Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

• Название: Шкатулка воспоминаний
• Автор: Аллен Курцвейл
• Издательство: АСТ, ACT Москва, Транзиткнига
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-030132-4, 5-9713-0162-4, 5-9578-2072-5

Клод Пейдж. Одно из самых таинственных имен бурного XVIII века Загадочный авантюрист – или великий изобретатель?

Жизнь его была полна приключений и крутых поворотов – от нищеты и безвестности к богатству и славе, от покоя – к смертельной опасности…

По слухам, он обладал поистине сверхъестественной властью над механизмами и… женщинами.

Согласно легенде, одно из его изобретений сыграло поистине мистическую роль в судьбе Марии-Антуанетты…

В чем заключалась его тайна?

Современный исследователь снова и снова пытается отыскать ускользающую истину!

Разгадка скрыта в старинной шкатулке…

---

– Вижу, ты разочарован. Это, конечно, не те часы, которые твой отец возил в Турцию, не чудо механики. – Аббат продолжал говорить, не давая Клоду возможности предаться мечтам о верблюдах и принцах. – Да, ты прав, роспись тоже оставляет желать лучшего, неправильно смешаны краски. И тем не менее я считаю, тебе стоит взглянуть на часы повнимательнее.

Клод посмотрел еще раз.

– Нет, не сюда. Вот здесь.

Мальчик увидел маленький выступ, не больше крыла божьей коровки, сбоку корпуса.

– Нажми! – предложил аббат.

Клод нажал. Задняя часть коробочки откинулась, обнаружив под собой еще одну картинку, изображавшую тех же мужа и жену, только сзади. На нем не было эполет, на ней – шляпки. А еще точнее, они стояли абсолютно голые.

– Вид сзади ничего себе, не так ли? – спросил аббат.

Руки офицера наконец нашли себе пристанище – они ласкали госпожу. (Ощущение того, что эти двое женаты, пропало.) Лейтенант сжимал ягодицы любовницы, по форме напоминающие пресловутые груши Кляйнхоффа.

Аббат показал еще одни часы, изображавшие монашку, склонившуюся в молитве. Белая мантия, покрывавшая темно-коричневое платье, и грубо прорисованное лицо говорили о том, что перед ними – сестра Констанция. Оже передал часы Клоду.

– Я назвал их «Расстриженная монашка». Можешь открыть корпус при помощи своего перочинного ножика.

Клод приподнял вдавленную пластинку и уставился с глупым видом на сестру, лишенную своего одеяния. Один зажиточный прелат, чей высокий головной убор (единственный элемент одежды на его теле) показывал, что этот священник занимает не менее высокую позицию в церковной иерархии, совершал над Констанцией помазание.

Аббат забрал корпусы.

– Итак, Клод, это «Часы любви». Их заказывают благородные высокопоставленные лица, в чьих душонках играют отнюдь не благородные чувства. Их мы и будем изготавливать. Позволь мне объяснить. Долгие годы я занимался наукой, не ставя перед собой каких-либо корыстных целей. Я стал богатым, получив наследство, и начал его тратить, порой бросая деньги на ветер. Я проводил небольшие эксперименты, составил огромную библиотеку, купил множество инструментов, раковин и, шутки ради, даже «Камеру чудес» одного саксонского принца. Кстати, так у меня и появился бивень нарвала.[38] Но все это никак не отражалось на моем наследстве. Видишь ли, алчность моего отца сделала меня очень богатым человеком. К сожалению, работал головой не только я. Банкиры тоже изучали диффузию и испарение – процессы, которые в то же время происходили с моими деньгами. Завышение цен, неправильное управление финансами – этого еще можно было ожидать, но вместе с ними практиковались и менее приемлемые формы мошенничества, настоящие образчики человеческой жадности. Банкиры уменьшили мое состояние в несколько раз, и теперь Турне – это почти все, что у меня осталось.

Именно поэтому я должен пресмыкаться перед этим щепетильным подлецом – счетоводом. Он объяснил, что я больше не могу оставаться в должниках и обязан платить кредиторам, другими словами – что я почти банкрот. Много лет назад он пытался сделать так, чтобы эти земли приносили доход. Но, как ты слышал, попытка провалилась. Более чем два года назад мы решили изготавливать часы, однако у Анри не оказалось тех навыков и сноровки, которые были необходимы для росписи финифти. Потом я увидел твою тетрадь. Я понял, что ты сможешь делать то, чего не смог Анри. Твой штрих изящнее, а взгляд на мир – более чем странен. Я связался с Люсьеном Ливре, продавцом книг, и установил с ним отношения, пусть и не очень крепкие. Он согласился обеспечивать меня эротической литературой и изображениями в обмен на. «Расстриженных монашек». Счетовод, рискуя многим, увеличил свой вклад в дело, надеясь получить прибыль. Это одна из причин, почему мне приходится его терпеть. Так что, если мы хотим продолжить наши исследования, мы должны расписывать корпусы. Вернее, ты Должен их расписывать! Я уже согласился. Меня заставили это сделать. Слишком много моих земель распродано. Я буду делать механизмы часов – некоторое время я увлекался их изготовлением, они стали моей страстью. Ты будешь разрисовывать футляры.

