Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны

• Название: Загадка серебряной луны
• Автор: Хуберт Хорстман
• Жанр: Научная Фантастика

Hubert Horstmann. DIE RÄTSEL DES SILBERMONDES. Utopischer Roman.

Серебряная луна — это поэтическое название пустыни, состоящей из аммиачного снега и метановых озер, где царит температура сто восемьдесят градусов ниже нуля, где Солнце меньше копеечной монеты и бледно сияющее кольцо Сатурна закрывает почти полнеба. Здесь, на спутнике Сатурна Титане, совершает посадку первая международная экспедиция на Сатурн. Она состоит из четырех мужчин и одной женщины и была составлена таким образом, что характеры и темпераменты дополняют друг друга. Но психологи отборочной комиссии кажется, совершили промах, потому что уже в первые часы после посадки дело доходит до нарушения дисциплины. Молодой геолог Веккер из Ташкента идет на поводу у легкомыслия, вызывает чрезвычайную ситуацию и ставит под угрозу двух человек. Американский астрохимик Вестинг осуждает ненаучной поведение со всей остротой, и когда геолог срывается с высоты во время разведочного бурения, кажется бесспорным то, что он склонен к небрежности. Но вскоре после этого приходится извлекать из подземного свода пилота Далберга в состоянии глубокой потери сознания. Очевидно на серебряной луне есть неизвестное природное явление, которое действует на человеческую психику прямо через скафандр и гермошлем. Ученые заняты разрешением этой загадки. Возникают расхождения во мнениях, улаживаются, появляются снова, становятся такими сильными, что теряется связующее их звено и возникают угрожающие ситуации. Неведомый мир становится проверкой на прочность. Земные масштабы больше не действительны, сейчас все зависит от творческого мышления — и от характера. Личности участников экспедиции, сформированные земными условиями, отражают общественное воздействие и опыт. Нахождение в таинственном мире серебряной луны становится грандиозным экспериментом, который никакой психолог и социолог не провел бы более эффективно. В конце повествования экспедиция, правда, не выполнила всех задач, которые наметила, но она забирает с собой бесценный выигрыш — осознание того, что человек есть мера всех вещей — поскольку он осознает свою ответственность за жизнь и свое достоинство разумного существа.

---

Ну, хорошо, это было их дело. Такая связь не могла быть долгой. Веккер был не подходящим мужчиной для нее. Чувствительные женщины как Анне рано или поздно тосковали по личности со спокойным, постоянным характером, на которого можно положиться, по ясности, порядку, продолжению рода.

Рано или поздно! Далберг вдруг рассмеялся. Он не знал, почему, ему самому это показалось немотивированным. Лицо Анне было у него перед глазами. Негатив ее лица: щеки и глазные яблоки — черные, волосы и зрачки — белые.

Черт возьми, что случилось с его нервами! Далберг ударил себя по голени и засмеялся. Россыпь гальки затряслась от смеха. Грибовидная тень кралась по россыпи, села на угловатый камень и повернулась на судорожный смех.

У тени была рука. Теперь она вытянула ее навстречу Далбергу. Но это была не рука, а хобот. Гибкий, коричневый, чешуйчатый хобот. Он приближался, очень медленно, все ближе.

Далберг засмеялся. Еще никогда в жизни он не видел тени с хоботом.

— Стоп! — Леонид Бронстайн посмотрел через край буровой скважины. Конец троса только что дошел до платформы.

— Где Далберг?

Веккер стоял рядом с телефоном. «Должно быть в пути, он не выходит на связь».

— Ослабь, Вестинг!

Лебедка жужжала.

Внизу, в буровом пласте, начал запружиниваться трос.

— Где он, черт возьми!

— Один момент! — Механик кажется был у Веккера на линии. Он напряженно прислушался, переступал с одной ноги на другую. Затем он подозвал к себе Анне.

— Далберг спятил, — растерянно сказал он. — Хочет знать, когда я в последний раз был в Бурме[5] и помню ли я цвет слоновьего хобота.

— Хватит нести чушь! — Анне взяла у него трубку. Через мгновение он отдала ее обратно, бледная словно мел.

— Теперь он говорит пошлости, — сообщил Веккер.

Бронстайн и Вестинг ринулись к ним. Комендант потянул трубку к себе. У него на лбу проступили капельки пота, когда он повернулся к врачу. «Нервный коллапс! Как это возможно?»

Анне растерянно пожала плечами.

— Мы должны вытащить его. Тащите! Давайте, все тащите!

VI

Секундная стрелка неуклюже ползла по циферблату бортовых часов. Минуты тянулись бесконечно. Время текло медленно. Даже пара блеклых солнечных зайчиков, которые падали через иллюминатор на мостик, были словно охвачены апатией: уже несколько часов они неподвижно висели над навигационным столом.

Уже несколько часов, так по крайней мере казалось Бронстайну, Вестинг фиксировал эти солнечные зайчики. Откинувшись в своем кресле, наморщив лоб, щеки более впавшие, чем обычно, он механически пожевывал жвачку и не издавал ни звука. И Веккер на другом краю стола тоже молчал. Он закрыл глаза и немного склонил голову, словно прислушивался к шагам, которые однажды должны были придти и положить конец ожиданию.

Уже несколько часов Анне проводила эксперимент с Гарри Далбергом в медицинской лаборатории. Далберг лежал в глубоком сне перед входным люком буровой машины. Его не удалось привести в чувства. Он, Бронстайн, наконец взял его под руки и пронес до буровой скважины по россыпи гальки. Они осторожно подняли его на поверхность с помощью лебедки и доставили на борт. Первое, проведенное в спешке обследование имело негативные результаты. Далберг был невредим, его внутренние органы функционировали без нареканий. Но его конечности были столь странно окоченевшими, его мускулы охвачены судорогами и его сон столь необычно глубоким, что Анне лишь могла произнести то, что они все давно подумали: что Далберг находился в своего рода трансе.

