Татьяна Поздняева - Воланд и Маргарита

• Название: Воланд и Маргарита
• Автор: Татьяна Поздняева
• Издательство: Амфора
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00317-8

Книга московского искусствоведа Татьяны Поздняевой посвящена одному из самых известных романов XX века «Мастер и Маргарита».

Согласно оригинальной концепции автора, картина мира, представленная в романе, носит апокалиптический характер. Проблемы добра и зла, истины, жизни и смерти, поставленные Булгаковым, не находят однозначного решения, а ощущение богооставленности заставляет героев искать прибежища у темных сил.

---

Невежественный Иван и эрудит Берлиоз не заметили в облике Воланда ничего сверхъестественного, что и понятно: он выглядел современником литераторов, хотя и «иностранцем», его приход на Патриаршие пруды никакими чудесами не сопровождался. Иной была реакция у мастера, молниеносно узнавшего сатану: «Разные глаза, разные брови!» (с. 551). Дальнейшая ссылка мастера на оперного Мефистофеля вряд ли что уточнит, поскольку Воланд на него не похож, за исключением разве что бровей. Обращают на себя внимание разные глаза Воланда.

Вспоминая о его «национальности», постараемся отыскать аналог в германской мифологии. В нем прослеживаются черты и других персонажей, в частности Люцифера (хромота), присутствуют элементы египетского мира мертвых (скарабей на груди), возможны и другие аналогии. Булгаков с полным основанием мог наделить Воланда чертами грозных языческих божеств, поскольку христианство видело в них нечистую силу. Уже в IV веке турский епископ св. Мартин указал на демоничность античных богов. Для Блаженного Августина римские боги безусловно являлись бесами, конкретное существование которых не подвергалось сомнению. Сходные представления бытовали во всех странах, принявших христианство: языческий пантеон объявлялся демоническим. Не избежала этой участи и германская мифология.

Верховный бог германо-скандинавской Вальхаллы Один (герм. Водан), повелитель царства мертвых воинов, был одноглаз. Свой левый глаз он отдал владельцу подземного источника Мимиру в обмен на всеведение. Деталь, способная пролить свет на странную особенность облика Воланда. История с глазом Одина известна не только узкому кругу специалистов по древним религиям и мифологиям, но и широкому кругу почитателей творчества Рихарда Вагнера. Переложение Вагнером исландских мифов послужило драматургической канвой для «Кольца Нибелунга». В 1923 году петроградское издательство «Полярная звезда» выпустило книгу В. Коломийцова «Кольцо Нибелунга», в которой пересказывается вагнеровская музыкальная драма. В частности, Вотан (Один), разговаривая с богиней Фрикк, напоминает ей, что, сватая ее, пожертвовал своим левым глазом.[70] Булгаков прекрасно знал Вагнера: «Можно сказать, что музыку, хорошую, я обожаю. Способствует творчеству. Очень люблю Вагнера».[71] Вагнеровское либретто публиковалось на русском языке («Кольцо Нибелунга»),[72] впрочем, как и многочисленные источники по немецкой мифологии.

Вернемся к Одину. Глаз его, отданный Мимиру, не был потерян безвозвратно, а остался с Одином в мистической связи. Мимир хранил его на дне подземного источника, через него происходил круговорот мудрости и магической силы от Мимира к Одину и обратно.

«Пустота и чернота» левого глаза Воланда – особенная, «вроде как узкое игольное ухо, как выход в бездонный колодец всякой тьмы и теней» (с. 669). «Бездонный колодец» ассоциируется с подземным источником Мимира. Пустая чернота – свидетельство того, что глаз существует странным образом. Булгаков сравнивает его с «выходом». Спрятанное Мимиром око Одина не только осуществляет круговорот меда мудрости из глубин подземелья, но и позволяет повелителю Вальхаллы видеть все сокрытые тайны.

Как и Воланд, Один часто меняет обличья, отсюда одно из его имен – Гримнир («скрывающийся под маской»). Выступая в Варьете, Воланд надевает на себя черную полумаску. Эта деталь опять-таки помогает раскрыть символику его «инкогнито» в Ершалаиме: на реальной сцене сатана появляется с глазами, скрытыми от публики, но частично его лицо все же можно угадать.

Что касается зеленого глаза сатаны, то зеленый цвет в различных мифологиях – символ подводного царства, часто отождествляемого с подземным миром, преисподней. (Ср. «зеленые русалочьи» глаза в русских быличках.) Зеленый глаз Воланда искрится золотыми блестками, ведь сатана – владелец подземных богатств. Это богатство, перейдя в руки человека, становится либо призрачным (случай в Варьете), либо роковым и приносит беды и несчастья. Отметим, что древнегерманский Один владеет волшебным богатством, которое не иссякает благодаря золотому кольцу Драупнир, которое носит Один. (Ср. единственный перстень на пальце Пилата и многочисленные – на руке Воланда.) Одину принадлежит также волшебный меч, по другому варианту – золотое копье. Он почитался как бог военной магии, покровитель героев и – одновременно – сеятель вражды между ними. Во II мезербургском заклинании Один выступает носителем магической силы.

