Юрий Нестеренко - Приговор

• Название: Приговор
• Автор: Юрий Нестеренко
• Жанр: Научная Фантастика

---

ваша… э… — с языка чуть не сорвалось "коллега", но я поправился, -

…сестра принялась твердить, что ее здесь нет!

— Здесь нет вашей племянницы, сударь, — холодно ответила Клотильда.

— Что?! — я приблизил лицо к окошку с такой скоростью, что она

невольно отпрянула. — Вы что, осмелитесь заявить мне в глаза, что меня

не знаете? Поклянетесь в этом спасением вашей души?

Последний аргумент, кажется, сработал. Она отвела взгляд.

— Я знаю вас, сударь.

— В таком случае, где Катарина?

— Ее здесь нет, сударь, — твердо повторила Клотильда.

— Куда, ч-ч… во имя всего святого, вы ее дели?!

— Она… она умерла.

Я почувствовал себя так, словно провалился под лед. Живот обожгло

холодом, дыхание на миг пресеклось. Так же было и когда я узнал о смерти

учителя… но тогда, по крайней мере, я готовился к худшему заранее.

Сейчас же удар обрушился неожиданно, когда я ощущал себя уже на вершине

триумфа… Нет, нет, нет, не может быть!!!

Должно быть, Клотильда видела, как изменилось мое лицо, поскольку

сочла необходимым забормотать какую-то свою утешительную чушь на тему "с

Господом ей будет лучше". Я еле сдержался, чтобы не рявкнуть, чтобы она

заткнулась.

Нет, Эвьет, нет! Только не ты, только не сейчас! Ты же была уже

почти здорова! Я бы ни за что не оставил тебя, если бы была хоть

какая-то опасность…

— Что вы с ней сделали?! — вновь накинулся я на монахиню. — Как вы

умудрились ее уморить?!

— Укротите свой гнев, сударь, — строго сказала она. — Мы сделали

для нее все, что могли. Но все в руках Господа нашего.

А разве не сам я говорил, что человек может умереть от любого

пустяка? И никакие высшие силы для этого не требуются (Спаситель, ага!),

есть куча вполне материальных причин. Какое-нибудь внезапное осложнение

после пневмонии… Она права насчет гнева. Ты должен прекратить

истерику, Дольф. Отрицать реальность — удел слабых. Ты должен признать

свершившийся факт.

Я повернулся и шагнул прочь от ворот. Механически поставил ногу в

стремя, взялся за луку седла. Посмотрел на второго коня и притороченный

к его седлу мягкий тюк с новой одеждой. То и другое я купил для Эвьет…

Стоп! А с каких это пор то, что говорят религиозники, стало фактом?

Да еще принимаемым учеными без доказательств?

Я повернулся и бросился обратно к двери. Окошко уже захлопнулось. Я

замолотил по дереву кулаками.

— Сестра Клотильда! Вернитесь!

— В чем дело, сударь? — ее глаза вновь появились в щели. Теперь они

смотрели с выражением оскорбленной добродетели.

— Как именно она умерла? День, час, все детали.

— Ну… она была так слаба… — пробормотала монахиня.

— Подробнее! Мне нужно знать все симптомы. Я врач и смогу

реконструировать течение болезни.

Упоминание о моих медицинских познаниях, кажется, смутило ее еще

больше.

— Я не знаю подробно… я при этом не была…

Юлит, все более убеждался я. Монастырь — это не город на тысячу

человек. Смерть каждого обитателя здесь — событие.

— Однако вы поклянетесь на Библии, что она действительно умерла?

Ее глаза на миг дрогнули в сторону, но затем вновь твердо взглянули

на меня:

— Да.

— В таком случае, я должен увидеть ее могилу.

Если Эвьет действительно умерла, мне это ни к чему. Никогда не

понимал обычая посещения могил. Мне нужен мой друг, а не косная

разлагающаюся плоть и не место, где ее зарыли. Но если мне лгут…

— Это на территории монастыря, сударь. Если хотите, я принесу вам

горсть земли оттуда…

Сказал бы я ей, куда она может засунуть эту землю!

— Только не надо опять этой бодяги, что я не могу войти! -

прикрикнул я вместо этого. — Эвь… Катарина, между прочим, мирянка! С

какой стати ее похоронили на территории, недоступной для посещения?

Это против всех правил!

— Я… — совсем растерялась Клотильда. — Я могла спутать… Я

спрошу мать настоятельницу…

Я уже ничуть не сомневался, что ее слова — сплошное вранье. Но

торжествовать рано. Допустим, мне даже предъявят некий холмик с

воткнутым крестом. Что дальше? Требовать эксгумации? Проще уж сразу

прийти к местным инквизиторам с проповедью атеизма. Действовать силой,

размахивать огнебоем, кидаться коробочками с порошком? Монастырь — это

все-таки очень неплохая крепость. Да и религиозных фанатичек трудно

запугать. Мне ведь нужны не трупы, а ответы.