Бронстайн абстрагировался от воспоминаний. И он тоже не мог пойти на свое рабочее место, пока на нем лежало бременем неведение, но он мог хотя бы продумать последствия, которые возможно вытекали из загадочного происшествия.

Последствия? Прежде всего он должен был выяснить причины. Не медицинские причины — это было дело Анне — а непосредственные, обстоятельства и взаимосвязи, которые вызывали трагедию.

Были ли ошибки в руководстве и протекании экспедиции? Действительно ли он, Бронстайн, продумал все, что следовало продумать ступая на чужое небесное тело? Или внешнее сходство лунной поверхности с земным полярным ландшафтом неосознанно обольстило его, вызывав беспечность? Сыграло ли это сходство и с товарищами злую шутку? Принимали ли они во внимание чужое, неизведанное, таившее опасность слишком мало, потому что оно скрывалось за маской знакомого, безобидного?

Пропавший передатчик, катастрофа буровой машины, нервный шок Далберга — цепочка несчастных случаев. Из-за беспечности? Веккер предупреждал перед катастрофой. Косвенно, во всяком случае: гипотезой, что кора спутника испещрена пустотами. Но никто не принял предупреждение всерьез. Почему, собственно, нет? Была ли на основе последнего разногласия неосознанная, эмоциональная пристрастность к тому, что сказал Веккер? И он, Бронстайн, тоже не подумал о том, чтобы подвесить буровую машину сразу же во время первой попытки к тросу и к лебедке и тем самым эффективно предотвратить опасность падения. Беспечность?

В будущем было необходимо…

Бронстайн провел рукой по лбу. Было ли вообще будущее у экспедиции? Какие практические шаги необходимо было предпринять, если Далберг, если снова не…

Было бесполезно противиться мыслям. Это было трудно вынести, но он должен был продумать все основательно. Чем раньше, тем лучше. Если Анне принесет плохую новость, все обратят свои взгляды на него, коменданта. Тогда хорошо было бы, если бы он уже выработал ясную точку зрения.

Бронстайн закрыл глаза. Значит, допустим, что Далберг остался в состоянии душевного сна…

Роберт Вестинг потянулся. Его душевное равновесие восстановилось. Да часа напряженных раздумий сделали свое дело.

Лучше было, выложить все товарищам начистоту. Уже внизу, на россыпи гальки, когда было ясно, что Далберга — по крайней мере на последующие несколько недель — можно было списать, он подумал о том, стоит ли ему признаться, что падение буровой машины вероятно было на его совести. Прошлым вечером во время контрольного осмотра он упустил основательную проверку детектора анклавов. Это пришло ему в голову сразу же после падения. Упущение было вызвано недостатком концентрации: мысленно он был занят упреками Веккера во время обсуждения концепции, вместо того, чтобы всецело посвятить себя делу.

Тяжкий, непростительный проступок, это было бесспорно. Он был вовсе не намерен скрыть эту вину, но он не решался высказать ее сразу — в смутной надежде, что будет найдена еще одна другая причина несчастного случая.

Новый инцидент основательно изменил ситуацию. Теперь он больше не мог медлить. Потеря Далберга означала не только потери рабочей силы. Опасней были психические последствия. Могли распространиться неуверенность, уныние и пессимизм. Особенно у Веккера — пока он чувствовал себя ответственным за падение, его везде преследовало смутное чувство вины.

С Далбергом или без него — исследовательская программа, бурения должны были проводиться при всех обстоятельствах. Повысить готовность к работе и сконцентрировать силы было более срочно, чем прежде. Условием для этого была атмосфера без осложнений.

Вестинг поднялся. «На одно слово, Бронстайн». И, бросив взгляд на геолога: «Если можно, пока что с глазу на глаз».

— Пожалуйста. Так и так хотел размять ноги.

Веккер охотно покинул мостик.

Когда Веккер закрыл за собой дверь, Бронстайн встал. «Я думаю, что знаю, что Вы хотите мне сказать. Это тяжелое решение, но если Анне не будет иметь успеха, нам останется, пожалуй, только этот выход».

Вестинг кашлянул. «Я хотел..»

Комендант оборвал его неповоротливым жестом.

— Жребий еще не брошен. Следовательно мы можем обсудить все спокойно… Допустим, значит, что нервный коллапс не спадет, Далберг нуждается как можно быстрее в специальном лечении, которое мы ему не можем предоставить… В этих обстоятельствах Вы произнесете лично защитительную речь в пользу мгновенного отлета?

— Я не понимаю…

— … с какой стати мне вообще пришла в голову мысль, принять во внимание другую возможность? Я не то хотел сказать. Я лишь спрашиваю себя, выгодно ли лететь сразу при настоящем положении Сатурна. Расстояние до Земли сейчас экстремально велико. Даже если мы будем максимально использовать запас топлива, мы будем в пути одиннадцать-двенадцать месяцев — это означало бы, что мы распыляем все топливо на первую треть пути, беспрестанно ускоряемся, пока не наберем максимальную скорость, и полагаемся на то, что Земля отправит нам навстречу заправочный корабль. Вторым вариантом можно было бы назвать отложение старта, пока Сатурн не займет позицию, близкую к Земле. Это хоть и означает прежде всего потерю времени, но которую мы можем восполнить, потому что затем в любом случае у нас будет достаточно топлива, чтобы выйти на максимальную скорость.