пахнет всем сразу, — ответил Тони Эйнджел.

К ним подъехал на мотоцикле полицейский и спросил, нужна ли помощь. Все чеки и накладные Сяо Ди держал в бардачке на случай, если полиция заподозрит перевозку краденого. Повар рассказал патрульному, как на мосту они едва не столкнулись с автобусом и чем это для них обернулось.

— Думаю, нам стоит ехать дальше и уже в Айова-Сити открыть дверцы и начать подсчитывать ущерб, — сказал патрульному Тони.

Сяо Ди, чисто выбритое лицо которого было гладким, как у младенца, кивал в знак согласия. Его конский хвост украшала красная ленточка, вероятно, подаренная Спайси или второй подружкой.

— Пахнет как в китайском ресторане, — сказал полицейский.