Максим Зарезин - В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

• Название: В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории
• Автор: Максим Зарезин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2543-1

В период Смуты XVII века антигосударственные, антироссийские силы впервые вышли на политическую сцену, и не просто проявили себя, а стали играть одну из ведущих ролей в общественной жизни нашего Отечества.

Как появились на Руси «смутотворцы», что их роднит с многочисленными и многоликими преемниками последующих эпох, в чем причина их ненависти к собственному народу? Над этими и другими вопросами размышляет на страницах своей книги Максим Зарезин.

---

Димитрий вскоре дал новый повод к негодованию народному: он велел осмотреть монастыри, представить ведомость их доходам, оценить их поместья, и, оставив из них только необходимое для содержания праздных монахов, все прочее отобрал в казну на жалованье войску, готовившемуся в поход против врагов христианства; сверх того, принудил Арбатских и Чертольских священников уступить Немцам свои дома, находившиеся вблизи дворца, для того, чтобы в случае надобности иметь под рукою верных телохранителей. «Пора за дело, беда за плечами», думал старший из братьев Шуйских, князь Василий Иванович, и спешил воспользоваться временем: имея в Москве многих сообщников, он составил заговор, коего целью было, до прибытия новых чужеземцев, умертвить царя, со всеми людьми, ему преданными.

Но умысел обнаружился: многие священники и стрельцы, в мучениях пытки, признались, что князь Василий Шуйский был главным всему виновником. Попы отделались одною пыткою; а стрельцов Димитрий отдал на произвол их товарищей, объявив, что только тот будет признан не участвующим в заговоре, кто наложит руку на виновных. Все верные стрельцы бросились на изменников и, подобно псам, растерзали их зубами, в доказательство своей невинности. Начальник же заговора, князь Василий Иванович, по приказанию царя, взять был под стражу, наказан плетьми и осужден на смерть. Его вывели на место казни, между дворцом и каменными лавками; там прочли смертный приговор; палач раздел осужденного, подвел его к плахе, и уже готов был отсечь ему голову, как вдруг увидели бегущего из дворца Немца, который держал в руках царскую грамоту и еще издали кричал палачу: стой! Он объявил, что царь, простив многих изменников, милует и сего преступника для знатного рода его, требуя одного обещания не замышлять новой измены.

Это неуместное милосердие принесло гибельные плоды, как ниже увидим. Гораздо было бы лучше, если бы Димитрий казнил крамольника, уличенного в явной измене; он не думал, что тот, кому даровал жизнь, будет впоследствии виною его злосчастия: ему казалось, что строгое наказание Шуйского отнимет охоту у других к подобным покушениям. И так бесстрашный царь был совершенно спокоен. Коварные князья и бояре старались еще более усыпить его, вели себя скромно, ничего не затевали, ездили с Димитрием на охоту и участвовали во всех его забавах.

В 30 верстах от Москвы, есть обитель Вяземская: царь велел обвести ее ледяною крепостью и прибыл туда с Немецкою гвардиею, двумя отрядами Польской конницы, также со всеми боярами, в намерении показать им искусство осаждать крепости. Конницу расположил в недальнем расстоянии от монастыря; князьям и боярам поручил защищать крепость, назначив одного из них воеводою, а сам, предводительствуя Немцами, пошел на приступ; воинам, вместо оружия, дали снежные комки. В первый день потеха была чудесная. Только Немцы переранили многих бояр, бросая в них, вместе с снегом, каменьями. Знали, чем взять! Царь первый ворвался в крепость; за ним вся гвардия. Торжествуя победу, он говорил коменданту ледяной крепости: «Дай Боже! взять со временем таким же образом и Азов». Потом велел готовиться к новой потехе; между тем, подали пива, меду, и все пили за общее здоровье, это время подходит к царю один боярин и просит его оставить такие забавы «Бояре», говорил он, «весьма сердиты на Немцев, которые осмелились бросать в них каменьями; не забудь, что между князьями и боярами много тебе зложелателей; каждый из них имеет по длинному острому ножу; а у тебя с Немцами одни снежные комки. Не вышло бы худой шутки!» Царь, одумался, прекратил потехи и возвратился в Москву; вскоре узнал он, что бояре в самом деле хотели погубить его с Немцами, распустив, молву, будто бы царь дал приказание Польским всадникам и Немецким телохранителям умертвить вельмож. Честным Немцам и в ум не приходило такое злодейство.

Около сего же времени, Димитрий, получив приятную весть о приближении своей невесты к пределам России, немедленно отправил для её путешествия 15 000 рублей, а Смоленским дворянам предписал встретить ее со всеми спутниками почтительно, угостить как царицу, и проводить до самого Дорогобужа. Такое же приказание послал в Дорогобуж, Вязьму, Царево-Займище, Можайск, повелевая принимать невесту, как его самого. От Смоленской границы вплоть до Кремля исправили дороги; на реках построили мосты, а улицы так чисто вымели, что ни в каком доме не могло быть опрятнее.

