Иосиф Бродский - Стихотворения и поэмы (основное собрание)

• Название: Стихотворения и поэмы (основное собрание)
• Автор: Иосиф Бродский
• Жанр: Поэзия

---

забыв о долготе,

-- о сроках смерти!

И нежности приют

и грусти вестник,

нарушивши уют,

любви ровесник -

с пушинкой над губой

стихотворенье

пусть радует собой

хотя бы зренье.

лето 1964 (1965?)

1 "Фэд" -- "Феликс Эдмундович Дзержинский", популярный в СССР фотоаппарат, производившийся с 1930-х годов в Харькове. -- С. В.

-----------------

x x x

А. Буров -- тракторист -- и я,

сельскохозяйственный рабочий Бродский,

мы сеяли озимые -- шесть га.

Я созерцал лесистые края

и небо с реактивною полоской,

и мой сапог касался рычага.

Топорщилось зерно под бороной,

и двигатель окрестность оглашал.

Пилот меж туч закручивал свой почерк.

Лицом в поля, к движению спиной,

я сеялку собою украшал,

припудренный землицею как Моцарт.

август -- сентябрь 1964

-----------------

Румянцевой победам

Прядет кудель под потолком

дымок ночлежный.

Я вспоминаю под хмельком

Ваш образ нежный,

как Вы бродили меж ветвей,

стройней пастушек,

вдвоем с возлюбленной моей

на фоне пушек.

Под жерла гаубиц морских,

под Ваши взгляды

мои волнения и стих

попасть бы рады.

И дел-то всех: коня да плеть

и ногу в стремя.

Тем, первым, версты одолеть,

последним -- время.

Сойдемся на брегах Невы,

а нет -- Сухоны.

С улыбкою воззритесь Вы

на мисс с иконы.

Вообразив Вас за сестру

(по крайней мере),

целуя Вас, не разберу,

где Вы, где Мэри.

Но Ваш арапский конь как раз

в полях известных.

И я -- достаточно увяз

в болотах местных.

Хотя б за то, что говорю

(Господь с словами),

всем сердцем Вас благодарю

-- спасенным Вами.

Прозрачный перекинув мост

(упрусь в колонну),

пяток пятиконечных звезд

по небосклону

плетется ночью через Русь

-- пусть к Вашим милым

устам переберется грусть

по сим светилам.

На четверть -- сумеречный хлад,

на треть -- упрямство,

наполовину -- циферблат,

и весь -- пространство,

клянусь воздать Вам без затей

(в размерах власти

над сердцем) разностью частей -

и суммой страсти!

Простите ж, если что не так

(без сцен, стенаний).

Благословил меня коньяк

на риск признаний.

Вы все претензии -- к нему.

Нехватка хлеба,

и я зажевываю тьму.

Храни Вас небо.

август -- сентябрь 1964

-----------------

Сонет

М. Б.

Прислушиваясь к грозным голосам,

стихи мои, отстав при переправе

за Иордан, блуждают по лесам,

оторваны от памяти и яви.

Их звуки застревают (как я сам)

на полпути к погибели и славе

(в моей груди), отныне уж не вправе

как прежде доверяться чудесам.

Но как-то глуховато, свысока,

тебя, ты слышишь, каждая строка

благодарит за то, что не погибла,

за то, что сны, обстав тебя стеной,

теперь бушуют за моей спиной

и поглощают конницу Египта.

август -- сентябрь 1964, Норенская

-----------------

x x x

М. Б.

Деревья в моем окне, в деревянном окне,

деревню после дождя вдвойне

окружают посредством луж

караулом усиленным мертвых душ.

Нет под ними земли -- но листва в небесах,

и свое отраженье в твоих глазах,

приготовившись мысленно к дележу,

я, как новый Чичиков, нахожу.

Мой перевернутый лес, воздавая вполне

должное мне, вовне шарит рукой на дне.

Лодка, плывущая посуху, подскакивает на волне.

В деревянном окне деревьев больше вдвойне.

26 октября 1964, Норенская

-----------------

x x x

М. Б.

Тебе, когда мой голос отзвучит

настолько, что ни отклика, ни эха,

а в памяти -- улыбку заключит

затянутая воздухом прореха,

и жизнь моя за скобки век, бровей

навеки отодвинется, пространство

зрачку расчистив так, что он, ей-ей,

уже простит (не верность, а упрямство),

-- случайный, сонный взгляд на циферблат

напомнит нечто, тикавшее в лад

невесть чему, сбивавшее тебя

с привычных мыслей, с хитрости, с печали,

куда-то торопясь и торопя

настолько, что порой ночами

хотелось вдруг его остановить

и тут же -- переполненное кровью,

спешившее, по-твоему, любить,

сравнить -- его любовь с твоей любовью.

