Пьер Шоню - Во что я верую

• Название: Во что я верую
• Автор: Пьер Шоню
• Издательство: Русский путь
• Жанр: Религия
• Год: 1996
• ISBN: 5-85887-017-1

 Пьер Шоню (р. в 1923 году) — прославленный французский историк, автор множества капитальных работ, во многом обновивший методы своей профессии. Книга «Во что я верую» вышла в Париже в издательстве «Бернар Грассе», в одноименной серии, в которой представлены все цвета политического спектра, виднейшие имена французской интеллигенции. В данной книге, которую автор рассматривает как свой скромный вклад в апологетику, вопросы религии (христианской — и не только), а также вопросы веры вообще обсуждаются в свете достижений современной науки и, в частности, естествознания.

Книга должна найти благодарного читателя среди людей веры — церковных и внецерковных, для духовных исканий которых она, несомненно, станет существенным подспорьем. Человек яркого общественного темперамента, Пьер Шоню наверняка завоюет множество друзей среди русскоязычных читателей — особенно таких, для которых характерно активное отношение к жизни.

---

Если классическая наука, пораженная раковой опухолью неверно истолкованной подчиненности законам, терпимо относится только к гипотезе Бога-бездельника[CI], то наука, основанная на теории относительности, на корпускулярной и квантовой физике, нуждается в Творце активном; с нашей стороны было ошибкой не извлечь отсюда соответствующих выводов. Но вот только умеем ли мы правильно читать книгу Бытия? Совершаемый Богом акт творения ничто не может ограничивать одним лишь Bereshit bara Elohim; вселенная — это непрерывный поток возмещающего разума в масштабах всего космоса.

Даже если какая-то человеческая общность и начинает только-только покидать задворки Солнца, точку, расположенную где-то на полпути к этому светилу, — то нам незачем брать на себя заботу о всей вселенной. А ведь коль скоро какая-то ничтожная ее часть отражается у нас в уме, то вполне естественно, что она становится частью наших помыслов — она — или ничтожная часть вселенной, отражающаяся в нашем воспринимающем сознании: пятнадцать миллиардов световых лет пространства-времени — и ничтожная часть происходящего внутри этой пространственно-временной протяженности, столь несоразмерной со способностью, которой мы, однако, располагаем в том, что касается информировать свой разум, оставлять легкий след в своем уме.

Что-то приходится на долю человека и что-то — на долю вселенной. Соответственно: истории людей — и истории вселенной. Как мы видели, в тексте начала сказано: «небо и землю». Это — всеохватность. Ее сотворил Бог. Текст гласит: «небо и землю». Этот неравномерный раздел делает законным то, как мы смотрим на свой домашний очаг и на свою судьбу. Но в тексте говорится и о «небе». И в ряде других текстов (особенно наглядны Быт 3: 17 и Рим 8: 19) показано, что связывать в дальнейшем землю и вселенную не только законно, но и необходимо.

Аспект «Грехопадение — Искупление» не является чисто человеческим аспектом центральной темы Откровения. Будучи человеческим в основном, он является также и космическим. Ничто не позволяет нам останавливать десницу Бога. Происходящее на уровне человека всё больше представляется мне важнейшим проявлением некоей беспредельной драмы. Центральная тема Откровения/Сотворения мира/Грехопадения/Искупления применима ко всему Сотворению мира. Ничто не может быть исключено из центральной темы. Да, она относится ко всему Сотворению мира. «Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток духа…» (Рим 8: 22–23).

Для того, чтобы хорошо уяснить себе эти космические элементы Послания к Римлянам, следует правильно истолковать слова начала; не забывайте о них: «И увидел Бог свет, что он хорош». Если первый проблеск свободы обретается во вселенной, то возмещающее действие Бога распространяется от человека на всю вселенную. И если Грехопадение и Искупление, равно как и Сотворение мира, приложимы ко всей вселенной, то возражение, с которым обращаются к нам искренние агностики, частично отпадает само собой. История, которую нам надлежит поведать, касается людей, а в более широком смысле — всего тварного. Ваша озабоченность, братья, была законной. И с вашей стороны было вполне уместным напомнить нам о ней.

Таким образом, именно этот акт возмещающего творения оказывается — если это только еще возможно — более таинственным, чем это Сотворение мира, совершаемое Богом и порождающее всё и вся. Он незаметно получает воплощение в сфере истории, а, значит, — и в сфере космического, и его последствия выходят далеко за рамки собственно исторического. Но эта запредельность принадлежит неизъяснимости Бога. С нас же достаточно того, что возникает в сфере истории.

Возникновение некоего провиденциального действия Бога внутри этой истории, которой суждено стать самим Откровением, то есть тем дополнительным смыслом, которого нам не хватает, — это возникновение протекает самым неназойливым образом. Это второе сотворение идет путями временной протяженности внутри времени; возникновение вечности осуществляется как бы путем наложения мазков, уследить за которыми невозможно без чрезвычайно обостренного внимания. Возникновение Вечности во времени вызывает в памяти образ терпения. Искупление — это сфера терпения Бога.