Сказав это, аббат оставил Клода у книжек с похабными рисунками и поспешил из комнаты, бормоча что-то о диоптрическом эксперименте, требующем его присутствия. Клод пролистал книжки, которые должны были стать источником вдохновения для изготовления часов. Ничего удивительного в них он не нашел. Напротив, многие показались ему просто скучными: например, изучение скотного двора двумя несчастными братьями Голэ, которые стояли среди детворы и обследовали отверстия своего тела, в реальной жизни прикрытые одеждой. Или Жан, сыродел, ищущий среди коров наслаждений, тех самых, что расширяют понятие «животноводство». Или сцена, которую Клод уже видел однажды: сцена слияния местного пастуха и его дальней родственницы. (Пикантность этому неистовому совокуплению придавало то, что к ноге партнера, находящегося сверху, был привязан молодой козлик. Когда любовники пытались двигаться в одном ритме, козлик рвался в другую сторону.) Нет, у Клода в голове имелись более пикантные и интересные сцены, чем на гравюрах, которые он просматривал.

Клод как раз набрасывал одну из них – с козлом и сладкой парочкой, – когда вернулся аббат, заявив: «Неси-ка вон ту бумагу!», и указал на свиток, помещенный в футляр с буквой «Ч» на конце.

– Это своеобразная главная книга Часов. Сюда ты будешь заносить записи о проделанной работе. Все корпусы пронумерованы, о каждом есть информация. Это единственный свиток, который я держу под замком. – Аббат расстегнул медные застежки и развернул бумагу. – Ты разберешь мой почерк?

– Думаю, да. Раньше мне это удавалось.

Клод зачитал вслух несколько строк из списка:

– Один корпус из меди – «Расстриженная монашка», для епископа Монсо. Один корпус из серебра – «Дама с собачкой на качелях», а-ля Фрагонар,[39] для графа Корбрейского. Один корпус из серебра – «Военный мундир», для герцога Миланского.

Аббат прервал его:

– Хорошо. Ты видишь, что в свиток «Ч» записано множество секретных заказов. Таковыми они и должны оставаться. Но ты обязан понимать, что в тайне нет ничего плохого. Наши самые сильные страхи, самые высокие намерения запрятаны глубоко в нас. Похоть, стыд, страсти, радости – все, что имеет на нас непосредственное влияние, – скрыто от глаз человеческих. Поэтому тайна должна быть осознана и разделена лишь с избранными.

Тайна находится за пределами обобщенных знаний. А то, что существует за пределами обобщенных знаний, – ближе всего к Истине. Все, что откроется тебе в ходе работы, должно остаться между нами. Остальные знают совсем немного о том, что мы делаем. Кроме тебя, никто не видел всех часов. Если бы я мог научить тебя только чему-то одному, я бы сказал следующее: даже под простой личиной – не важно, человека или часов – могут скрываться самые неожиданные вещи.

Аббат захлопнул ящик.

Речь графа смутила Клода и одновременно очаровала его. Причины смущения были вполне ясны: связь между тайной и Истиной с большой буквы сложно назвать крепкой. Что касается очарования, то его причиной явилось проникновение в скрытую жизнь аббата. Клоду передали часы, и он стал больше чем просто партнером Оже. Граф впервые показал, что мальчик ему действительно нужен. Перспектива росписи эмали не слишком вдохновляла Клода, это правда. И все же, пока мальчик высчитывал длину мужского достоинства аббата, он представлял, как становится профессионалом в области эротического эмалирования, и надеялся, что сотрудничество с графом доставит ему больше удовольствия, чем все, что он делал до этого.

10

Первые эротические картинки Клод расписывал на пластинках из медного сплава. Без всякого вдохновения он рисовал доярок в страстных объятиях любовников, изящных дамочек, изображавших собак в период течки, и собак в период течки, изображавших изящных дамочек. Со временем он начал рисовать докторов, нотариусов и священников, использующих свое профессиональное оборудование (клизмы, перьевые ручки, инкрустированные драгоценными камнями наплечники) совсем не в профессиональных целях. Он живописал холмы и равнины человеческого тела: бедра, груди и животы, их разделяющие. Вскоре он мог состязаться в знании анатомии с самим Адольфом Стэмфли.

Картинки с «философским» смыслом, привезенные из Парижа, изображали купальщиц на биде, садомазохистов, эксгибиционистов и даже более мрачные проявления извращенного сознания. Некоторые из них были отобраны из серий гравюр на стальных пластинках, предназначенных для домов терпимости. Их прокладывали между страницами скучных религиозных учебников. Присутствовали там и чопорные сабинские картины, и описания любовных игр Афродиты и ее сына – Эрота. Изображения стали интереснее, когда Клод начал добавлять к ним что-то свое. Он совмещал собственные наброски и картинки из книг. К телам мифических животных он пририсовывал лица деревенских жителей. Клод нарисовал «Девушку в кружевах», похожую на судомойку Катрин. У греческих и римских богов были головы мясника и кузнеца Турне. Призрачная похоть Фрагонара стала более реальной и земной, когда на картинке появился деревенский мостильщик улиц, заглядывающий под юбку девочке, сидящей на качелях. Как мог Клод устоять и не сделать этой девочкой Фиделиту?