Юрий Нестеренко - Приговор

• Название: Приговор
• Автор: Юрий Нестеренко
• Жанр: Научная Фантастика

---

наложил на рану мазь и сделал перевязку. Верный выдержал всю процедуру

стоически и лишь взмахивал хвостом, но не делал попыток дернуть ногой.

Он был боевым конем и, наверное, уже знал, что необходимая помощь бывает

болезненна. Правая передняя бабка тоже пострадала, но там были лишь две

поверхностных царапины — видимо, конь вырвал ногу прежде, чем пес успел

вонзить зубы. Заодно я осмотрел и левую переднюю подкову — да, ее

определенно необходимо было перековать поскорее, пока она не осталась

лежать на дороге.

— Я же говорила, что Верный — это хорошее имя для коня, — сказала

Эвьет, обнимая лошадиную морду. — Он спас нас.

— Да, — согласился я, — если бы он вовремя не заржал, неизвестно,

как бы все обернулось… И псам от него досталось изрядно.

— Молодец, Верный, молодец! — девочка гладила его по носу и по

холке. Конь довольно пофыркивал. Похоже, Эвьет сразу ему понравилась.

Меж тем вдали над селением бушевало пламя, и тянулись в безоблачное

небо длинные косые султаны сизо-черного дыма. Теперь уже не было

сомнений, что еще до вечера проклятое село выгорит дотла.

Дорога под ногами была хорошей — плотно убитый грунт, припорошенный

мягкой пылью, без всяких острых камней — и я предложил пока прогуляться

пешком, чтобы не нагружать Верного. Эвьет охотно согласилась, и мы

зашагали в сторону пока еще невидимого отсюда города.

Пик дневной жары миновал, но было по-прежнему тепло и солнечно.

Нагретая земля дышала покоем. Тишину нарушали только щебет каких-то

невидимых птах да стрекот цикад в траве. Вокруг не было никаких

признаков человеческого жилья — только распахнутый до горизонта зеленый

простор полей, голубой купол неба и желтая лента дороги. И, чем дольше

мы шагали, тем легче было поверить, что недавно пережитое нами было

просто каким-то мороком, дурным послеобеденным сном.

Но достаточно было уже просто взглянуть на ногу Верного, чтобы

убедиться, что это не так.

— Ты говорил, что люди ведут себя хуже животных, — сказала вдруг

Эвьет, — но эти собаки не показались мне симпатичными. Злобы в них было

больше, чем просто инстинкта хищника, который хочет есть. Хищник

отступается, если видит, что встретил достойного противника, который ему

не по зубам, а эти бросались снова и снова…

— Вот именно. Нормальный хищник — отступается. Но собака — не

показатель. Собаку испортил человек. Превратил в свое карикатурное

подобие… обрати внимание, кстати, что люди презирают собак, которые

вроде бы преданно служат им. "Пес" и "сука" — это ругательства.

Презирают свое собственное отражение… И все же, согласись, самый

мерзкий персонаж в этой истории — это старуха.

— Или те, кто довел ее до такой жизни, — заметила Эвьет. — Хотя

они, конечно же, тоже люди. Как ты думаешь, то, что она рассказывала об

истории села — правда?

— Скорее всего, да. Думаю, что единственной ложью в ее словах было

обещание отсыпать нам овса. В остальном она не врала. Просто малость не

договаривала… Но, какими бы ни были внешние обстоятельства, свой выбор

человек всегда делает сам. У тебя эта война отняла даже больше, чем у

нее, но ты ведь не стала такой, как она? Человека вообще нельзя

заставить сделать что бы то ни было вопреки его желанию.

— Разве? Может быть, некоторых, но не любого же!

— Любого. Все, что человек делает — он делает исключительно по

собственной воле. Просто под влиянием внешних обстоятельств эта воля

может измениться. Скажем, на смену желанию сохранить верность принципам

придет желание избежать боли.

— Хм… а ведь ты прав. Выходит, тот, кто властен над своими

желаниями, непобедим?

— В каком-то смысле. Хотя его, конечно, по-прежнему можно

уничтожить физически…

— Так просто!

— Просто в теории. На самом деле обрести полную власть над своими

желаниями не так легко. Первый шаг здесь — понять, что есть собственно

"я". И перестать отождествлять себя со своим телом.

— Как это?

— Так. Мое тело — это не я. Оно — лишь слуга моего разума. Хороший

хозяин учитывает потребности своего слуги, если хочет, чтобы тот хорошо

служил ему. Однако никогда не позволит слуге собой командовать.

