Саша Дэа - Девушка с повязкой на глазах

• Название: Девушка с повязкой на глазах
• Автор: Саша Дэа
• Издательство: Реноме
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-904045-15-9

САША ДЭА

ДЕВУШКА С ПОВЯЗКОЙ НА ГЛАЗАХ

Вы, знающая боль, столь верная в любви останетесь во мне.

Два человека встретились в кафе. Две женщины. Они не знают друг друга. Но одной нужно сказать, а у другой есть возмож­ность слушать.

Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление.

Блез Паскаль

Я, конечно, очень грешна, Но своей любовью я заслужу этот рай.

Юлия Бужилов

Посвящаю Книгу Силе.

Посвящаю Книгу Человеку, который живёт в моём сердце.

«Я говорю с тобой, и не моя вина, если не слышно. Сумма дней, намозолив человеку глаза, так же влияет на связки. Мой голос глух, но, думаю, не назойлив».

Иосиф Бродский

Данная книга является художественным произведением. Но любое сходство с реальными событиями— чистая правда.

---

Забавно рассматривать твою смерть с медицинской точки зрения: кожа, кости, мате­рия, бактерии, разложение — так, наверное, патологоанатом видит твоё тело. Отстраненно, спокойно выполняя свою работу. О чём я думаю? Боже, тебя — нет! По идее, где-то должна странствовать твоя душа. Тут – неподалеку, но я её не ощущаю.

— Душа! Душа.— тихо произношу я.

По тому, что солнце уже зашло, я пони­маю, что наступила ночь. Комаров стало ме­ньше, так как поднялся небольшой ветерок. Мне становится холодно, и я укрываю плечи шарфом с головы. Неплохо было бы уснуть и замёрзнуть, чтобы меня через несколько дней нашёл сторож или «посетитель» кладбища, искусанную (или, точнее, съеденную) кома­рами, мошками и муравьями, но вряд ли это возможно в летнюю ночь.

Я не хочу уходить – мне не к кому идти. Я не хочу оставаться тут, так как совсем не чувствую твоего присутствия, только если не брать в расчёт твою фотографию, где ты, улыбаясь, смотришь на меня. Я люблю твою улыбку. Эта фотография была сделана мной. Я хорошо помню тот день. Или я не помню тот день, а помню только тебя? Мысли скачут, мысли путают всё. Я не могу раз­мышлять. Я теряюсь. Не верю в смерть твою.

Что я делаю на кладбище?

4. Ноги затекли. Надо встать. Утро наступает так же неожиданно, как настала ночь. Неужели я так долго просидела здесь? Тро­гаю своё лицо и понимаю, что оно уже сухое. Слёз больше нет, а глаза болят. Я закрываю их, чтобы они отдохнули, и понимаю, что меня клонит в сон. Спать не надо.

Я совсем одна. Одна наедине со своей трагедией. Мне кажется, а точнее, я чётко ощущаю, что не в силах выдержать этого давления. Давления жизни. Жизнь — она старше меня, она мудрее, она опытней, поэтому она сильнее меня. У нас неравная борьба.

Пойти, что ли, к сторожу, и поведать ему о своей потере? Только, скорее всего, он спо­койно мне скажет, что все мы умираем. Он и сам, наверное, работая на кладбище, при­готовился к смерти и давно уже знает место, где его похоронят. Кто-то с работы таскает пластилин или бутерброды, или пользуется принтером, или объедается мармеладом, или смотрит бесплатно кино, а ему как ра­ботнику отведена площадь — «работа на клад­бище с пожизненной (или, точнее, пос­мертной) пропиской». В этом тоже, наверное, есть своя прелесть.

— Это была боль. Боль. Настоящая.

Она закурила.

Становится тяжело. Тяжело воспринимать то, о чём говорит она. Всё серьёзней. Сложнее.

Я взяла со стола салфетки и начала писать.

— Что Вы делаете?

— Пишу.

— Зачем?

— Чтобы не забыть.

— А какие Вы любите цветы?

— Я люблю синие цветы. («это имеет какое-то

значение?»— думаю я)

— Я не люблю ромашки.

ФАТАЛЬНОСТЬ

5.      Ромашка не предназначена для того, чтобы гадать «любит— не любит», когда некого лю­бить. Моя любовь ушла на 3 метра под землю, и это безмерно далеко. Дальше, чем можно себе представить. Дальше Марса, Сатурна и даже Плутона.

Ромашка предназначена для того, чтобы определить, в каком веке я живу. Если в XX, то у меня ещё есть возможность тебя спасти, а если в XXI, то всё упирается в твоё надгробье.

6.      Почему я не родилась чернокожим маль­чиком где-нибудь на востоке Африки в боль­шом (или маленьком) племени? Где мне пришлось бы бегать в пальмовых ветках, с ранних лет ходить на охоту за дикими шакалами, пасти африканских коров, кото­рые отличаются от наших не только внеш­ностью, но и длиной похожих на лиру рогов, танцевать ритуальные танцы, радоваться дож­дю — в этом бы и заключался смысл моей обыденной, но счастливой жизни. А когда кто-то бы умирал, всё племя сжигало бы его тело и пускало прах по воздуху, и я свято верил бы в дальнейшее продолжение этого человека и спокойно жил бы дальше, ходя на охоту и танцуя танцы. Я женился бы на худенькой негритянке из другого племени и нарожал бы кучу детей, которые так же, как я, как мои отцы, мои деды и мои прадеды, бегали бы в пальмовых ветках. А состарившись, я сидел бы на стуле, окруженный внуками, под паля­щим солнцем, рассказывая им сказки и раз­ные истории. После моей смерти тело мое сожгли бы, и прах мой был бы распущен по воздуху. Чтобы я продолжался.

