Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

— Она ищет Дэнни, — объяснил он. — Не беспокойтесь, она не из наших.

— Я знаю Дэнни, а он меня, — быстро сказала Пам. — Я не из его поклонниц.

(В это время Норме Шесть было восемьдесят четыре. Едва ли Джойс спутала бы ее с поклонницами Дэнни, даже с поклонницами его писательского таланта.)

Кристина побежала за Патрисом, а Джойс и Сильвестро пригласили Пам войти в кухню. К тому времени, когда Патрис привел на кухню Дэнни, Сильвестро уговорил Норму Шесть отведать паштета из гусиной печенки и кусочек маринованной утки. Он налил неожиданной гостье бокал шампанского. Когда Дэнни увидел Норму Шесть, у него упало сердце. И дело не в том, что она была далеко не Небесной леди. По ее появлению в Торонто писатель сразу догадался: случилась какая-то беда.

— Кетчум приехал вместе с тобой? — спросил Дэнни.

Вопрос был задан «на всякий случай»: Дэнни знал, что Кетчум всегда входил через парадную дверь и ничуть не стеснялся своей одежды.

— Не все сразу, Дэнни. Во-первых, не здесь. Во-вторых — сначала мне нужно чего-нибудь пожевать и выпить, — сказала Норма Шесть. — Черт побери. Я весь день рулила с этим четвероногим пердуном. Только и останавливались — отлить из себя и залить в бак. Кетчум говорил, что мне стоит попробовать здешних бараньих отбивных.

Естественно, Дэнни попросил принести Норме Шесть бараньих отбивных. Он все-таки уговорил ее перейти в зал, где они сели за его столиком у окна. Пам ела руками, заткнув салфетку за расстегнутый воротник фланелевой рубашки Кетчума. Закончив есть, Норма Шесть обтерла руки прямо о собственные джинсы. Она выпила пару кружек пива «Стим Уисл» и бутылку красного вина, а вместо десерта заказала тарелку сыра.

Кетчум дал ей очень подробные ориентиры, как добраться до дома, где живет Дэнни. Он же предупредил Норму Шесть: если она приедет вечером, Дэнни нужно искать в ресторане «Поцелуй волка». Кетчум рассказал, как найти ресторан. Пам нашла ресторан, рост позволял ей заглянуть через прозрачную часть витрины в зал. Увидев разряженную публику, Норма Шесть сочла за благо зайти с черного хода. (Вряд ли она знала такое слово, как «сноб», но Дэнни понял ее чувства: роуздейлская публика действительно имела весьма снобистский вид.)

— Подстилку для Героя я положила на кухне. Пес привык спать на кухнях, — рассказала Пам. — Кетчум говорил, что у тебя нет привычки запирать входную дверь. Я ее толкнула, она и открылась. Я свое барахло бросила в дальней комнате. Там, где снимки той красивой женщины. Если меня и будут ночью мучить кошмары, я тебя не разбужу.

— Значит, Герой приехал с тобой? — спросил Дэнни.

— А зачем я тогда подстилку везла? — удивилась Норма Шесть. — Кетчум говорил, что тебе нужна собака. Никого из своих я бы тебе вовек не отдала. Это мои собачки. Герой на них только рычал. Думаю, они по нему не будут скучать.

— И ты ехала в такую даль, чтобы привезти мне Героя?

(Писатель понимал: у Нормы Шесть были более серьезные основания проделать этот нелегкий путь.)

— Кетчум говорил, что я должна увидеться с тобой. Никаких звонков, писем, факсов и прочей хренотени. Кетчум считал, что это очень серьезно: он все подробно написал мне на бумаге. Кроме пса я тебе еще кое-что привезла из его имущества. Лежит в пикапе.

— Ты никак и Кетчумов пикап пригнала? — удивился Дэнни.

— Пикап не для тебя. Мне на нем обратно ехать. Да и не нужна тебе такая машина в городе. Вообще сомневаюсь, чтобы ты позарился на его пикап. Там до сих пор воняет медведем.

— Скажи мне, где Кетчум? Что произошло? — допытывался писатель.

— Слушай, давай прогуляем пса или пойдем туда, где тихо, — предложила Норма Шесть.

— Ты хочешь сказать, где меньше людей?

— Ну да. Здесь на нас только и пялятся.

Этим вечером зал «Поцелуя волка» был полон. Впрочем, с момента перемены названия и демократизации ресторана (с возвращением к стилю бистро без упоминания этого слова) так было почти каждый вечер. Иногда Дэнни казалось, что столики поставлены слишком близко. Когда они с Нормой Шесть встали и пошли к выходу, писатель решил, что у Пам опять дало о себе знать покалеченное бедро. Он ошибся: Норма Шесть просто наклонилась к столику, за которым сидела пара и глазела на нее и на Дэнни. Писатель давно привык к своей известности и почти не обращал внимания на чужие взгляды, но Пам такое внимание было явно не по нутру. Силясь удержать равновесие, Норма Шесть опрокинула бокалы за столиком пары и разлила воду. Как бы ненароком она ткнула локтем в физиономию сидящего мужчины. Удивленной спутнице Норма Шесть заявила:

— Сам виноват. Зачем пялился на меня, будто у меня из рубашки титьки торчат или еще что?

