Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма

• Название: Ночной корабль: Стихотворения и письма
• Автор: Мария Вега
• Издательство: Водолей
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009

Среди поэтов "первой волны" эмиграции - в плеяде Бунина, Ходасевича, Георгия Иванова, Одоевцевой и других - легче всего было "затеряться" тем, кто по каким-либо причинам вернулся в СССР: если эмигранты не могли этого простить Цветаевой, то что говорить о поэтах не столь известных... Среди "затерявшихся" - Мария Ланг, урожденная Волынцева, взявшая псевдоним "Мария Вега", издавшая в эмиграции три сборника стихотворений, не такой уж малой ценой вернувшаяся на родину и дожившая свой век в городе на Неве. Настоящее собрание стихотворений Марии Веги дополнено ее письмами к поэту Светлане Соложенкиной.

---

32.

20 июня 1972

Дорогая Светлана, да послужит одним сплошным, громадным «спасибо» тот восторг и та радость, которые я испытываю, наслаждаясь Сомовым (ах, сколько в нем Тюлиного!) и Чурленисом, которым потрясена. Почти одновременно пришла и Кирилловская церковь от Алены, так мне буквально некогда было жить, и дотла сгорела кастрюлька, но туда ей и дорога.

Теперь о булгаковском Бегемоте: не думайте, что он не пошагает в Берне. Что он со мной вчера проделал! Вы уже знаете, что Михаилу Максимилиановичу необходимо специальное кресло на колесах, с тормозами, складывающееся, как конверт, словом чудо техники, которое стоит целое состояние, и что мне удалось заполучить эту роскошь за очень небольшую цену через «социальный отдел» больницы в Тифенау. Для этого я получила телефон какой-то секретарши другого страхового отдела и позвонила ей, чтобы сговориться. Фамилия ее – Шнеебергер, хорошо говорит по-французски, что мне приятнее немецкого, и вот назначает она мне 2 часа в понедельник, объясняя, что я доеду до улицы «Нового поля», вылезу рядом с фабрикой шоколада Тоблер, и там я ее найду в… тут она прибавляет дикое слово, объясняя, что оно снаружи написано, из чего я заключаю, что она сидит в шоколаде Тоблера, в социальной страховке, а как этот отдел называется, – неважно. Вот я и покатила в шоколад. Явилась в 2 ровно, обратилась в бюро, где сидела любезная блондинка, и спросила мою Шнеебергер. Вскоре явилась молоденькая девушка-тростиночка, в канареечных брюках и яркокрасном свитере и, вытаращив на меня глаза, спросила по-немецки, что мне от нее надо и кто я такая. «Вы так хорошо говорите по-французски», – начала я, но она меня перебила: «Простите, я по-французски не говорю… Я никогда с Вами не говорила вообще, и даже Вашей фамилии не знала. В чем дело?» «В кресле», — сказала я. Девушка стала беспомощно оглядываться. Стали объясняться. Наверно, я улицу спутала? Я чуть не кричу: «Ничего я не путала, улица "Нового поля", ясно?» Тогда бросились искать в телефонной книге Шнеебергер на улице «Нового поля» – очевидно, произошла какая-то путаница, и канареечная девушка хотя и Шнеебергер, но не та, что со мной разговаривала, – и тут же нашли: «Чуть подальше по улице "Нового поля", в номере 27, – Шнеебергер, государственная чиновница!» Руку мне жали могуче, желали удачи, и я пошла. Государственная чиновница живет на шестом этаже без лифта. Полезла. Звоню. Вылезает древняя мумия, опираясь на две клюки. – Вы фрейлен Шнеебергер? – нежно улыбаюсь я. – Простите, я фрау. А вы насчет чего? – Я пришла взять кресло на колесах, как было условлено. Мумия уронила обе палки и стала махать руками. – Ну, нет, – кричит она, – конечно, у меня есть кресло, как бы я без него обходилась, но с какой стати я буду Вам его отдавать?

Конечно, дома у меня был номер телефона настоящей Шнеебергер, которой я всё объяснила, к ее великому веселью, и выяснила, что слово, на которое я не обратила внимания (на вывеске, недалеко от Тоблера) – дикое слово «Проинфернисс», т. е. какая–то «Профессиональная Информация», – по-моему же, оно ясно происходит от «Инферно», т. е. – ада, и не менее ясно, что тут расписался Бегемот. Между прочим, в тот роковой понедельник он не ограничился шоколадными удушьями и древней мумией, но и напустил на меня невероятный ливень, так что, вернувшись, я не теряя времени проглотила аспирин под красное вино. А сегодня, поехав в «круг первый», получила-таки великолепное кресло!

Я очень горда моей бегемотовой историей, совершенно из серии Ваших! Пошлю Вам на днях шоколад, на память о Бегемоте, завлекшем меня к Тоблеру. Целую с любовью и огромной благодарностью за присылку чудес. Каролину Павлову с интересом буду читать, но стихи ее непреодолимы.

Ваша Вега

33.

1 августа 1972

Дорогая наша Светлана,

долго я Вам не писала, но у нас были большие и малые тревоги, связанные, конечно, со здоровьем Михаила Максимилиановича. Ко всем переживаниям надо прибавить и отчаянную жару, которая меня доконала, заодно изводя грозами.

