Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим

• Название: Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим
• Автор: Лев Понтрягин
• Издательство: Прима
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998

С именем Понтрягина связана целая эпоха в развитии математики. Труды Л. С. Понтрягина оказали определяющее влияние на развитие топологии и топологической алгебры. Он заложил основы и доказал основные теоремы в оптимальном управлении и теории дифференциальных игр. Его идеи во многом предопределили развитие математики в XX веке.

Текст публикуемого ниже «Жизнеописания...» был написан, по воспоминанию вдовы Льва Семёновича — Александры Игнатьевны Понтрягиной, после тяжёлой болезни, зимой 1982–83 года, и подготовлен к изданию по рукописи, предоставленной вдовой.

Книга насквозь лична и субъективна, но в ней хорошо отражена эпоха развития науки в Советском Союзе, в частности — развитие математики. Она поражает своей правдивостью и открытостью. В этом, может быть, и есть её историческая и воспитательная ценность.

---

Шнирельман несколько раз возвращался к вопросу о моём переходе в Стекловский институт и наконец сказал, что такого рода приглашения не повторяют много раз и им надо воспользоваться. Но я всё-таки не соглашался покинуть университет и кончилось тем, что я стал работать как в университете, так и в Стекловке с 1934 года.

В 1934 году было проведено ещё одно важное государственное мероприятие в области организации науки. Были введены кандидатские и докторские учёные степени, а также звания доцента и профессора.

Присвоение учёных степеней и учёных званий научным работникам стало производиться как бы под «государственным» контролем. До этого преподаватель вуза назывался доцентом или профессором по решению того вуза, в котором он работал, в соответствии с исполняемыми им обязанностями.

Учёных степеней кандидата и доктора наук вообще не существовало.

После их введения в 1934 году присуждение их должно было осуществляться учёными советами на основе защиты диссертаций, соответственно кандидатских и докторских. Но учёные советы сами должны были состоять из кандидатов и докторов наук. Поэтому на первых порах массовый характер приобрело присуждение степеней без защиты диссертаций, как говорят, honoris causa. Помню, как это происходило в университете. Я был членом какого-то совета. Каждый из нас выходил из комнаты, где заседал совет, и, возвращаясь, узнавал, что решили его товарищи: дать ему степень без защиты или нет.

Именно так я получил свою степень доктора без защиты диссертации. И в 1935 году получил официальное уведомление, что я утверждён в ней соответствующей организацией — экспертным советом Высшей аттестационной комиссии.

* * *

В то время мне исполнилось уже 27 лет, и у меня давным-давно возникла трудная проблема — найти себе жену. Случаи, когда девушки моего возраста проявляли ко мне интерес, были ещё во времена моего студенчества. Но я предъявлял к браку особые требования. Я должен крепко любить свою жену! Только любовь, страстная, могла бы отчасти компенсировать моё несчастье. Любимая жена, успех в научной деятельности — и я был бы счастлив!

Как и многие другие, я долгое время считал, что судьба человека слагается из двух главных частей: профессии и личной жизни, т.е. брака, семьи. Значительно позже я понял, что участие в общественной жизни также играет в нашей жизни немаловажное значение.

Несмотря на потерю зрения, я успешно справился с профессией. В этом, думается мне, сыграла роль не только одарённость, но и чрезвычайное трудолюбие, а также, по-видимому, стечение благоприятных обстоятельств.

Что касается второй проблемы, которая стала для меня проблемой номер один, то решить мне её никак не удавалось. И это тоже служило стимулом для напряжённой работы в области науки.

Здесь на пути у меня стояло несколько трудностей. Первая — очевидная: нелегко женщине решиться на брак с человеком, который не видит. Вторая — менее очевидная, заключалась в том, что привлекательность женщины определяется не только её характером, повадками и голосом, но также и физическим обликом. На горьком опыте я убедился, что физический облик играет для меня существенную роль и что на чужое мнение полагаться нельзя. Были случаи, когда женщина, казавшаяся мне необыкновенно привлекательной, оказывалась совершенно неприемлемой, как только я приходил в самое поверхностное физическое соприкосновение с ней. Если я имел дело с девушкой, которая, возможно, согласилась бы стать моей женой, я не решался переступить ту грань, которая позволила бы мне сделать заключение о её физическом облике, так как считал, что такие действия слишком меня обязывают. Немалые трудности на пути вступления в брак создавала моя мать, о чём я уже говорил раньше. Благодаря всему этому я вступил в удачный брак с любимой женщиной только в возрасте 49 лет, а до этого пережил неудачный брак.

