Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

— Нет, что вы. Просто думал над вашими словами. Значит, смерть от кровопотери ему бы не грозила?

— Его бы спасли тромбоциты, — ответила Эрин. — Тромбоциты — это крошечные кровяные частички, которые настолько малы, что их и клетками-то назвать нельзя. Это такие пластинки, которые отпадают от клетки и затем разносятся кровотоком. При нормальных условиях тромбоциты — крошечные, гладкие, не обладающие вязкостью частички. Но когда ваш друг отсекает себе руку, он обнажает эндотелий, или внутренние артериальные стенки, что вызывает выброс в кровь белка, называемого коллагеном. Возможно, вы слышали это слово. Коллаген применяется в пластической хирургии. Когда тромбоциты сталкиваются с коллагеном, с ними происходит разительная перемена — метаморфоз. Тромбоциты становятся клейкими, у них появляется нечто вроде шипов. Они стремительно склеиваются между собой и создают нечто вроде затычки.

— Что-то вроде комка? — странным, не своим голосом спросил Дэнни.

Он не мог есть, ему было не проглотить ни куска. Он вдруг отчетливо понял, что Кетчум решил свести счеты с жизнью. Отсечение левой руки было особым, присущим только Кетчуму, способом самоубийства. Перед тем как лишить себя жизни, он хотел наказать свою левую руку, позволившую Рози провалиться под лед. Но ведь с момента гибели Рози прошло почти пятьдесят восемь лет. Должно быть, Кетчум не мог себе простить, что не убил Карла. В смерти своего друга Доминика старый сплавщик винил только себя. Всего себя. Левая рука Кетчума не была виновата в том, что «ковбой» застрелил повара.

— Что, слишком много подробностей, отбивающих желание есть? — улыбнулась Эрин. — Я скоро закончу. Свертывание крови наступает несколько позже, когда в спасение включаются еще два вида белков. Достаточно сказать, что обрубленные артерии надежно запечатываются, кровотечение замедляется и потом вовсе прекращается. Как видите, отсечение руки не лишит вашего друга жизни.

У Дэнни было такое ощущение, что он тонет, причем достаточно быстро. («Писателям, Дэнни, полезно знать, как тяжело иногда умирают», — однажды сказал ему старый сплавщик.)

— Хорошо, Эрин, — по-прежнему не своим голосом произнес Дэнни. Чувствовалось, что доктор Рейли тоже удивлена звуком его голоса. — Допустим, мой друг хочет не только лишить себя руки, но и умереть. Допустим, отсечение руки — это первый этап самоказни. Что тогда?

На доктора Рейли такие ужасающие подробности не действовали. По-видимому, она проголодалась и ела торопливо и жадно. Прежде чем ответить, ей нужно было прожевать.

— Этого легко достичь, — сказала Эрин, вновь пригубив вина. — Ваш друг знаком с аспирином? Ему нужно всего лишь проглотить немного аспирина.

— Аспирин, — онемевшим языком повторил Дэнни.

Перед глазами всплыл бардачок Кетчумова пикапа, как будто дверца до сих пор оставалась открытой и Дэнни еще не успел протянуть руку и закрыть ее. А внутри лежал револьвер и большая пластиковая банка с аспирином.

— И то и другое — из болеутоляющих средств, — почти два месяца назад говорил ему Кетчум. — Когда мотаешься по дорогам, без этого никак.

Дэнни тогда ничего не заподозрил. Револьвер — понятное дело при маниакальной любви Кетчума к оружию. А аспирин? Тоже понятно: старый сплавщик предпочитал простые, проверенные временем средства.

— Аспирин частично блокирует процесс образования тромбоцитов, — словно на лекции в колледже, продолжала доктор Рейли. — Если хотите более подробное объяснение — аспирин не дает крови свертываться. Вашему другу достаточно проглотить пару таблеток аспирина, и кровотечение будет продолжаться значительно дольше, уменьшая его шансы на спасение. А если он действительно хочет умереть, можно растворить аспирин в выпивке. Это два разнородных механизма, но результат их действия одинаков. Между аспирином и алкоголем возникает синергия, и тромбоцитам уже не сцепиться. Никакой «затычки». В этом случае ваш друг, лишившийся руки, обязательно умрет.

Эрин умолкла, заметив, что Дэнни оцепенело глядит в тарелку и ничего не ест. Кружка с пивом оставалась почти полной.

— Дэнни, — осторожно тронула его за рукав Эрин. — Простите меня, пожалуйста. Я не знала, что этот ваш друг существует на самом деле. Мне он показался персонажем вашего романа. Я подумала, что он вам симпатичнее остальных персонажей, потому вы и называли его другом. Еще раз простите.

