Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

• Название: МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)
• Автор: Дзюнъитиро Танидзаки
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-300-02771-5

Дзюнъитиро Танидзаки (1886–1965) — классик японской литературы, продолжатель её многовековых традиций, один из самых значительных писателей Японии первой половины XX в. Роман «Мелкий снег» — главное и лучшее произведение Танидзаки. Написанный в жанре семейной хроники, он рассказывает о Японии 1930-х годов, о радостях и печалях четырёх сестёр Макиока, принадлежащих к старинному и богатому купеческому роду. Писатель создаёт яркую и реалистичную картину жизни Японии в годы, предшествующие Второй мировой войне. В романе гармонически сочетаются точный и беспристрастный анализ действительности и глубокий лиризм.

---

— Нет ли у нас какого-нибудь средства против комаров? — спросил Тэйноскэ, почёсывая зудящие запястья.

— О-Хару, подай, пожалуйста, «Москитон», — крикнула Сатико.

В ожидании «Москитона» Тэйноскэ принялся обрывать увядшие лилии.

Ещё несколько дней назад эти лилии были великолепны, а теперь поникли и выглядели убого. Особенно белые: пожелтели, словно старая бумага. Он оборвал всё пожухлые лепестки, а затем и тычинки, торчавшие наподобие усов.

— Возьми «Москитон», — послышался голос Сатико.

— Сейчас иду, — откликнулся Тэйноскэ, всё ещё продолжая работать. Наконец он поднялся на террасу. — Вели подмести у клумбы.

Принимая из рук жены баночку с мазью, Тэйноскэ вдруг внимательно заглянул ей в глаза.

— А ну-ка, выйди на свет.

Солнце уже садилось, и под навесом стало темно. Тэйноскэ подвёл жену к краю террасы, освещённому лучами заходящего солнца.

— Та-ак, у тебя жёлтые глаза.

— Жёлтые?

— Да, белки явно пожелтели.

— Что бы это значило? Желтуха?

— Возможно. Ты ела что-нибудь мясное?

— Ты же знаешь, вчера я ела бифштекс.

— Тогда всё ясно.

— Да, да, тогда ясно, почему меня всё время подташнивает. Конечно, это желтуха.

Только что, поймав на себе пристальный взгляд мужа. Сатико испугалась, но теперь, поняв, что его взволновали всего-навсего её пожелтевшие глаза, она не только успокоилась, но даже, как ни странно, повеселела.

— А жар у тебя есть? — Тэйноскэ потрогал лоб жены. — Если есть, то небольшой. И всё-таки тебе лучше прилечь. А я вызову доктора Кусиду.

Проводив жену на второй этаж, Тэйноскэ сразу же направился к телефону.

* * *

Клиника доктора Кусиды находилась неподалёку от станции «Асиякава». Опытный врач и превосходный диагност, доктор Кусида в этих местах был, что называется, нарасхват. Каждый день до одиннадцати вечера он объезжал больных, иной раз даже не заглядывал домой, чтобы поужинать. Застать его в клинике было не просто — в случае надобности Тэйноскэ связывался по телефону с его ассистенткой и через неё передавал свою просьбу. При этом, если, конечно, речь не шла о чем-то очень серьёзном, у него никогда не было уверенности, что доктор приедет сразу или вообще приедет в тот же день. Поэтому, вызывая врача по телефону и рассказывая о состоянии заболевшей жены или дочери, Тэйноскэ взял себе за правило несколько сгущать краски. Так он поступил и в этот день, но время близилось уже к десяти часам вечера, а доктора всё не было.

— Похоже, сегодня мы доктора не дождёмся. Около одиннадцати, однако, возле их дома остановилась машина.

— Да, несомненно, это желтуха.

— Вчера я съела большой бифштекс.

— Вот вам и результат переедания. Пейте каждый день бульончик из моллюсков, и всё пройдёт.

Со своими пациентами доктор Кусида держался просто, без всякой чопорности. Вечно спешащий, он быстро осмотрел больную и тут же удалился.

Несколько дней кряду Сатико не покидала своей комнаты. Не то чтобы болезнь причиняла ей особые страдания, однако и здоровой она себя не чувствовала. Как это часто бывает в преддверии сезона дождей, стояла гнетущая пасмурная погода, и это усугубляло недомогание Сатико. К тому же ей запретили принимать ванну. Она без конца меняла липкие от пота ночные кимоно и просила О-Хару протирать ей спину смоченным в спирте полотенцем. Как-то к ней в комнату зашла Эцуко.

— Что это за цветок, мама? — спросила девочка, указывая на стоящую в нише вазу.[40]

— Мак.

— Я его боюсь.

— Боишься? Почему?

— Когда я на него смотрю, мне кажется, что он затягивает меня куда-то внутрь.

— Вот оно что…

Всё эти дни Сатико пребывала в состоянии смутного беспокойства: что-то явно угнетало её, а что именно — непонятно. Да, Эцуко права. Виной всему именно цветок. Насколько хороши маки в поле, настолько единственный поставленный в вазу цветок способен произвести неприятное, даже зловещее впечатление, И впрямь возникает такое чувство, будто он «затягивает куда-то внутрь».