* * *

После того как Академия наук была переведена в Москву и я стал сотрудником академического института, Академия наук в некоторой степени стала привлекать моё внимание. Во всяком случае, до этого я о ней либо просто не знал, либо не думал, а теперь она стала меня несколько интересовать.

Занимал или, скорее, забавлял процесс выдвижения на выборы в Академию наук, который происходил на заседаниях Московского математического общества. Мы, молодёжь, члены Московского математического общества, устраивали нечто вроде тотализатора, следя за тем, кто из кандидатов, выдвигаемых на заседании общества, получит больше голосов.

Членом Московского математического общества я стал в очень молодом возрасте, и моё избрание сопровождалось одним любопытным психологическим эффектом, явлением. Согласно правилам, для того чтобы быть избранным, нужно было сделать на заседании общества доклад. И вот однажды Александров предложил мне сделать доклад. Не помню, был ли я тогда студентом или уже аспирантом. Была выбрана одна из моих многочисленных работ, и её название включили в повестку заседания.

Доклад на обществе я считал за большую честь и стал тщательно к нему готовиться. И вот после некоторого времени я выяснил, что в доказательстве результата имеется ошибка! Промучившись целые сутки, пришёл в полное отчаяние: исправить ошибку никак не удавалось. Кончилось тем, что я позвонил Александрову и сообщил о своей беде. Он сказал: «Ничего. Мы изменим название доклада, и Вы расскажете другую работу». Ровно через час после того, как это решение было принято, ошибка мною была исправлена. Работа была доложена на заседании общества, и я стал его членом.

Я не помню ничего примечательного о первых годах своего пребывания в Стекловском институте. По-прежнему усердно занимался научной работой, которая числилась, вероятно, по Стекловскому институту, и одновременно преподавал в университете, читая там спецкурсы и ведя семинары.

Насколько помню, в 1935 году я начал писать свою первую книгу «Непрерывные группы» 9, в которой решил изложить свои результаты по топологическим группам, а также хорошо известные результаты по группам Ли. Их я тщательно переработал для семинаров и лекций в Московском университете.

Когда начинал писать книгу, я не представлял себе, какая это будет огромная работа. Она продолжалась два года, и если бы я предвидел её размеры, то, возможно, не решился бы на такой труд.

Писание осуществлялось следующим образом: в течение недели я сам писал на машинке страниц 30, пропуская места для формул, а в воскресенье приходила одна моя знакомая и вписывала формулы, которые я должен был помнить. Это, конечно, была огромная нагрузка на память.

Кроме того, на этой книге я должен был отработать свой стиль изложения. До этого бо́льшая часть моих работ оформлялась для публикации П. С. Александровым.

После того как я написал уже значительный кусок книги и стал продвигаться дальше, мне пришлось переписывать всё начало заново. Здесь я столкнулся с той трудностью, которая встречается нередко при писании книги. Она заключается в том, что когда вы доходите, например, до пятой главы, то вдруг обнаруживается, что первая глава написана не так, как это бы нужно для пятой, и приходится всё переделывать заново. Некоторые авторы пытаются приспособить пятую главу к тому, что было написано в первой, но я менял начало и добивался такого изложения, которое казалось мне совершенным. Книга была закончена в 1937 году, я сдал её в издательство. На одном из заседаний совета Стекловского института Борис Николаевич Делоне вдруг заявил примерно следующее: «Мы должны отметить важное математическое событие — Понтрягин закончил большую книгу». Я даже понятия не имел, откуда Делоне об этом знал. Ведь книжка не стояла в плане работ института.

Хочу отметить, что я никогда не был особенно близок с Делоне, он же всегда относился ко мне с благожелательным интересом.

Не знаю как, но раньше, чем книжка вышла из печати, о том, что она написана, узнал Лефшец. Он прислал мне предложение опубликовать её в издательстве Принстонского университета. Тогда не было чётких правил об отправке рукописей за границу.

И я решил отправить рукопись не сам, а через институт. Здесь у меня возникли сложные перипетии с учёным секретарем института Б. И. Сегалом, который никак не хотел отправлять рукопись. Я его спросил, почему он этого не делает, он сказал: «А Вы же сами вот не отправляете рукопись, почему Вы хотите, чтобы я это делал». Боялся. В конце концов, рукопись я отправил, и перевод книжки появился в Соединённых Штатах. Книга оказалась удачной. При моих поездках за границу при встрече с новым математиком обычно я слышал от него, что он имеет эту книжку и что он по ней учился и т.д. Когда были учреждены Сталинские премии, то в первый же год их присуждения книга была выдвинута Стекловским институтом на премию и получила премию второй степени. Это было 50 тысяч рублей, которые я получил перед самой войной. Эти деньги очень помогли нам во время войны!