— Интересно. Никогда об этом не задумывалась.

— Я в твоем возрасте тоже не задумывался, — улыбнулся я. — Может,

не задумался бы и до сих пор, если бы не мой учитель.

— Ему удалось достичь полной власти над желаниями?

— Мне кажется, да.

— А где он теперь?

— Он умер.

— Жаль… — вздохнула Эвьет и через некоторое время добавила: -

Тело — это слуга, который рано или поздно убивает своего хозяина.

— Увы. Хотя нередко это делают другие.

— Что да, то да, — мрачно констатировала Эвьет, и я мысленно

выругал себя: думая о своем, я невольно вновь напомнил ей о ее

собственных потерях.

— Интересно, кто были те солдаты, что отняли последних лошадей у

селян? — произнесла меж тем Эвелина и тут же сама себе ответила: -

Наверняка лангедаргцы.

— Не хочу тебя расстраивать, но с тем же успехом это могли бы и

йорлингисты.

— Армия Льва борется за правое дело!

— А я думал, все дело в том, что Йорлинг — твой сюзерен, -

усмехнулся я.

— Ну, это, конечно, тоже важно… но вассальный долг не заставил бы

меня пойти против законов чести! У Йорлингов действительно больше прав

на престол. По женской линии они в более близком родстве с пресекшейся

династией, чем Лангедарги… хотя и в более дальнем по мужской. Но у

Лангедаргов по женской линии вообще нет ничего общего с императорами…

— Вопрос о том, насколько существенно родство по женской линии, не

имеет общепризнанного решения, — напомнил я. — Именно ему мы обязаны

двумя десятилетиями этой войны. Хотя мне всегда казалось полнейшей

глупостью решать вопрос о правителе, исходя не из его личных качеств, а

из степени кровного родства. И даже не просто из родства, а из

очередности появления на свет отпрысков одной и той же семьи. Или,

скажем, из юридических тонкостей, в зависимости от которых один и тот же

брак, породивший одного и того же отпрыска и давший ему одно и то же

воспитание, может быть признан законным или незаконным…

— Ты опасный человек, — усмехнулась баронесса, взглянув на меня.

— Я? Разве это я развязал войну?

— Войну, кстати, развязал Лангедарг!

— Вообще-то это отец нынешнего Йорлинга отказался принести ему

присягу и начал собирать свою армию.

— Ну еще бы — ведь для такой присяги не было никаких законных

оснований! Но тогда еще была надежда как-то решить дело миром. Однако

Карл подло заманил его в ловушку и убил!

— Эвьет, у меня и в мыслях нет оправдывать Карла. Но просто тот

факт, что кто-то пострадал от подлости и несправедливости, ровным счетом

ничего не говорит о его собственных достоинствах. Быть жертвой — это еще

не добродетель.

— Ну… — эта мысль явно прежде не приходила ей в голову. — В общем

ты, конечно, прав… Но в данном случае правота действительно на стороне

Льва.

— Даже если вторую половину лошадей отобрали грифонцы, то первую -

львисты, не так ли?

— Ну так война же. Совсем без потерь нельзя. Все должны чем-то

жертвовать.

— Должны? Кому должны, почему должны? Я понимаю, когда чем-то

жертвуют Йорлинги или Лангедарги. Они дерутся за власть для своего рода,

они рассчитывают на самый высокий куш — и, соответственно, они должны

нести издержки. Но причем тут, скажи на милость, мирные жители деревни,

которые в гробу видали эту войну? Которым нет никакого дела, кто будет

сидеть на троне в тысяче миль от них?

— Вот потому, что обывателям нет никакого дела до торжества

справедливости, все это и творится столько лет! — перешла в наступление

Эвьет.

— Даже если допустить, что справедливость действительно на стороне

Льва — что, по-твоему, должны были делать эти селяне? Их староста

пытался протестовать. Его повесили. Даже если бы они все, как один,

вышли с топорами и вилами против мечей и копий регулярной армии, их бы

просто перебили.

— По крайней мере, умерли бы достойно и прихватили бы с собой хоть

нескольких врагов. А не пошли бы на корм собственным собакам.

— Ну, возможно, — согласился я. — Однако интересно, что бы ты

сказала, окажись этими врагами йорлингисты. Для крестьянина враг не тот,

кто имеет меньше прав на престол. А тот, кто приходит отобрать его

собственность.