— Подумать только, — сказала Юкико, — у меня было в точности такое же ощущение, только я не умела выразить его словами, как Эттян.

Юкико поспешила убрать злополучный цветок и вместо него поставила в вазу ирисы и лилии. Но и эти цветы не радовали Сатико, поэтому она попросила мужа повесить в нише свиток с каким-нибудь умиротворяющим душу стихотворением. Тэйноскэ выбрал пятистишие Кагавы Кагэки[41]«Ливень в горах», хотя, строго говоря, оно не вполне соответствовало сезону:

Над пиком Атаго

спустилась завеса ливня.

От дождя помрачится скоро

гладь реки

Киётакигава.

Перемена в убранстве комнаты, видимо, оказалась благотворной, во всяком случае, на следующий день Сатико почувствовала себя лучше.

В четвёртом часу у входной двери раздался звонок. О-Хару поднялась наверх и сообщила хозяйке:

— Вас спрашивает госпожа Ниу. С ней ещё две дамы… госпожа Симодзума, если я верно поняла, и госпожа Сагара.

Будь г-жа Ниу одна, Сатико пригласила бы её к себе наверх. Она уже давно не виделась с этой своей приятельницей — та дважды приезжала в Асию в её отсутствие. Но вместе с ней пожаловали г-жа Симодзума, с которой Сатико была едва знакома, и вовсе неведомая ей г-жа Сагара…

Если бы Юкико смогла выйти к ним! Но нет, на это рассчитывать не приходилось — Юкико не способна вести беседу с незнакомыми людьми. Сослаться же на нездоровье и выпроводить г-жу Ниу после двух её бесплодных попыток повидать Сатико было бы верхом неприличия. И потом — Сатико томилась вынужденным бездельем.

Поразмыслив, Сатико велела О-Хару проводить дам в гостиную и предупредить, что она не вполне здорова и потому заранее просит извинения за свой вид. Отправив служанку, Сатико бросилась к зеркалу и принялась торопливо накладывать пудру на бледное, осунувшееся лицо. Прошло, однако, не менее получаса, прежде чем она вышла к гостьям.

— Знакомьтесь, пожалуйста. Это — госпожа Сагара, — сказала г-жа Ниу, кивнув в сторону по-европейски одетой дамы, — моя школьная подруга. Она недавно вернулась из Лос-Анджелеса: её супруг служит в пароходной компании.

— Очень приятно, — отозвалась Сатико, сразу же пожалев о своём согласии принять неожиданных посетительниц. Ей с самого начала не хотелось появляться неприбранной перед незнакомой дамой, но она никак не могла предположить, что та будет одета с таким изыском.

— Нам сказали, что вы нездоровы. Что с вами?

— Желтуха. Если вы приглядитесь, то увидите, что белки глаз у меня жёлтые.

— О, в самом деле.

— Сразу видно, что вам нездоровится, — поспешила вставить г-жа Симодзума.

— Сегодня мне уже лучше.

— Как жаль, что мы вас побеспокоили. Госпожа Ниу, это ваша вина. Нам не следовало проходить дальше прихожей.

— Нет уж, дорогая, это ваша вина. Видите ли, Сатико, госпожа Сагара вчера приехала ко мне погостить. Она никогда прежде не бывала в этих краях, и я должна показать ей местные достопримечательности. Я спросила, что она хочет увидеть, и она ответила: типичную осакскую даму.

— В каком смысле типичную?

— Ну, не знаю. Типичную во всех отношениях. Я долго думала и в конце концов выбрала вас.

— Право…

— А коль скоро выбор пал на вас, вам — хоть вы и нездоровы — придётся побеседовать с нами. Да, чуть не забыла… — Г-жа Ниу направилась к стульчику у пианино, где лежали завёрнутые в фуросики[42] две коробки с огромными помидорами, и, достав их, подала Сатико. — Это вам от госпожи Сагара.

— Какие чудесные помидоры! Где вам удалось разыскать такие?

— Они растут на огороде у госпожи Сагара. Таких вы нигде не купите.

— Конечно, нет. А где вы живёте, госпожа Сагара?

— В Камакуре. Впрочем, хотя мы вернулись из-за границы ещё в прошлом году, дома я провела от силы два месяца.

Даже эту нехитрую фразу г-жа Сагара умудрилась произнести на удивление манерно. Сатико мысленно рассмеялась, представив себе, как забавно могла бы воспроизвести её интонации Таэко.

— После возвращения на родину вы путешествовали?

— О нет, лежала, в больнице.

— Вот как? Что же с вами случилось?

— Нервное расстройство.

— Болезнь, от которой страдает госпожа Сагара, зовётся «пресыщение», — вступила в разговор г-жа Симодзума. — Впрочем, полежать в больнице «Святого Луки» не так уж плохо.

— Да, больница расположена, на берегу залива, и там довольно приятно, особенно в летнюю пору. Но, видите ли, рядом находится рыбный рынок, и временами оттуда доносится невыносимая вонь. И потом, эти колокола в Хонгандзи — они просто-таки оглушают.

— Неужели после того, как храм перестроили на весьма странный лад, там по-прежнему звонят колокола? — спросила г-жа Ниу.