Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом

• Название: Батый. Хан, который не был ханом
• Автор: Роман Почекаев
• Издательство: М.: АСТ: АСТ МОСКВА; СПб.: Евразия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006

Батый…

Разоритель и завоеватель Руси или влиятельный государственный деятель, фактически возводивший на трон великих ханов Монгольской империи?

Степной варвар, во главе диких орд прошедший от Алтая до Дуная, или правитель огромных территорий, удачливый военачальник и искусный дипломат, поддерживавший отношения с русским князем, французским королем и папой римским?

Эта книга откроет вам истинную биографию Батыя – хана, не имевшего такого титула… Хана, который никогда не был ханом.

---

Полагаю, что лояльность остальных Джучидов по отношению к Бату обеспечивалась не только волеизъявлением Чингис-хана или тем более выдающимися качествами самого наследника Джучи (как уже отмечалось, к восемнадцати-девятнадцати годам у него просто не было возможности их проявить), но и тем, что он обладал «suu jali». Это средневековое монгольское понятие, переводимое современными исследователями как «харизма» [Скрынникова 1997, с. 45-47, 116-117; 2001, с. 143-144], обозначало наличие у ее обладателя способности осуществлять посредничество между людьми и Небом. Правители кочевых государств не только предводительствовали войсками во время войны, осуществляли контакты с иностранными государствами и судебную власть, но и исполняли некоторые сакральные обязанности — были посредниками между Небом и своими подданными, обеспечивали небесное покровительство своему государству и благоденствие народу [Кляшторный 1984, с. 145; Скрынникова 1997, с. 125]. Источники сообщают, что во время похода на Запад Бату совершал священные ритуалы, призывая помощь Неба в грядущих завоеваниях. Например, по сообщению Рашид ад-Дина, перед битвой с булгарами в 1236 г. «по обычаю Чингиз-хана Бату взошел на вершину одного холма и (одни) сутки молил бога и рыдал» [цит. по: Арсланова 2002, с. 173; ср.: СМИЗО 1941, с. 145-146]. Венгерский хронист Фома Сплитский пишет: «Тогда Бат, старший предводитель татарского войска, взобравшись рхолм, внимательно осмотрел расположение войска венгров, вернувшись к своим, сказал: „Друзья, мы не должны терять бодрости духа: пусть этих людей великое множество они не смогут вырваться из наших рук, поскольку ими управляют беспечно и бестолково..."» [Фома Сплитский 1997, с. 107]. Полагаю, что речь идет о таком же ритуале, о котором писал и Рашид ад-Дин: по-видимому, венгерский монах не сумел или не захотел понять истинных причин, побудивших Бату «взобраться на холм», и объяснил действия с рациональной позиции. Между тем других сообщений о подобных «разведках» наследника Джучи в Сточниках не содержится. Вполне очевидно, что Бату обратился к Небу перед битвой с венграми и, спустившись с холма, объявил войскам, что благословение божества получено, и их ожидает победа. Приведенные сообщения позволяют предположить, что Бату, как обладатель харизмы, пользовался большим уважением среди монголов: слабому правителю просто не доверили бы право быть посредником ежду Небом и людьми! Это качество обусловило почтение к нему как со стороны собственных братьев, так и со стороны других представителей рода Чингизидов и прочей монгольской знати.

§ 6. Батый и восточные Чингизиды

А если при старших ты службу несешь,

Язык придержи, да и слово устрожь.

Юсуф Баласагуни. Благодатное знание

«Политическим дебютом» Бату стало участие в курултае, на котором его дядя Угедэй стал великим ханом.

В самом раннем из источников, современных Бату, — «Сокровенном сказании», созданном, как принято считать, около 1240 г., — содержится следующее сообщение: «В год Мыши (1228) в Келуренском Кодеу-арале собрались все полностью: Чаадай, Бату и прочие царевичи Правой руки; Отчигин-нойон, Есунге и прочие царевичи Левой руки; Толуй и прочие царевичи Центра; царевны, зятья, нойоны-темники и тысячники. Они подняли на ханство Огодай-хана, которого нарек Чингис-хан» [Козин 1941, § 269]. Автору монгольской хроники вторит и историк начала XIV в. Ра-шид ад-Дин: «Когда ослабли сила и ярость холода и наступили первые дни весны, все царевичи и эмиры направились со [всех] сторон и краев к старинному юрту и великой ставке. Из Кипчака — сыновья Джучи-хана: Урадэ, Бату, Шейбан, Берке, Беркечар, Бука-Тимур; из Каялыга — Чагатай со всеми сыновьями и внуками; из Имиля и Кунака — Угедей-каан с сыновьями и своим родом; с востока — их дяди Отчигин, Бильгутай-нойон и их двоюродный брат Илджи-дай-нойон, сын Качиуна. — со всех сторон в местность Келурен явились эмиры и сановники войска» [Рашид ад-Дин 1960, с. 18-19]. Абу-л-Гази, хотя и опиравшийся в значительной степени на труд персидского историка, приводит несколько иной перечень сыновей Джучи, прибывших на курултай: «Бату-хан, поручив свое царство младшему своему брату Тукай-Тимуру, отправился в Кара-корум, столицу Чингиз-ханов, взяв с собой пятерых своих братьев — Орду, Шибана, Беркая, Джамбая, Беркчара; с ними также был Утчикин [Абуль-Гази 1996, с. 98]. Таким образом, в 1228/1229 г. Бату впервые принял участие в мероприятии общеимперского масштаба как правитель Улуса Джучи.