Большая для нас радость – Ваш тесный контакт с милой Евгенией Александровной и оценка ею Вашего дарования. Ей, конечно, сейчас без Вас тоскливо. До каких пор Вы пробудете на Урале?

Пишу сегодня мало, – столько у меня всякого рода возни в Доме! Крепко Вас оба целуем.

Ваша Вега

34.

6 сентября 1972

Дорогая Светлана,

продолжаем проходить курсы терпенья. Постепенно, по зернышку по капельке здоровье Крылатого выправляется. Сейчас уже спала африканская жара и чудесно пахнуло осенью. По этому поводу обращаюсь к Вам с большой просьбой. Я нашла, совсем случайно, способ зарабатывать деньги, а именно: сделала декоративные панно под стеклами, употребив для этого осенние листья, часть которых была привезена с океана, из Флориды. Тона замечательные, и рыжие, и темно-кожаные, и золотые, но не менее удачно получились и переделкинские кленовые листья. Неожиданно для себя, я продала и эти два, и еще пару стекол, и теперь получила заказ от магазина декоративных вещей и должна сдать в середине ноября. Мне очень хотелось бы иметь русские листья, главное кленовые и непременно осенней расцветки, но и вообще интересные листья и даже травы. Между прочим нужны и листья дуба, которых мне тут не достать. Если же Вы опять попадете в Переделкино, то я помню самые удивительные экзотические листья в доме, по дороге в столовую, и жалею, что и свое время не отщипнула штуки три. Буду Вам благодарна, если соберете для моих декоративных достижений что-нибудь эффектное.

Несказанно радуюсь трезвой Вашей жизни среди капусты, смородины и малярных кистей. Как продвигается покраска дома-колокольчика?.. Я тоже занимаюсь садоводством, весь балкон в пылающей красной герани, да и в комнатах уже развелось, от зеленого Степки-растрепки, целое село Степанчиково.

Целуем Вас оба и неизменно любим, навсегда и навеки.

Ваша Вега

35.

24 января 1973

Дорогая наша Светлана,

пришла грустная записочка от бедной Евгении Александровны, подтвердившей наши предположения, что грипп не прошел мимо нее. Она пишет, как внимательна к ней и добра «наша Светланушка», но нам ли не знать!!! Михаил Максимилианович тут же возопил, что Светланушка, со своим самоотвержением, допрыгается в тонких сапожках до постели и разболеется, прибавив, что этот золотой человек – нам родной, член семьи и вроде как дочка, поэтому невозможно оставлять ее гулять по морозу без подходящих теплых ботиков. Я сейчас же понеслась на ловлю и уже сделала пакет. Мне сказали, что в Москве две ночи назад было 35 градусов ниже нуля, и я чуть не плакала, думая о Вас.

Вчера весь вечер читали Ваши стихи, Крылатый всегда просит «Усни лицом к закату…» и не менее им поражен, чем я. Сейчас вспомнила, что забыла Вам написать о Ваших новых рисунках. Знаете ли Вы, как в них выросли и окрепли? Предвижу, как мы будем всё развешивать в Москве! Впрочем, от мечты до реальности далеко, ответа о нашем переезде всё нет, хотя мой муж твердо уверен, что Берн уже отходит и прошлое… Я менее оптимистична… Любим Вас крепко и прочно.

Ваша Вега

36.

2 февраля 1973

Моя дорогая Светлана,

Опять был перерыв! Широко не использовала воскресенье, проведя добрую его треть в любимом углу, с «Детством Никиты» в руках. Вы мне доставили огромную радость, прислав эту милую книгу, которую я тоже могла читать без конца, и которую кто-то у меня похитил в Париже. Спасибо Вам за нее тысячу раз!

Сегодня какое-то подобие снега, но, конечно, это не продержится и двух дней.

С листьями вышла неудача: хозяйка моя, заказавшая панно, внезапно продала свое дело и уехала, и я осталась со всеми стеклами и с горой листьев. Впрочем, всему нашла применение, только рухнули надежды на заработок, но и это устроилось, благодаря урокам французского, и уже можно без страха готовиться к больничным счетам.

Несмотря на неудачу с листьями, любовь моя к ботанике не ослабела. Я, как и Вы, всегда хочу, чтобы в доме что-то зеленело и цвело. Крылатый говорит, что если уж у меня есть такая потребность, чтобы зелень оплетала все стены, грозя превратить дом в замок Спящей Красавицы, то он… предлагает отпустить бороду, а расти она будет быстро и буйно, без всякой поливки и пересаживаний. Я перепугалась этой бороды и перспективой видеть перед собой библейского патриарха!

А теперь – спокойной ночи, уже первый час воскликнул «Ай!». До завтра, надеюсь!

И вот, о ужас, восемнадцатое число! Мы, представьте себе, вдруг очутились в глубоких снегах, не хуже московского. В таком буране я и сама завертелась волчком. Фантастика самая натуральная: Берн пропал! Вчера слева и справа от моста шли огромные белые привидения, мчались мимо стекол, поглотив и город, и реку и Министерский собор, и между привидениями мелькали фонари, но уже не фонари, а то тут, то там, одна-две-три жемчужины. Это было путешествием в стране Грина, между землей и небом.