И тут, пока я пребывал в этих мучительных раздумьях, а Клотильда

нерешительно пятилась вглубь башни, знакомый голос воззвал ко мне

сверху:

— Дольф! Я здесь!

Я вскинул голову. Голос шел, разумеется, не с неба, а с верхушки

крепостной стены. Эвьет бежала по гребню, выскочив из дальней от меня

башни, а две фигуры в рясах гнались за ней. Поняв, что их заметили, они

в растерянности остановились.

— Ах вот как, — широко осклабился я, буравя взглядом Клотильду. -

Ложь — это большой грех, сестра, а ложь в доме господнем — грех сугубый.

Черти в аду вытянут раскаленными клещами ваш лживый язык, проткнут его

ржавым железным крюком и подвесят вас на этом крюке над неугасимым

пламенем…

— Я не лгала! — испуганно взвизгнула монахиня, становясь едва ли не

белее своего вимпла. — Я для ее же блага… Я имела в виду, что она

умерла для мира, но родилась для жизни с Господом…

— Она несовершеннолетняя! — гаркнул я. — Она не может быть даже

послушницей! Тем более — против ее воли!

— Да, но…

— Минута, — процедил я. — Ровно через минуту она должна выйти через

эту дверь. Или епископ узнает, что в монастыре святой Катарины

занимаются похищением детей. И между прочим — детей знатного рода.

— Я не…

— Бегом!!!

Эвьет меж тем на стене препиралась со своими преследовательницами,

пытавшимися увещевать ее льстивыми голосами. Конкретных слов я не

слышал, но они и не были важны.

— Катарина! — крикнул я и помахал рукой (все же следовало до конца

соблюсти конспирацию). — Не волнуйся, сейчас тебя выпустят!

Прошло, действительно, около минуты, и дверь приоткрылась. Именно

приоткрылась, словно монахини боялись, что, отвори они ее полностью, я

ворвусь внутрь, сея смерть и разрушения (по правде говоря, я и в самом

деле недалек был от этого). В образовавшуюся щель выскочила Эвьет -

конечно, не в монашеском облачении, но в не менее уродливом черном

платье до пят, в деревянных башмаках и с белым платком на голове,

оставлявшим открытым только лицо, и то не целиком. Первым делом она зло

сорвала и швырнула на снег этот платок, выпустив на свободу свои заметно

уже отросшие черные волосы. Затем бросилась ко мне. Мы крепко обнялись и

стояли так несколько мгновений.

Затем я поспешно увлек ее к лошадям и принялся распаковывать свой

тюк. Нынешнее облачение девочки совсем не годилось для зимней улицы.

— Где твои теплые вещи? — спросил я.

— Сожгли, — буркнула она. — В первый же день. Непотребное, мол,

мужское одеяние, а личина звериная зубатая — вообще бесовство. Сами они

личины звериные… Волка жалко. Словно его второй раз убили. Ну

первый-то раз это было ради выживания, а сейчас — из-за дури…

— Ну ничего, все-таки он тебе неплохо послужил… Что им от тебя

было надо вообще? Ты же по возрасту не годишься в монахини, даже если бы

сама захотела!

— Им главное было — при монастыре меня оставить, а там за несколько

лет надеялись обработать… Я бы все равно сбежала! Оставалась только

потому, что тебя ждала. Все время старалась к окнам поближе, чтоб не

пропустить, когда приедешь, — она уже набросила беличью шубку и теперь

переобувалась в теплые сапожки. — Черт, до чего ж я ненавижу эту юбку…

Какой болван придумал, что женщины должны ходить в таком? В ногах

путается, за все цепляется, бегать неудобно, снизу поддувает…

— Сейчас быстро доедем до "Когтя", переоденешься там в нормальный

костюм с брюками, — подбодрил ее я. — Заодно и поедим. Ты еще не

обедала?

— Да меня тут в последнее время вообще на хлебе и воде держали! Как

в тюрьме! Гордыню, видите ли, усмиряли…

Я бросил полный ненависти взгляд на монастырь. Ваше счастье,

смиренные сестры, что у меня с собой мало порошка! Впрочем, кара вас все

равно настигнет…

— Сначала я, как мы и договаривались, изображала из себя тихоню и

примерную верующую, — продолжала рассказывать Эвьет. — Плата за постой и

все такое, — именно так я назвал в январской беседе с ней необходимость