Между тем, как царская невеста с отцом и братом праздновала в Можайске Светлое Воскресение, Димитрий, выехав из столицы тайно, с немногими людьми, изумил любезных гостей нечаянным прибытием. Он провел с ними двое суток; потом возвратился в Москву и отдал приказание приготовить все нужное для их встречи.

На другой день Пасхи, 24 апреля, приехал в Москву воевода Сендомирский, отец Марины: его пышно встретили князья, бояре и стрельцы. А через пять дней, 1 мая, и царская невеста пожаловала. Димитрий, выслав к ней на встречу весь двор и до 100 000 казаков, Татар, стрельцов, в богатейших одеждах, сам нарядился в простое платье, выехал за город верхом и устроил войско по обеим сторонам дороги; потом возвратился в Кремль, приказав вывести 12 верховых коней в богатых чапраках и седлах, под дорогими покрывалами из мехов рысьих и барсовых, с золотыми удилами, с серебряными стременами; 12 конюхов, в великолепной одежде, вели этих коней в подарок невесте. За ними следовала карета, запряженная 12 белыми лошадьми, обитая внутри красным бархатом, с парчовыми подушками, унизанными жемчугом. Князь Мстиславский, сказав невесте от имени царя приветственную речь, встретил весьма почтительно как ее, так брата и зятя её, со всеми спутниками, исполняя в точности волю своего государя; вместе с тем просил пересесть в царскую карету и принять ее в подарок. Как скоро Марина поднялась с места, знатнейшие особы взяли ее на руки с почтением и посадили. Тогда началось шествие: впереди было 300 гайдуков, которые играли на флейтах и били в барабаны; за ними ехали Димитриевы Польские всадники, по 10 человек в ряд, с трубами и литаврами; потом вели 12 вышеупомянутых коней; тут ехала невеста с братом и зятем в царской карете, окруженной Польскими гайдуками и знатнейшими Русскими сановниками. По обеим сторонам шли 200 Немецких алебардщиков; за каретою и вельможами следовала сотня казаков; за ними четыре конюха вели две богато убранные верховые лошади, принадлежащая невесте его величества; потом везли карету ея, запряженную 8 конями серыми в яблоках, с красными хвостами и гривами; далее в карете шестеркою, ехала гофмейстерина, госпожа Казановская; за нею следовали одна за другою еще 13 карет, в коих сидели Польки из невестиной свиты; позади их находились всадники, прибывшие с Мариною из Польши, в панцирях и в полном вооружении, с трубами и флейтами. Русская конница с своими набатами заключала шествие; там уже тянулся весь Польский обоз, с поклажею и припасами.

В продолжение всего этого дня, как на главных воротах, так и на внутренних, играли без умолку Московские музыканты. Не все однако веселились: во время шествия, между Никитовкой и Кремлевскими воротами, поднялась буря, как и в день приезда Димитриева, о чем выше сказано: многие считали это бедственным предзнаменованием; в особенности приуныли Москвитяне; они весьма неохотно принимали гостей иноземных, тем более, что Польские всадники были вооружены с головы до ног. Они спрашивали знакомых Немцев: разве по их обычаям в полном вооружении приезжают на свадьбу? А как начали Поляки из своих повозок вынимать, между прочими вещами, по 5 и по 6 ружей, опасения Москвитян еще боле увеличились: они ждали большой беды. Уже и прежде народ, заметив особенную милость Димитрия к Полякам и Немцам, стал верить словам Шуйского, который, вместе с другими боярами, разглашал, что царь есть самозванец; прибытие многих вооруженных Поляков дало новую пищу подозрению: Москвитяне жалели о Борисе и думали, что Поляки и Немцы непременно их перебьют.

Шуйский, которого Димитрий помиловал себе на беду, сведав о народном негодовании, созвал в свой дом единомышленных бояр, купцов, сотников, пятидесятников, и сказал им, что Москва, наполненная иноземцами, находится в крайней опасности; что он давно это предсказывал и хотел пособить горю; но Москвитяне его не поддержали, а он едва не потерял головы. Теперь они видят следствия: Россия в руках Поляков. Да и сам Димитрий Поляк: его признали царевичем только для того, чтобы свергнуть Бориса, надеясь впрочем, найти в юном герое защитника веры и отечественных обычаев, но все жестоко обманулись: он любит только иноземцев; презирает святых, оскверняет храмы Чудотворца Николая и Пречистой Девы Марии, дозволив входить в них некрещеным Ляхам, да еще с собаками; изгоняет пастырей церковных из домов их, которые отдает Латышам; а сам женится на поганой Польке. «Если мы», продолжал Шуйский, «не примем заранее мер, то он наделает нам еще более бедствий. Я же, для спасения православной веры, снова готов на все решиться: только бы вы мне помогали с усердием и верностью: каждый сотник должен объявить подчиненным, что царь есть самозванец, и что он замышляет злое со своими Поляками; пусть посоветуются с гражданами Московскими, каким образом отклонить беду. За нас несколько сот тысяч, а у него только пять тысяч Поляков; да и те рассеяны по разным местам города. Стоит только назначить день, чтобы избить их сонных, вместе с обманщиком!»