Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны

• Название: Загадка серебряной луны
• Автор: Хуберт Хорстман
• Жанр: Научная Фантастика

Hubert Horstmann. DIE RÄTSEL DES SILBERMONDES. Utopischer Roman.

Серебряная луна — это поэтическое название пустыни, состоящей из аммиачного снега и метановых озер, где царит температура сто восемьдесят градусов ниже нуля, где Солнце меньше копеечной монеты и бледно сияющее кольцо Сатурна закрывает почти полнеба. Здесь, на спутнике Сатурна Титане, совершает посадку первая международная экспедиция на Сатурн. Она состоит из четырех мужчин и одной женщины и была составлена таким образом, что характеры и темпераменты дополняют друг друга. Но психологи отборочной комиссии кажется, совершили промах, потому что уже в первые часы после посадки дело доходит до нарушения дисциплины. Молодой геолог Веккер из Ташкента идет на поводу у легкомыслия, вызывает чрезвычайную ситуацию и ставит под угрозу двух человек. Американский астрохимик Вестинг осуждает ненаучной поведение со всей остротой, и когда геолог срывается с высоты во время разведочного бурения, кажется бесспорным то, что он склонен к небрежности. Но вскоре после этого приходится извлекать из подземного свода пилота Далберга в состоянии глубокой потери сознания. Очевидно на серебряной луне есть неизвестное природное явление, которое действует на человеческую психику прямо через скафандр и гермошлем. Ученые заняты разрешением этой загадки. Возникают расхождения во мнениях, улаживаются, появляются снова, становятся такими сильными, что теряется связующее их звено и возникают угрожающие ситуации. Неведомый мир становится проверкой на прочность. Земные масштабы больше не действительны, сейчас все зависит от творческого мышления — и от характера. Личности участников экспедиции, сформированные земными условиями, отражают общественное воздействие и опыт. Нахождение в таинственном мире серебряной луны становится грандиозным экспериментом, который никакой психолог и социолог не провел бы более эффективно. В конце повествования экспедиция, правда, не выполнила всех задач, которые наметила, но она забирает с собой бесценный выигрыш — осознание того, что человек есть мера всех вещей — поскольку он осознает свою ответственность за жизнь и свое достоинство разумного существа.

---

Нет, он, Далберг, не желал поддерживать этот роковой бег рысцой. И уж продажным он не был. Кроме того, его контракт с ЕВРОКОСМОСОМ истекал только через два года. Этого обстоятельства Вестингу было достаточно.

Вестинг лишь улыбнулся.

— Вы недооцениваете наши возможности. Разумеется, NASA возьмет на себя и договорный штраф.

— Не утруждайте себя. Это бесполезно.

На худощавом лице астрохимика появилось выражение скептического удивления. Затем он звучно рассмеялся.

— Вы патриот?

— Германский, — холодно ответил Далберг. И после небольшого промедления добавил: «Западногерманский, разумеется».

Потом они больше не возвращались к этой теме. Вестинг отдал должность пилота молодому австралийцу, но и в дальнейшем относился к Далбергу доброжелательно. Пару раз он подкидывал ему более мелкие, но хорошо оплачиваемые задания, которые не противоречили договорным обязательствам.

И Далберг научился ценить Вестинга. Его особенно впечатлял стиль руководства американца, манера, как он понимал это, мобилизовать и самые последние резервы команды. Он не только выдумал хитроумную систему целевых премий. У него были отличные связи в различных частных печатных и телевизионных агентствах, и если он считал это уместным, появлялись портреты его коллег, вставлялись интервью, отмечались личные достижения, проводился опрос, кто самый популярный астронавт месяца или недели. Он сам при этом оставался на заднем плане.

И на борту «Пацифики» Вестинг не выбивался на передний план, несмотря на то, что он — и в этом Далберг был убежден — обладал гораздо более лучшими качествами руководителя, чем Бронстайн.

Бронстайн ослабил вожжи. Он, Далберг, был достаточно объективен, чтобы признать, что он сам заслужил строгий выговор — по причине совершенного вместе с Веккером нарушения дисциплины в день посадки. Но Бронстайн ни пальцем не пошевелил. Инцидент был исчерпан. Веккер произнес большую речь, и если его поставят на место, то на совсем короткий срок.

Было необходимо, натянуть вожжи. Чувствовал ли Вестинг то же самое? Он…?

Далберг измерил батарейку. Она не могла разрядиться за одну ночь. Должно быть она еще вчера была севшей. Вестинг упустил это?

Во время путешествия к Титану Вестинг принимал участие в различных рутинных проверках функционально и жизненно важных приборов «Пацифики». При этом он ни на волосок не отклонился от установленных алгоритмов. Каждое его движение логично следовало после предыдущего. Он ничего не пропустил, не оставил без внимания.

И буровую машину он знал как свои пять пальцев. И именно детектор анклавов он проверил с меньшей внимательностью?

Человеческий фактор?

Другой возможностью было твердое намерение.

Акт мести Веккеру?

Далберг покачал головой. Невозможно!

Он вскочил и вылез из кабины пилота. Ему было необходимо подвигаться.

Свет фонаря блуждал по россыпи. Крепко вонзая кирку в рыхлый грунт, Далберг двигался вниз: пятьдесят, семьдесят, восемьдесят шагов. Приблизился конец россыпи. Каменные стены. Колонны, нанизанные друг на друга, словно монументальные органные трубки. Пещеры. Ледяные сталагмиты, между ними штольня. Гробовая тишина. Абсолютная ночь.

Далберг обернулся. Буровая машина вспыхнула, когда на нее попал луч света: пылающий камень наверху на россыпи.

