Роберт Хайнлайн - Имею скафандр, готов путешествовать

• Название: Имею скафандр, готов путешествовать
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Издательство: Эксмо, Terra Fantastica
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19658-6, 5-7921-0723-9

Динамичный, с неожиданными поворотами, роман о космических приключениях.

Молодой паренек, живущий в провинциальном американском городке, мечтает полететь на Луну. Шансов на это практически нет, но он не сдается. И, благодаря своему упорству, оказывается в нужном месте, в нужное время и в нужном виде.

А далее — полет на Луну, встреча с космическими пиратами и с чужеродными агрессорами, спасение земной девочки и межгалактического патрульного, посещение другой галактики и спасение своей собственной планеты от уничтожения…

---

Я вновь попал на корабль. Тот же светящийся потолок, те же стены. Они приволокли меня в свой кубрик. Их койки стояли по бокам, я был привязан к мягкой кушетке посередине.

Они торопливо забрались в какие-то тугие коконы, похожие на спальные мешки, и принялись застегивать молнии. И головы свои пристегнули.

Мне это было неинтересно.

— Эй! Что вы сделали с Чибис?

Жирный захихикал.

— Слышишь, Тим? Ай да парень.

— Заткнись.

— Ты… — я хотел обложить Жирнягу со всех сторон, но уже путались мысли, каменел язык.

Я ведь хотел еще спросить о Мамми…

Тело онемело. Навалилась страшная тяжесть, кушетка превратилась в камень.

Бесконечно долго я висел в полусне. Сначала меня раздавило; потом накатила боль, от которой хотелось вопить. И не было сил.

Но ушла боль, ушли все ощущения. Исчезло собственное тело, я развоплотился. Мне грезился какой-то абсурд, какой-то комикс, в котором я застрял. Тот самый комикс, склоняемый на всех собраниях Учительско-Родительской ассоциации — и его злобные персонажи всячески глумились надо мной.

Кушетка сделала кульбит, а ко мне вернулось тело вместе с головокружением. Через несколько веков до меня дошло, что мы проделали диаметральную трансфигурацию вектора гравитации. В минуты прояснений осознавалось, что мы летим, очень быстро, с чудовищным ускорением. Полпути позади, и главное — сложить две бесконечности. Получалось — восемьдесят пять центов плюс налог с продаж; на кассе болталось «ушла на базу», и я начинал все сначала…

Жирный отстегнул ремень с моей головы. Ремень прирос и отошел с куском кожи.

— Проснись, братан! Время не ждет.

Я лишь закряхтел. Тощий развязывал меня. Ноги не слушались и страшно болели.

— Вставай!

Я попробовал встать и не смог. Тощий взял мою ногу и стал ее растирать. Я завопил.

— Дай-ка сюда. Я был тренером.

Жирный знал, что делает. Я вскрикнул, когда его большие пальцы впились мне в щиколотки, и он тут же остановился.

— Беспокоит?

Я не смог даже что-то выговорить.

Он все разминал меня и приговаривал почти весело:

— Пять дней при восьми g — это не прогулочка… Ничего, восстановишься. Тим, давай шприц…

Тощий вогнал мне иглу в левое бедро. Укола я почти не почувствовал.

Жирный рывком усадил меня и протянул чашку. Я подумал, что это вода, но это оказалось что-то другое, и я поперхнулся. Жирный подождал, потом снова протянул мне чашку.

— Теперь пей. — Я выпил. — Ладно, вставай. Каникулы закончились.

Пол ходил ходуном, и я схватился за Жирного, пережидая головокружение.

— Где мы? — прохрипел я.

Жирный ухмыльнулся, как будто готовился отмочить невероятно смешную шутку:

— Ха! На Плутоне, конечно. Знатное местечко. Прямо курорт.

— Заткнись. Пусть пошевеливается.

— Встряхнись, малыш. Не заставляй Его ждать.

Плутон! Не может быть; никто не забирался так далеко. Да что там, никто еще не пытался добраться даже до спутников Юпитера. А Плутон настолько дальше, что…

Мозги совершенно не работали. Последняя передряга настолько вышибла меня из колеи, что я уже отказывался верить тому, что испытал на собственной шкуре.

Но Плутон!

Удивляться времени не дали; мы полезли в скафандры. Я и не помышлял, что Оскара тоже прихватили, и так обрадовался, что обо всем забыл. С ним не церемонились, просто свалили на пол. Я наклонился над ним (отзывалось болью каждое движение) и осмотрел. Кажется, целехонек.

— Надевай, — приказал Жирный. — Хватит копаться.

— Ладно, — ответил я почти радостно. Потом замялся. — Знаете, у меня кончился воздух.

— Разуй глаза, — заявил Жирный. Я вгляделся. За спиной висели заряженные баллоны с кислородно-гелиевой смесью.

— Хотя, — добавил он, — если бы он насчет тебя не распорядился, ты бы у меня не воздухом дышал, а Лимбургским сыром. Ты нас нагрел на два баллона, геологический молоток, веревку… а она на Земле стоит четыре девяносто пять. Когда-нибудь, — невозмутимо заявил он, — я все это с тебя стрясу.