Почему я не родилась чернокожим…

7. Почему я не родилась комодом? Старин­ным, древним, в который какая-нибудь моло­дая невинная девушка с тонкими, музыкаль­ными руками складывала бы одежду, пропи­танную её запахом. На мне лежали бы доро­гие украшения, и я каждый день видел бы, как моя хозяйка переодевается, закрывая ком­нату на ключ, опасаясь, что за ней кто-нибудь подглядывает, не зная, что я постоянно наблю­даю за ней.

А когда вечерами она играла бы на фортепиано, я – старый комод – наслаж­дался бы звуками, вспоминая её мать, кото­рая тоже когда-то была молодая, которая так же складывала в меня вещи и которая тоже наизусть знала Моцарта, Бетховена и Баха.

А потом, когда её отец привёл бы в ком­нату молодого человека, я попрощался бы со своей хозяйкой и запахом её юности. Может быть, меня оставили бы до следующего поко­ления, или отдали бы в комнату служанки, или выкинули бы на помойку из-за сломанного нижнего ящика. На помойке в меня бы заби­рались старые коты, или какие-нибудь без­домные в морозный день разломали бы меня на дрова и предали бы огню, согревая свои грязные, вонючие тела моим теплом.

8.Почему я родилась собой, стоящей на кладбище с ромашкой в руках?

Я выдёргиваю последний лепесток, кото­рый указывает мне на XXI-ый век, и я пони­маю, что тебя не спасти. Или только делаю вид, что понимаю. Жизнь разделилась на два этапа: один— это жизнь, наполненная тобой, а второй. Я даже не знаю, как назвать этот этап — он сейчас. И он тоже наполнен тобой. Насколько разное наполнение.

Пустоты нет. Переполненность болью. Что я чувствую сейчас? Я понимаю, что мне нужно заново учиться ходить, есть, улыбаться, говорить, учиться заново жить. Почему я не могу вызвать у себя амнезию, вырезать кусок жизни и спокойно продол­жаться? Или могу? (Единственная здравая мысль за последнее время). Задам этот воп­рос себе позже. Сейчас слишком сложно.

9.Надо идти домой.

10.Платье в грязи— земля на кладбище сырая. Я иду к выходу и встречаю первых утренних «гостей». Они смотрят на меня с жалостью и интересом, рассматривая пятна на моём платье, мои уставшие глаза, мои ноги, еле передвигающиеся в чёртовых туфлях. Мне безразлично. Я тоже иногда смотрю на них пустым взглядом, тяжело поворачивая голову в ту или иную сторону. В основном мой взгляд направлен на землю, чтобы не споткнуться и не упасть.

Кого они видят во мне? Вдову? Старую, из­мученную вдову с изношенным лицом?Кого в ней вижу я?

Она на удивление спокойна. Она хорошо выглядит. Она уверенна. Она пахнет дорогим парфюмом. Её руки ухожены.

Я смотрю на её руки.

— У Вас, наверное, закончились салфетки?— с еле заметной улыбкой обращается она ко мне.

— Закончились. Можно я достану блокнот?

— Да.

— А потом я начала предполагать.

ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ

11.   Твой последний день остаётся мне не­известным.

Ты проснулась. Был солнечный, приятный день. Тебе захотелось скорее выбежать на улицу и бродить по дорогам в замечательном настроении, улыбаться прохожим и сочинять позитивные песни. Небо было голубое-го­лубое. Ты подумала о том, что никогда не видела такого неба.

Нет, не так.

Ты не спала всю ночь, поэтому ты не про­сыпалась. День оказался жарким, душным и противным. Он наводил лень и тоску. Всё как– то не заладилось. Настроение было грустное. Ты читала книгу.

Или всё было совсем по-другому? Был обычный день, как сотни других. Ты встала, умылась, сняла с себя пижаму с тиграми и надела джинсы и рубашку. Потом ты пере­кусила яичницей и побежала по делам. Об­щалась с какими-то людьми, шутила, что-то придумывала. Ты опоздала на автобус. Опоз­дала на встречу.

Может, всё было так?

12.   Твой последний день остаётся мне не­известным. Что ты делала, куда ходила, с кем говорила. Знаю, что ты была с ней.

С ней. Выстрел.

Выстрел.

Ещё один. Десятки выстрелов. Я ранена. Я расстреляна внутри. Она прекрасная, легкая, беззаботная. Такая же, как бабочки в ко­робке. Но она не безобидна. Она лишила меня последних минут с тобой. Бесценное время. За это я её так остро ненавижу. За её случайное нахождение с тобой. За то, что если бы тогда она не украла тебя, я смогла бы тебя спасти. Предприняла ли она что-то, что бы не допустить твоей смерти?

Она не пришла к могиле. Только не оправдывай её, не говори мне, что она не знала. Я лично написала ей. Но она не пришла. Впрочем, её никто не ждал. Она не нужна. Она, укравшая твои последние мину­ты, не смогла найти в себе силы попрощаться с тобой. Я пропитана ненавистью к ней, которая граничит с любовью к тебе. Теперь мне осталось забрать у неё эти минуты. Я заберу.