Татьяна Поздняева - Воланд и Маргарита

• Название: Воланд и Маргарита
• Автор: Татьяна Поздняева
• Издательство: Амфора
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00317-8

Книга московского искусствоведа Татьяны Поздняевой посвящена одному из самых известных романов XX века «Мастер и Маргарита».

Согласно оригинальной концепции автора, картина мира, представленная в романе, носит апокалиптический характер. Проблемы добра и зла, истины, жизни и смерти, поставленные Булгаковым, не находят однозначного решения, а ощущение богооставленности заставляет героев искать прибежища у темных сил.

---

Мы видим, как строго отбирал Булгаков самый разнообразный мифологический материал для создания одного, с виду второстепенного персонажа своего романа. Очень удачен выбор имени – не так уж много мифологических персонажей носят в разных культурах одинаковые имена. Даже если Булгаков отталкивался от имени ведьмы из Брокгауза и Ефрона, ему пришлось привлечь серьезный и глубокий материал, чтобы так удачно совместить в облике Геллы греческие и немецкие черты.

Определив, кем являлась Гелла в окружении Пилата, займемся остальными телохранителями прокуратора. Проще всего «найти» среди них Азазелло: его функции взял на себя Марк Крысобой. Маленький, коренастый, но физически очень сильный, «атлетически сложенный» «рыжий разбойник» Азазелло (с. 617) в Ершалаиме становится великаном центурионом (эту же аналогию предложил Б. Гаспаров). Общими остаются недюжинная физическая сила и внешнее уродство: у Азазелло – желтый клык, бельмо на левом глазу и периодически (как у Воланда) появляющаяся хромота, у Крысобоя лицо изуродовано ударом палицы – расплющен нос. И Крысобой, и Азазелло – рыжие, оба гнусавят. Голосовая характеристика Крысобоя упоминается однажды: в сцене допроса Иешуа (с. 437), о недостатке речи Азазелло говорится неоднократно (с. 639, 703, 761 и др.). «Карательная» роль московского Азазелло в Ершалаиме сохраняется: Крысобой бичует Иешуа, он же руководит кентурией, конвоирующей преступников к месту казни. Вполне возможно, что он принимал участие в убийстве Иуды: один из двух убийц был коренастым (явно не Крысобой), но второй никак не описан. Комически эта сцена дублируется в московском нападении на Варенуху, которого избили Бегемот и Азазелло. Если отталкиваться от инвариантности ситуаций, то в этом предположении нет ничего недопустимого, однако прямых доказательств участия Крысобоя в убийстве Иуды нет. Конечно, ему по силам изменить рост и облик: в Москве, где нечистая сила не скрывает своих возможностей и не особенно стремится скрыть свою сущность, происходит множество превращений. То Воланд хромает, то Азазелло; то кот важно вышагивает, то – вместо него – коренастый толстяк. В случае с профессором Кузьминым бесы до того распоясались, что попеременно принимали облик прихрамывающего воробья и фальшивой медсестры,[61] у которой рот был «мужской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза у сестры были мертвые» (с. 631). В игре с Кузьминым, скорее всего, принимали участие Азазелло, Коровьев и Бегемот, но это не суть важно: так или иначе, изменить рост, внешность да и весь человеческий облик на звериный им не сложно, равно как и мгновенно перенестись в пространстве. Вполне допустимо, что один из убийц Иуды был Бегемот («мужская коренастая фигура» (с. 732)), а второй – Крысобой.

Остается обнаружить среди свиты Пилата тех, кто в Москве появился под видом кота и отставного регента Коровьева.

В Москве Бегемот редко менял звериный облик на человечий; вероятно, и в Ершалаиме он не стремился «очеловечиться». В таком случае вывод прост: он скрывается под видом собаки Банги. Это «гигантский остроухий пес серой шерсти, в ошейнике с золочеными бляшками» (с. 725–726). Бегемоту нетрудно сменить кошачье обличье на собачье, сохранив при этом редкостные размеры. Правда, масть собаки серая, а не черная, как у кота. Но сатана появился на Патриарших в сером: «Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо» (с. 426). Есть и второстепенная деталь – паспорт «иностранца» тоже серый. Серый цвет – это разжиженный, разбавленный черный, цвет неуловимый, нейтральный, цвет сумерек, способствующий мимикрии, блуждающий от почти белого к почти черному. В характеристике Воланда серый цвет – знак неуловимости, способности выступать в разной степени теневой окрашенности.[62]

Собаке прокуратора посвящен большой отрывок в главе 26 («Погребение»), из которой явствует, что Банга играет в жизни Пилата важную роль. Именно ей прокуратор хочет пожаловаться на изнуряющую головную боль. В описании Булгакова Банга лишен какой-либо фантастичности, впрочем, как и все персонажи «апокрифа». Пилата пес «любил, уважал и считал самым могучим в мире, повелителем всех людей, благодаря которому и самого себя пес считал существом привилегированным, высшим и особенным» (с. 726). Исходя из человеческой характеристики Пилата ничего особенного в подобном отношении собаки не усматривается, но, приняв во внимание версию Пилат – Воланд, мы находим точную характеристику сатаны, данную через подчиненное ему демоническое начало. В результате на первый план выступает могущество сатаны и избранность тех, кто непосредственно с ним связан.