В тот вечер Дэнни не шел, а бежал домой, возвращаясь из ресторана. Ему не терпелось позвонить Кетчуму. Вечер в Торонто был холодным. В округе Коос, наверное, уже выпал снег.

Факсы Кетчума стали редкими. Он и звонил теперь редко; чаще Дэнни сам ему звонил. В тот вечер писатель несколько раз набирал номер Кетчума, выслушивал целую серию длинных гудков и вешал трубку. Можно было бы позвонить Норме Шесть, но Дэнни не знал ее фамилии. Он вдруг поймал себя на том, что так и не выяснил, чем же является слово «Кетчум» — именем или фамилией.

Тогда он решил послать старому сплавщику факс и напрямую попросить у него номер телефона Нормы Шесть. Мало ли, вдруг ему понадобится срочно связаться с Кетчумом.

НЕЧЕГО ВСЕМ ПОДРЯД ЛЕЗТЬ В МОЮ ЖИЗНЬ!

Такой ответ пришел от Кетчума на следующее утро. Дэнни прочитал его, как только проснулся и спустился в кухню. После нескольких факсов и не особо приятного разговора с Кетчумом писателю все-таки удалось узнать номер Пам Нормы Шесть.

Позвонить ей Дэнни решился только в декабре. Разговор не клеился. Да, они с Кетчумом пару раз ездили полюбоваться лосиными танцами. («Смотрели, как лоси толкаются», — так обрисовала танцы Норма Шесть.) И на «привал» они ездили, но всего один раз. Как назло, пошел снег. Покалеченное бедро мешало ей заснуть, но даже если бы бедро ее не побеспокоило, храп Кетчума — отнюдь не колыбельная.

Дэнни несколько раз звонил старому сплавщику, уговаривая приехать на Рождество в Торонто.

— Может, и приеду, но, скорее всего, нет, — отвечал Кетчум, как всегда, не желавший связывать себя никакими обязательствами.

Приближалось время, которое с некоторых пор будило в Дэнни самые худшие ожидания. Через несколько дней исполнится год, как убили его отца. Писателю не хотелось сидеть дома одному. Он заказал столик в «Поцелуе волка» и отправился туда ужинать. Дэнни пробовал думать о работе, но мысли разбредались. В этот момент к нему подошел неизменно учтивый и элегантный Патрис Арно.

— Дэниел, вас хотят видеть, — с непривычной серьезностью сообщил он. — Но лицо, желающее вас видеть, находится возле задней двери.

— И что же это за «лицо»? — спросил оторопевший писатель.

— Человек высокий, сильный, — тоном предсказателя судьбы продолжал Патрис. — Вряд ли из числа любителей литературы, и уж определенно — не из числа ваших поклонников.

— Но почему он стоит возле задней двери и не желает пройти в зал?

— Не он. Она. Она сказала, что не слишком хорошо одета, чтобы войти через парадную дверь, — ответил Патрис.

— Она? — переспросил Дэнни.

Как он тогда надеялся, что это Небесная леди!

— Я внимательно приглядывался, — пожал плечами Патрис. — Это явно женщина.

Первым высокую женщину, забредшую на Краунс-лейн, куда выходила задняя дверь ресторана, заметил одноглазый Педро. Он учтиво проводил ее до нужной двери. Педро — в прошлом Рамзи Фарнхэм — сказал Норме Шесть:

— Даже если у них в меню и нет тушеной фасоли, в это время года они ее часто готовят. Рекомендую попробовать.

— Я пришла не за халявной кормежкой, — сказала ему Норма Шесть. — Я ищу парнишку по имени Дэнни — знаменитого писателя.

— Дэнни не работает на кухне. Это его отец работал, — пояснил одноглазый Педро.

— Знаю. Просто мне сподручнее с черного хода. А то тут слишком уж шикарное заведение.

Бывшего Рамзи Фарнхэма слова незнакомки на мгновение перенесли в прежнюю жизнь.

— Не такое уж оно и шикарное, — презрительно поморщился одноглазый.

Помимо снобизма, остававшегося в его генах, Рамзи до сих пор возмущала перемена рестораном своего названия. «Поцелуй волка» по-прежнему ассоциировался у него с порнофильмом, которого ни одноглазый Педро, ни кто-либо другой никогда не видел.

В переулке толкались и другие бездомные. Норма Шесть их заметила, но они держались на расстоянии. Смелость Педро объяснялась тем, что среди них он был единственным полубездомным. У настоящих бездомных опасение вызывало непривычное, не городское одеяние высокой женщины и ее манера держаться. Судя по всему, где-то у нее было жилье.

Эту разницу понял даже одноглазый Педро. Он постучал в заднюю дверь «Поцелуя волка». Открыла Джойс — одна из поварих ресторана. Женщина не успела даже поздороваться с Педро, как он отступил, пропуская вперед Норму Шесть.