А ведь свое начало оно берет с действия, получившего широкую огласку: разве начальные, исходящие от Творца импульсы — за пределами обычной сферы нашей памяти?

Существует такое возмещающее действие, которое нелегко отделить от самой сотворяющей деятельности. Аллегорические херувимы с огненным мечом, призванные воспретить доступ к древу жизни, — на деле древу вечной смерти, — Каинова печать, разрывающая взрывоопасное кольцо насилия. Потоп и неуспех строительства Вавилонской башни — всё напоминает мне о нем.

Эта удаленность прошлого делает еще более туманным начало всех начал. Сотворение мира, Грехопадение, Сотворение как возмещение смешиваются друг с другом. Каин — это другая сторона Грехопадения. Первородный грех — это ложь, нежелание одобрить слово Господа, согласие с «Подлинно ли сказал Бог?», прозвучавшего из уст аллегорического Змея в саду, в котором обретается человечество, еще не совсем очистившееся от земного праха и буйства жизни. Но ложь и убийство — две створки одного триптиха. Слово творит; ложь убивает смысл, общение, взаимопонимание существ. Убийство пастуха Авеля земледельцем Каином вытекает из лжи, получившей одобрение: «Подлинно ли сказал Бог?»

Первая смерть — это человек, ставший жертвой лжи. Грехопадение смертоносно. Библия настаивает: смерть— дело рук человека. Межвидовое насилие создает угрозу существованию человека как вида. Вооруженные охотники, мы обладаем, с тех пор как впервые был расколот кремень, абсолютным оружием нашего уничтожения.

Сцена первого убийства полна смысла. Убийца убивает своего брата, убийство — это опасность, с которой сопряжена состязательность, возникающая не по поводу жизненно необходимого, а в связи с тем, как должно оцениваться признаваемое друг за другом достоинство. То, с чем не может смириться Каин, — это нарушение незыблемого порядка. Каин — старший; его первородство дает ему некое право на Бога, Который это право оспаривает. У истоков первого убийства — ложь: значимость нельзя провозгласить никаким решением. Каин убивает во имя права, основанного на лжи. Он убивает своего брата, и первый мертвый человек убит не столько расколотым кремнем, рубилом времен тесаного камня, сколько первородным грехом. Раз мне суждено полностью следовать судьбе, я могу сделать это лишь в условиях открытого состязания с моим братом.

Братоубийственная борьба — это крайний вид угрозы. Ей, следовательно, предстоит повлечь за собой вмешательство священного начала, менее таинственное, чем огненный меч Ангела, охраняющего подступы к древу жизни/вечной смерти на основе вечного запрета, наложенного Богом. Священным, а значит, обособленным стал убийца — а не жертва. Отделить следует его — а не жертву. Смерть — слишком легкая кара за преступление, совершенное Каином; Каин будет (навсегда) удален от лица Господа. «Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт 4: 12). «За то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро» (4: 15). И тогда взрывоопасное кольцо насилия привело бы к гибели зарождающегося человечества. Нужно ли приводить убедительное доказательство Рене Жирара[CII]? Первое проявление священного начала ложится печатью на лоб убийцы. Убивать дано только ему, ему же и надлежит расплачиваться за плоды убийства, он стал полным изгоем среди людей. На втором этапе священное начало осенит царя, которому и предстоит убить Каина, который никогда не будет отмщен.

Во вмешательстве Бога, отметившего лицо Каина знамением, чтобы предохранить его от бесконечного круговорота мести (если кто-нибудь убьет Каина, этот последний будет отмщен семикратно), — знамением священного начала, рокового по своему назначению, ибо оно обособляет, — можно различить оправдание этого священного начала. Печать, оставленная Богом на лбу Каина, отражает значение некоторых обычаев и закладывает внутри культуры основу всеобщего Откровения.

Итак, печать на лбу Каина подтверждает значение меча Ангела: даже после бесповоротного и неправедного выбора, перед которым Бог склоняется, Он не оставляет историю в небрежении. Он уважает свободу, самостоятельность тварного, исходя при этом из особых критериев; но если Бог и пребывает затем в некотором отдалении, Он не отказывается ни от взятой на себя обязанности охранять (помешав превращению первородного греха в вечную смерть), ни от своего долга, заключающегося в том, чтобы информировать (потворствуя формированию таких видов общественного поведения, которые делают возможными выживание и передачу культуры). Каинова печать — это, возможно, дата рождения простейших начатков общего для всех народов естественного права. Запрет на кровосмешение и осуждение убийства составляют часть минимальной социальной этики выживания, образуя на деле две первые буквы алфавита минимальной всеобщей социальной этики выживания. Откровение, видимо, охраняет некое центральное ядро от проб и ошибок истории. И как сама биологическая эволюция — это направленный естественный процесс, процесс, идущий под неким водительством, — что признают все добросовестные исследователи, — процесс более надежный, чем пробы и ошибки случая, — так и эволюция культурная есть процесс собирающий, внутри которого мы распознаем неназойливое вмешательство Провидения.