Праздничную ночь собака встречает на балконе вместе с хозяином – ситуация вполне обыденная. В облике Банги лишь одну деталь можно соотнести с Бегемотом – «ошейник с золочеными бляшками» (с. 726). Как и все второстепенные детали, ошейник служит для большей наглядности изображаемого, и вместе с тем он символичен. Золотой визуальный знак – принадлежность к миру Пилата сатаны. В московских событиях Бегемот золотит перед балом усы. Ошейник Банги коту заменяет то галстук-бабочка (на балу), то свисающий с шеи сантиметр (в Варьете). Одна емкая деталь «апокрифа» в московской части романа распадается на несколько мелких деталей, как и при описании Пилата и Воланда, хотя здесь писатель поступает наоборот, мозаично описывая прокуратора и целокупно – московский «грим» сатаны.

Имена собаки и кота начинаются на одну букву, в них есть фонетическая близость. Общие и размеры животных. Банга – «гигантский остроухий пес». Первое описание кота дает похожий эпитет: «громадный, как боров» (с. 466). В дальнейшем его размеры постоянно подчеркиваются. Превращение обычной собаки в ирреальное чудище имеет литературный аналог: метаморфозу, которую претерпел пудель Фауста, превращаясь в Мефистофеля.

Но что я вижу? Явь иль сон?
Растет мой пудель, страшен он,
Громаден! Что за чудеса!
В длину и в ширину растет.
Уж не походит он на пса!
Глаза горят; как бегемот,
Он на меня оскалил пасть.[63]

У Булгакова превращение собаки в человека трехступенчато: собака – кот – человекообразный демон. В отличие от трансформации пуделя в «Фаусте», оно растянуто во времени, точнее во временах: ершалаимский пес появляется в Москве как кот и лишь потом как человек. Сравнение гётевского пуделя с бегемотом вполне могло послужить дополнительным стимулом при выборе имени кота.

Абсолютно никаких авторских намеков на то, что Банга в человеческом облике принимал участие в убийстве Иуды, равно как и на участие в этой операции Крысобоя, мы не имеем. Предположение может возникнуть только из логической схемы действий Воландовой свиты в Москве и переноса этой схемы в роман мастера. Однако именно после убийства Иуды Крысобой, Банга, Афраний и Пилат оказываются на страницах «апокрифа» вместе. При этом автор как бы подчеркивает их «алиби». До убийства хозяин позвал находившуюся в саду собаку, словно специально для того, чтобы представить ее читателю. Далее он оставался с Пилатом до тех пор, покуда читатель не последовал за Афранием в Нижний Город. И когда Афраний вернулся во дворец, чтобы сообщить Пилату, что «Иуда… несколько часов тому назад зарезан» (с. 737), пес находился рядом с прокуратором. Афраний приступил к разговору с Пилатом, «убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет» (с. 736).

Похоже, что и кентурион Крысобой после возвращения с казни никуда не отлучался. Когда явился Афраний, Крысобой лично доложил о его прибытии прокуратору: «К вам начальник тайной стражи, – спокойно сообщил Марк». Останавливает внимание интонация Крысобоя: он говорит подчеркнуто «спокойно». Определения Булгакова точны, так почему же он акцентирует спокойствие Крысобоя? Безмятежность кентуриона наводит на мысль, что за ней что-то кроется. Так или иначе, сведя впервые на страницах «апокрифа» Пилата и его подручных, автор имел в виду нечто значительное. И послужило поводом к этому свиданию убийство Иуды из Кириафа.

Любопытна характеристика, которую дает прокуратор людям, приезжающим в Ершалаим на праздник: «Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы» (с. 439). Вторично к этой теме он возвращается после убийства Иуды: «Но эти праздники – маги, чародеи, волшебники…» (с. 719). В Москве, как мы знаем, в этих ролях выступает Воландова свита. Коровьев прямо определяется как «маг, чародей и черт знает кто», что позволяет сделать абсурдный, как поначалу кажется, вывод: Коровьев и Афраний, возможно, одно лицо. При первом взгляде на эту параллель видна только единственная общность: ни Афраний, ни Коровьев не имеют личного имени. Римлянин (судя по имени и должности) Афраний охарактеризован как человек, национальность которого трудно установить (с. 718). О Коровьеве этого не сказано. «Отставной регент» носит русскую фамилию. «Разгадывая» Коровьева, не следует этим пренебрегать. Литературный прообраз Коровьева был указан В. Лакшиным. Если «девственный» в смысле образованности Иван Бездомный не сумел узнать в Воланде сатану, то угадать в Коровьеве черта ничуть не проще. «С его усишками и треснувшим пенсне, с грязными носками и в клетчатых панталонах; таким он явился когда-то Ивану Карамазову и с тех пор не тревожил воображение читателей».[64] Лакшин не совсем точно называет Воланда «традиционным литературным Мефистофелем», но что касается Коровьева, то он абсолютно прав.