В булгаковском романе могущество Одина «поделено» между двумя персонажами: военная мощь отдана Пилату (обладателю золотого копья), магическая – Воланду, точнее, все дело в акцентировке, сделанной Булгаковым. Богатством, как мы уже отмечали, владеют и Пилат, и Воланд; прокуратор упоминает о своих деньгах в разговоре с Левием (с. 745). Черты Одина, перенесенные на Пилата, менее ярки, нежели в характеристике Воланда. Пожалуй, самая существенная из них – золотое копье. Во сне прокуратора оно возникает как реалия: Иешуа встает на дороге «всадника с золотым копьем» (с. 735). Как аналог копья выступает и трость Воланда. На Патриарших прудах Воланд сидит в той же позе, что и на каменной площадке дома Пашкова. В первом случае он «руки положил на набалдашник, а подбородок на руки» (с. 427), во втором – «положив острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете» (с. 775), с ним «длинная и широкая шпага» (с. 774). Ивану после смерти Берлиоза «в лунном, всегда обманчивом свете… показалось, что тот (Воланд. – Т. П.) стоит, держа под мышкою не трость, а шпагу» (с. 465). В представлении Ивана трость и шпага оказываются неразрывно связанными. В контексте наших размышлений – это тот же символ магической мощи, что и копье Одина.

Наконец, рост Воланда определен «правдивым повествователем» (в отличие от досужих вымыслов) как «высокий». «Росту был не маленького и не громадного, а просто высокого» (с. 426). (Ср. маленького Азазелло и громадного Крысобоя.) Одно из многочисленных имен Одина определяет его рост – «Высокий».

Таким образом, из многочисленных черт, то отчетливо проступающих, то вдруг скрывающихся (как акцент и хромота), постепенно складывается облик сатаны, имеющий свои истоки не только в Ветхом Завете, но и в язычестве; облик дьявола, остающегося постоянным мистификатором. Берлиоз и Иван были отчасти правы, предположив немецкое происхождение Воланда. И «англичанин» недаром мелькнул в их рассуждениях: ведь существует непосредственная связь германской мифологии с кельтской.

Остановимся на «фамилии» мага, ставшей камнем преткновения для тех персонажей романа, которые пытались и не сумели ее вспомнить. Иван в Грибоедове тщетно перебирал фамилии, сходные с указанной на визитной карточке «иностранца»: «Вашнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер?» (с. 480). Билетная кассирша, пытаясь вспомнить, кто выступал в Варьете, «морщила лоб, думала, думала, наконец сказала: «Во… Кажись, Воланд. А может быть, и не Воланд? Может быть, и не Воланд. Может быть, Фаланд» (с. 602).[73] В эпилоге романа выясняется, что из-за путаницы с именами задержаны «в Ленинграде граждане Вольман и Вольпер…» (с. 802).

Но почему имя таинственного мага вызвало так много путаницы? Степе Лиходееву в момент пробуждения у себя дома оно тоже неизвестно. Дело в том, что все, пытавшиеся пробраться через дебри созвучий к этому имени, не видели его написание, включая Ивана, который этой фамилии попросту не знает: «То-то фамилия! – в тоске крикнул Иван, – кабы я знал фамилию! Не разглядел я фамилию на визитной карточке… Помню только первую букву „Ве“, на „Ве“ фамилия!» (с. 480). И действительно, как свидетельствует Булгаков, «поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово „профессор“ и начальную букву фамилии – двойное „В“» (с. 434).

До того как маг представился Степе Лиходееву утром, читатель тоже не знает его фамилии и узнает ее лишь в главе 7. Столь подчеркнутое внимание к фамилии имеет свою цель, ибо мы сталкиваемся с кажущейся, на первый взгляд, неувязкой, которую проще всего объяснить авторской недоработкой. Вопрос в следующем: как мог Иван Бездомный вспомнить фамилию консультанта уже после того, как ее назвал мастер, если он не прочел ее? А ведь реакция Ивана на вскользь упомянутое имя «Воланд» равнозначна воспоминанию. Мастер говорит: «…конечно, Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее» (с. 552). И Иван, хлопнув себя по лбу, вскричал: «Как?!» И далее: «Понимаю, понимаю. У него буква „В“ была на визитной карточке». Дело в том, что на визитке, скорее всего, была указана не та «фамилия», которую назвал мастер и под которой затем (следует учесть, что не названный мастером «консультант» оставался на страницах романа безымянным) сатана представился Степе Лиходееву. Немецкое «Воланд» означает «черт» и пишется не с двойного «В», врезавшегося в память Ивану, а с одинарного: «Voland». Тот факт, что в «Фаусте» Гёте («Вальпургиева ночь») Мефистофель восклицает: «Junker Voland kommt», конечно, имеет значение для того, чтобы установить, откуда Булгаков взял имя «консультанта», но в более широком смысле оно употребляется в немецком языке для обозначения черта – это древненемецкое слово, означающее «соблазнитель», «искуситель». Аберрация памяти Ивана действительно загадочна. Не зная немецкого языка, он, скорее всего, воспринял произнесенное мастером «Воланд» ассоциативно, по вероятному сходству.