К столику бросились официант и уборщик — наводить порядок. Незаметно возникший Патрис поспешил увести Дэнни и Норму Шесть.

— Еще один незабываемый вечер! Просто незабываемый, — шепнул он писателю на ухо.

— Я ж вам говорила, что мне привычнее с черного хода, — смиренно, как нашкодившая девчонка, сказала Норма Шесть, стараясь не глядеть на владельца и метрдотеля ресторана.

Пока они стояли на перекрестке и ждали зеленого сигнала светофора, чтобы перейти Янг-стрит, Дэнни схватил Норму Шесть за рукав.

— Я хочу знать все. Прошу тебя, расскажи все до последней мелочи! Ничего не упускай.

— Сначала давай посмотрим, как там Герой на новом месте, — ответила Норма Шесть. — Я мысленно повторяю все, что должна сказать. Не поверишь, Кетчум оставил мне чертову пропасть инструкций.

Оказалось, что свои «инструкции» старый сплавщик написал на нескольких листах бумаги для факса, положил их в конверт и засунул в бардачок пикапа. Дверцу бардачка он нарочно оставил открытой, чтобы Пам обязательно увидела конверт, придавленный револьвером. (Норма Шесть добавила, что более изящного грузика для бумаг не нашлось.)

Возле дома на Клуни-драйв стоял до боли знакомый пикап Кетчума, словно упрямый старик все-таки согласился приехать на Рождество. Когда Дэнни и Норма Шесть вошли в кухню, Герой решил, что они могут покуситься на его подстилку, и зарычал. (Возможно, что это было своеобразным приветствием.) Пам успела дать псу чехол от браунинговского ножа. (Наверное, в качестве средства умиротворения.) Сам нож лежал на кухонном буфете. Дэнни быстро отвернулся, не желая смотреть на длинное блестящее лезвие. В кухне выразительно пахло собачьими газами: возможно, Герой успел «ароматизировать» весь первый этаж.

— Боже, а что у Героя с глазом? — спросил Дэнни.

— Века лишился. Потом расскажу. Ты только ему не показывай, что заметил. Не любит он это.

В спортзале, у самого порога, стояла бензопила Кетчума.

— Слушай, а бензопила мне зачем? — удивился Дэнни.

— Кетчум говорил — пригодится.

Желая сменить тему, Норма Шесть сказала:

— Пойдем-ка выгуляем Героя. Сдается мне, ему не терпится навалить кучу.

Они вывели пса в парк. Окрестные дома и улицы переливались разноцветьем рождественских гирлянд. Дав Герою сделать все необходимые собачьи дела, Дэнни и Норма Шесть вернулись домой и сели на кухне. Герой пристроился у себя на подстилке и внимательно наблюдал за людьми. Дэнни предложил Норме Шесть виски. Она согласилась. Он достал из холодильника бутылку, а из буфета — небольшой стаканчик. Норма Шесть плеснула себе и залпом влила содержимое в горло.

— Думаю, ты уже понял, о чем я буду тебе рассказывать. Ты только не знаешь, как все случилось. История давняя. Началась еще с твоей матери, и все потому, что Кетчум говорил твоему отцу, что учится читать, а на самом деле трахал твою мамочку. Наверное, начало ты знаешь. Теперь послушай конец.

Позже, когда они вместе разгрузили пикап, Дэнни понял, насколько права была Норма Шесть, что не стала рассказывать все с порога. Он мысленно поблагодарил ее за возможность морально подготовиться. Писательское воображение уже нарисовало ему некоторые детали случившегося.

Дэнни узнал, что Кетчуму захотелось в последний раз посмотреть на танцы лосей, но Норму Шесть он с собой не пригласил. Весь тот день шел снег, прекратившийся только к вечеру. Ночь обещала быть холодной, если не сказать, морозной. После любования лосиными танцами Кетчум собрался устроить привал на месте бывшей столовой. Норме Шесть он сказал, что ее не приглашает, поскольку знает, как тяжело ее бедро переносит холод. Пусть лучше приезжает утром, и они позавтракают на природе.

— А не холодно ли завтракать на снегу? — спросила она.

Декабрь перевалил через середину, близилась самая длинная ночь в году. Извилистая редко замерзала раньше января. Норма Шесть призналась, что ей даже нравилось смотреть на реку, бегущую среди заснеженных берегов. Они с Кетчумом бывали здесь в такое время. Кетчум со знанием дела разводил костер, а потом на углях варил кофе. Разумеется, кофе варился старым, испытанным способом: на сковороде, с яичной скорлупой, оттягивающей на себя кофейную гущу. Вместо воды он брал снег. Получалось не хуже. К кофе Кетчум поджаривал пару кусков оленины и запекал в золе яйца. Словом, Норма Шесть согласилась приехать утром на завтрак.