И выдаст вдруг тогда дрожанье век,

что было не с чем сверить этот бег, -

как твой брегет -- а вдруг и он не прочь

спешить? И вот он в полночь брякнет...

Но темнота тебе в окошко звякнет

и подтвердит, что это вправду ночь.

29 октября 1964

-----------------

Гвоздика

М. Б.

В один из дней, в один из этих дней,

тем более заметных, что сильней

дождь барабанит в стекла и почти

звонит в звонок (чтоб в комнату войти,

где стол признает своего в чужом,

а чайные стаканы -- старшим);

то ниже он, то выше этажом

по лестничным топочет маршам

и снова растекается в стекле;

и Альпы громоздятся на столе,

и, как орел, парит в ущельях муха; -

то в холоде, а то в тепле

ты все шатаешься, как тень, и глухо

под нос мурлычешь песни. Как всегда,

и чай остыл. Холодная вода

под вечер выгонит тебя из комнат

на кухню, где скрипящий стул

и газовой горелки гул

твой слух заполнят,

заглушат все чужие голоса,

а сам огонь, светясь голубовато,

поглотит, ослепив твои глаза,

не оставляя пепла -- чудеса! -

сучки календаря и циферблата.

Но, чайник сняв, ты смотришь в потолок,

любуясь трещинок системой,

не выключая черный стебелек

с гудящей и горящей хризантемой.

октябрь 1964

-----------------

Орфей и Артемида

Наступила зима. Песнопевец,

не сошедший с ума, не умолкший,

видит след на тропинке волчий

и, как дятел-краснодеревец,

забирается на сосну,

чтоб расширить свой кругозор,

разглядев получше узор,

оттеняющий белизну.

Россыпь следов снега'

на холмах испещрила, будто

в постели красавицы утро

рассыпало жемчуга.

Среди полей и дорог

перепутались нити.

Не по плечу Артемиде

их собрать в бугорок.

В скобки берет зима

жизнь. Ветвей бахрома

взгляд за собой влечет.

Новый Орфей за счет

притаившихся тварей,

обрывая большой календарь,

сокращая словарь,

пополняет свой бестиарий.

октябрь 1964

-----------------

Чаша со змейкой

I

Дождливым утром, стол, ты не похож

на сельского вдовца-говоруна.

Что несколько предвидел макинтош,

хотя не допускала борона,

в том, собственно, узревшая родство,

что в ящик было вделано кольцо.

Но лето миновало. Торжество

клеенки над железом налицо.

II

Я в зеркало смотрюсь и нахожу

седые волосы (не перечесть)

и пятнышки, которые ужу,

наверное, составили бы честь

и место к холодам (как экспонат)

в каком-нибудь виварии: на вид

хоть он витиеват и страшноват,

не так уж плодовит и ядовит.

III

Асклепий, петухами мертвеца

из гроба поднимавший! незнаком

с предметом -- полагаюсь на отца,

служившего Адмету пастухом.

Пусть этот кукарекающий маг,

пунцовой эспаньолкою горя,

меня не отрывает от бумаг

(хоть, кажется, я князь календаря).

IV

Пусть старый, побежденный материал

с кряхтением вгоняет в борозду

озимые. А тот, кто не соврал, -

потискает на вешалке узду.

Тут, в мире, где меняются столы,

слиянием с хозяином грозя,

поклясться нерушимостью скалы

на почве сейсмологии нельзя.

V

На сей раз обоняние и боль,

и зрение, пожалуй, не у дел.

Не видел, как цветет желтофиоль,

да, собственно, и роз не разглядел.

Дождливые и ветреные дни

таращатся с Олимпа на четверг.

Но сердце, как инструктор в Шамони,

усиленно карабкается вверх.

VI

Моряк, заночевавший на мели,

верней, цыган, который на корню

украв у расстояния нули,

на чувств своих нанижет пятерню,

я, в сущности, желавший защитить

зрачком недостающее звено, -

лишь человек, которому шутить

по-своему нельзя, запрещено.

VII

Я, в сущности... Любители острот

в компании с искателями правд

пусть выглянут из времени вперед:

увидев, как бывалый астронавт

топорщит в замешательстве усы

при запуске космических ракет,

таращась на песочные часы,

как тикающий в ужасе брегет.

VIII

Тут в мире, где меняются столы,

слиянием с хозяином грозя,