Что ему было делать? Сообщить, что он обнаружил? Высказать чудовищное обвинение? Взвалить на Вестинга непосильную ношу?

У Далберга вдруг возникло ощущение, что что-то холодное, влажное, чешуйчатое вытянулось из темноты и коснулось его затылка. Он задержал дыхание. Снова это.

Он резко обернулся. Световой пучок натолкнулся на огромный сталактит, который свисал с горного выступа.

Черт, нервы! Он должен был оставаться спокойным. Разве он не космический пилот? Не сталкивался ли он достаточно часто с трудными ситуациями? Первый принцип гласил всегда: принуждать себя к физическому спокойствию. Контроль за дыханием, регуляция пульса и сердечных сокращений. Затем: сконцентрировать мысли. Уйти от приступов паники. Не ломать себе голову.

Далберг неторопливо вернулся в кабину пилота.

Ему было поручено обследовать россыпь гальки и в зависимости от обстоятельств приготовить буровую машину к отправке. Никто не требовал от него, чтобы он выяснил на месте причину аварии. Следовательно, ему не нужно было слишком торопиться, пока что мог оставить свое открытие при себе.

Следовало совершенно трезво взглянуть на вещи. Кому от этого было пользы, если он обвинит астрохимика? Если будет установлено, что Вестинг действовал с умыслом, таким образом экспедиция «Пацифики» была практически закончена. Сорвалась из-за слабостей человеческого характера. Потому что никто не мог продолжать работу в таких условиях. Если же, напротив, окажется, что несчастный случай был вызван по вине Вестинга, тогда экспедиция хоть и продолжится, но возникнет невыносимая ситуация. Позиция Веккера усилилась бы. Впредь у него бы еще больше недоставало дисциплины и всякую критику он встречал бы ясным указанием на Вестинга: «Что Вы хотите? Ни один человек не застрахован от ошибок».

Позиция Вестинга значительно ослабилась бы. Ему, самому старшему, самому опытному, не прощалась небрежность, даже если речь шла об исключительном случае.

Далберг надел защитную оболочку на искатель анклавов, засунул его обратно в отсек, привинтил приборный щиток и внимательно проследил за тем, чтобы вмешательство не оставило следов. Он твердо решил. Он пока что будет молчать. Поживем-увидим. Если будет необходимо, он может сразу же поговорить с Вестингом. С глазу на глаз.

Комендант вышел на связь. Готов ли бур к поднятию. Лебедка установлена и сейчас как раз будет закреплена. Самое позднее через тридцать-сорок минут тросы могли быть пропущены через зонд.

Далберг подтвердил готовность. Он еще раз вылез из кабины, чтобы еще раз осмотреть натяжное устройство в носовой части буровой машины. Оно было в порядке.

Как убить полчаса времени? Далберг совсем не хотел ждать в тесной кабине пилота. Он позаботился о соединении динамиков и вылез через открытый входной люк. Россыпь гальки перед ним была скудно освещена носовым прожектором, включенным в режим ближнего света.

О чем еще было думать? Теперь у него было свободное время. К принципам Далберга относилось то, что он оставлял в покое однажды продуманное дело, пока оно не будет поставлено на повестку дня практикой. Он любил, когда во всем были порядок и ясность. Прежде всего в голове. От мозга, в котором мысли кружатся словно карусель, мало толку; он часто подводил, когда было необходимо быстро оценить новую ситуацию и сделать соответствующие выводы.

Несчастный случай, детектор анклавов — ad acta; по отзыву. Вестинг, Веккер, Бронстайн … Анне.

Анне!

Далберг удобно откинулся на спину на крышку люка и вытянул ноги. Когда он повернул взгляд, на долю секунды он думал, что увидел движение, тень на россыпи. Но там ничего не было. Он улыбнулся. Непривычное окружение, причудливое беспорядочное расположение камней способствовали галлюцинациям.

Анне. С посадки с ней что-то было не так. Он наблюдал за ней, сколько знал ее. Украдкой, чтобы не показаться невежливым или даже навязчивым. Как Веккер. Сначала попытки Веккера завязать флирт, показались ему безвкусными. Потом уже забавными. Они летели в пустоту, отскакивали от Анне словно мячики для пинг-понга. Порой это выглядело по-другому. Это была видимость. Когда Анне хотелось, она играла с Веккером. В конце концов, она женщина. У нее это не вызвало никаких чувств. Не могло вызвать — думал он.

С посадки Анне изменилась. Ее привычное спокойствие и уверенность отсутствовали. В первую ночь она практически не спала. Он, Далберг, услышал ее шаги: в коридоре перед спальными кабинами, на мостике. На следующее утро, во время завтрака, у нее был отсутствующий вид, она была погружена в себя. После разведывательного полета тоже. И совершенно отчетливо во время обсуждения концепции. Она неподвижно лежала в своем кресле, расслабив руки. И перед этим, во время телефонного переговора с Веккером ее голос дрожал.

Страх перед новым, непривычным; перед смертельным холодом, ледяной пустыней, бледными сумерками? Далберг знал ее лучше. Когда она хотела, у нее были железные нервы. Должно быть что-нибудь другое, и у него было определенной предположение.

Или она все-таки попалась на удочку Веккера? Удручало ли ее то, что он безобразничал с самой посадки? То, что он произнес большую речь и при этом опозорился, пытался подколоть Вестинга и при этом сам нарвался на неприятность? Все абсолютно совпадало: Она всегда была особенно нервозной именно тогда, когда он терпел поражение или создавалось такое впечатление — после нарушения дисциплины, после спора с Вестингом, после катастрофы буровой машины.