— Заткнись, — сказал Тощий. — Пошли.

Я расправил Оскара, влез внутрь, включил индикатор цвета крови и застегнулся. Потом надел шлем. В скафандре казалось как-то легче.

«Готов?»

«Готов!» — согласился Оскар.

«Далековато от дома нас занесло».

«Зато воздух есть. Выше нос, парень!» — это напомнило мне проверить подбородком вентиль. Все работало. Не хватало моего ножа, молотка и веревки… но это уже мелочи. Мы были готовы.

Вслед за Тощим я вышел из каюты. Жирный конвоировал. В коридоре мы разминулись со сколопендером, но хоть меня и передернуло, вокруг меня был Оскар, и чудищу было до меня не добраться.

В шлюзе к нам присоединилось еще какое-то существо, и я не сразу понял, что это сколопендер в скафандре. Он был похож на высохшую корягу с голыми ветвями, мощными корнями, и набалдашником-шлемом — стеклянным гладким куполом. Вероятно, стекло пропускало в одну сторону, сквозь него я ничего не увидел. Упакованный таким образом сколопендер выглядел не столько устрашающим, сколько гротескно несуразным. И все же я старался держаться от него подальше.

Давление падало, я стравливал воздух, чтобы меня не слишком раздуло. Это напомнило мне о том, что я больше всего хотел узнать — о Чибис и Мамми. Так что я включил радио и объявил:

— Проверка связи. Раз-раз-раз…

— Не дергайся с этой ерундой. Понадобишься — скажем.

Внешняя дверь открылась, и я впервые увидел Плутон.

Не знаю, чего я ожидал. Плутон так далек от нас, что даже с Лунной обсерватории не получишь приличных фотографий. Я читал статьи в «Сайентифик Америкэн», видел картинки в «Лайф» — имитации фотографий. На них изображался «летний» Плутон — если называть «летом» сезон возгонки жидкого воздуха. Я вспомнил об этом, потому что там было написано, что когда Плутон приближается к Солнцу, у него появляется атмосфера.

Однако Плутоном я никогда особенно не интересовался — мало фактов, много домыслов, далековато, так что недвижимость незавидная. Луна рядом с ним — элитный пригород. Профессор Томбо{30}, в честь которого была названа станция на Луне, получил в свое время грант Гугенхеймовского фонда на фотографирование Плутона с помощью гигантского электронного телескопа, но его интерес понятен — он-то и открыл Плутон задолго до моего рождения.

Дверь начала открываться. Первое, что я услышал — щелк… щелк… щелк… четыре щелчка в шлеме. Оскар включил все обогреватели.

Передо мной висело Солнце. Сначала я не понял, что это оно. Выглядело оно не крупнее Венеры или Юпитера, если смотреть на них с Земли (хотя и гораздо ярче) — то есть в виде точки, а не диска. Но сверкало оно как электрическая дуга.

Жирный двинул меня под ребра:

— Не спи, замерзнешь.

Прямо за дверью начинался мост, упирающийся в эстакаду. Эстакада вела к горе в двух сотнях ярдов от нас. Ее поддерживали опоры, похожие на паучьи ноги высотой от двух-трех до десяти-двадцати футов, в зависимости от рельефа местности. Всюду лежал снег, ослепительно-белый даже под этим булавочным Солнцем. Там, где опоры были выше всего, под виадуком, протекал ручей.

Что за «вода» была в этом ручье? Метан? Что за «снег» это был? Замерзший аммиак? У меня не было таблиц с данными, что в адских условиях здешнего «лета» замерзает, что становится жидким, а что остается газообразным. Я только знал, что зимой здесь стоит такой холод, что жидкостей и газов не остается — только вакуум, как на Луне.

Я рад был пошевеливаться. Слева дул такой ветер, что не только мерз бок, несмотря на все усилия Оскара, но и ступать приходилось с опаской. Я подумал, что наш марш-бросок на Луне был куда безопаснее падения в этот «снег». Будет ли человек еще дергаться, в клочья разнося скафандр и себя, или разобьется сразу?

К опасности от ветра и отсутствия перил добавляло страха оживленное движение экипированных сколопендеров. Они сновали вдвое быстрее нас, а дорогу уступали не чаще, чем собака уступает косточку. Даже Тощий перешел на короткие перебежки, а я трижды чуть не поскользнулся…

Дорога уводила в туннель; через десять футов перед нами открылась панель. Еще через двадцать футов мы увидели вторую; она также открылась, а потом закрылась за нами. Так мы миновали около двух десятков панелей, которые действовали как скоростные шлюзы. После каждого шлюза слегка поднималось давление. Я не видел, чем они управлялись, хотя темно в туннеле не было — его освещали мерцающие потолки. Наконец мы прошли через последний, особо мощный шлюз, но давление уже выровнялось, и его двери остались открытыми. Они вели в огромное помещение.

В нем стоял сколопендер. Думаю, тот самый сколопендер, потому что он сказал по-английски: «Пошли!». Это я услышал сквозь шлем. Но не уверен точно, потому что в комнате были и другие, а я скорее отличил бы друг от друга двух бородавочников.{31}