Правда, хивинский автор XVI в. Утемиш-хаджи сообщает, что Бату и его брат Орду прибыли к Чингис-хану вскоре после смерти Джучи: «Саин-хан был моложе. Сказал он своему старшему брату Иджану: „Ты мой старший брат, [который] заменил мне отца. Значит, ты мне отец. Мы уходим в чужой юрт. Ты будь ханом"... Когда тот не согласился и тогда [Саин] сказал: „В таком случае давай что-нибудь предпримем. Давай пойдем к нашему великому деду Чингиз-хану. И я изложу свои слова, и вы изложите ваши слова. Каково ни было повеление нашего деда, по тому и поступим", — [тот] одобрил эти слова и принял [их]. Два сына, родившиеся от одной матери, и семнадцать сыновей, родившиеся от других матерей, все вместе отправились на корунуш к великому хану» [Утемиш-хаджи 1992, с. 92]. Но это сообщение автора XVI в., опиравшегося на степные легенды и предания, не подтверждается другими источниками. Только в сочинении Абу-л-Гааи, писавшего еще позже, в XVII в., сообщается, что «чувствуя свою слабость он [Чингиз-хан. — Р. П.] созвал к себе детей и вельмож. Джучи-хана в это время уже было в живых, и Чингиз-хан велел представить к себе его детей. Дал им наставление...» [Абуль-Гази 1996, с. 79]. Однако из сообщения хивинского хана, писавшего через четыреста лет после смерти Бату, нельзя понять, кто именно из детей Джучи был вызван Чингис-ханом и был ли среди к Бату...

Во процессе своего участия в курултае Бату должен был решить несколько задач. Первая из них была официальная — участие в церемонии возведения на трон Монгольской империи Угедэя, унаследовавшего трон по завещанию Чингис-хана, и принесение присяги новому хану. Тут стоит обратить внимание, что вопрос о преемнике Чингис-хана имел на тот момент вовсе не единственный вариант ответа. Несмотря на то что Чингис-хан дважды выразил свою волю, назвав своим преемником Угедэя, после смерти основателя империи появилось несколько претендентов на власть, которые могли решиться оспорить завещание Чингис-хана.

Это понимал и сам Чингис-хан, который незадолго до смерти, провозгласив Угедэя своим наследником в очередной раз, заметил: «Чагатая здесь нет; не дай бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве» [Рашид ад-Дин 19526, с. 232]. В самом деле, Чагатай являлся старшим среди Чингизидов, да еще и обладал весьма властным характером. Однако он не выступил соперником брата и, даже напротив, признав Угедэя великим ханом, в дальнейшем ни разу не имел с ним противоречий и в течение всего правления своего младшего брата являлся его ближайшим помощником.

Зато Тулуй, младший сын Чингис-хана и Борте, обладавший титулом «Еке-нойон» («Великий князь»), был весьма вероятным претендентом на трон. Он пользовался большой популярностью в народе и войсках и к тому же,.как младший сын, после смерти Чингис-хана унаследовал его коренной юрт — Монголию и завоеванные к тому времени китайские территории. Более того, он стал регентом Монгольской империи, и именно ему предстояло организовать курултай для избрания преемника Чингис-хана. Тулуй настолько вжился в образ правителя, что всячески старался оттянуть созыв курултая — тому же Елюй Чуцаю пришлось «вразумлять» и Еке-нойона: «Тай-цзун {Угедэй. — Р. Я.] должен был вступить на престол, собрались все [его] сородичи на съезд, но еще не принимали [окончательного] решения. Жуй-цзун [Тулуй. — Р. П.] был родным младшим братом Тай-цзуна, и поэтому [Елюй] Чу-цай сказал Жуй-цзуну: „Это — великая забота династии. Надо побыстрее разрешить [ее]". На это Жуй-цзун сказал: „Дело еще не готово. Можно ли выбрать другой день?" [Елюй] Чу-цай ответил: „Пропустите этот— не будет [другого более} счастливого дня"» (Биография 1965, с. 188; см. также: Султанов 2001, с. 41].

Еще одним претендентом на трон мог стать Годан, собственный сын Угедэя: уже Чингис-хан видел его своим следующим наследником после Угедэя. Но Годан «страдал от болезни алаг-марья» — какого-то кожного заболевания, что не позволило ему занять трон [История Эрдэни-дзу 1999, с. 149).

Источники не сообщают о том, что на трон после смерти Чингис-хана стал претендовать его младший брат Тэмугэ-отчнгин. Но, учитывая, что впоследствии, после смерти Угедея, он пытался занять трон, вполне возможно, что и он мог стать конкурентом Угедэю. Однажды, еще при жизни Чингис-хана, Угедэй усомнился, будет ли его потомство достойно ханского трона, на что его отец ответил, что «уж если у Огодая народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни — коровы есть не станут, хоть салом окрути — собаки есть не станут, то среди моих-то потомков уже-так-таки ни одного доброго и не родится?» [Козин 1941, с. 255]. Слова Чингис-хана были истолкованы так, что на трон великого хана отныне могли претендовать только его прямые потомки. И впоследствии любой не-Чингизид, предъявивший претензии на трон (включая потомков братьев Чингис-хана и даже его собственных потомков по женской линии), считался узурпатором и подлежал казни: тот же Тэмугэ-отчигин за попытку захвата власти был осужден Гуюком и казнен «на основании ясы» [Juvaini 1997, р. 255; ср.: Султанов 2001, с. 67, 82-83].