Владимир Томсинов - Аракчеев

• Название: Аракчеев
• Автор: Владимир Томсинов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02638-1

Документальное повествование о жизни и деятельности человека, с именем которого связана целая эпоха в истории России, — графа Алексея Андреевича Аракчеева. На основе архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, в книге дан образ крупного сановника, игравшего важнейшую роль в механизме самодержавной власти в конце XVIII — первой четверти XIX века, раскрываются тайные пружины его возвышения, подлинный смысл явления, получившего название «аракчеевщина». Колоритная личность Аракчеева изображена на фоне событий того времени, во взаимоотношениях с императорами Павлом I, Александром I и Николаем I, видными сановниками — М. М. Сперанским, Ф. В. Ростопчиным, М. Б. Барклаем-де-Толли и др.

---

Алексей Андреевич в свою очередь часто приглашал Сперанского к себе в Грузино и не упускал случая выказать ему свою симпатию и уважение. Следующие строки, писанные Алексеем Андреевичем 24 марта 1819 года, пожалуй, самые любопытные в переписке его со Сперанским, если не во всем его эпистолярном наследии.

«Милостивый государь Михаила Михайлович! — писал Аракчеев из Петербурга в Пензу. — Если вы, милостивый государь, на меня сердились за некоторое исполнение вашего препоручения в покупке Новгородского имения, то в оном согрешили, ибо мне приятнее всего угождать вам, потому что я любил вас душевно тогда, как вы были велики, и как вы ни смотрели на нашего брата, любил вас и тогда, когда по неисповедимым судьбам Всевышнего страдали, протестовал против оного, по крайнему моему разумению не только в душе моей, но всюду, где только голос мой мог быть слышан; радовался и концу сего неприятного для вас дела и буду не только радоваться, но и желать вашему возвышению на степень высшую прежней. Вот вам, милостивый государь, отчет в моих чувствах». Далее граф объяснял, почему стал он желать возвышения Сперанского: «Желание мое в оном, по слабости человеческой, основано на следующем: становясь стар и слаб здоровьем, я должен буду очень скоро основать свое всегдашнее пребывание в своем Грузинском монастыре, откуда буду утешаться, как истинно русской, новгородской, неученой дворянин, что дела государственные находятся у умного человека, опытного как по делам государственным, так более еще по делам сует мира сего, и в случае обыкновенного к несчастию существующего у нас в отечестве обыкновения беспокоить удалившихся от дел людей в необходимом только случае отнестись смею и к вам, милостивому государю. Окончу сие письмо тем, что как вы далеко от Волхова ни удаляетеся, не от вас зависеть будет быть близким к дряхлому волховскому жителю, которой пребудет всегда с истинным почтением, вашего превосходительства покорный слуга».

Не все сказанное в приведенном письме представляется в равной мере искренним. (Можно, в частности, усомниться в правдивости слов: «Я любил вас душевно тогда, как вы были велики».) Но уважительное отношение Аракчеева к Сперанскому проступает здесь отчетливо. Предчувствие же скорой отставки от службы и близости времени, когда придется ему «основать свое всегдашнее пребывание» в Грузине, граф выражал тогда в целом ряде других писем.

В 1819 году Алексею Андреевичу исполнилось 50 лет. Он и прежде не отличался отменным здоровьем и часто работал при физических недомоганиях. Служебное рвение его всегда превосходило возможности отпущенного ему природой здоровья. Но с этого времени здоровье его стало ухудшаться слишком заметно. Сказывались и возраст, и чрезмерное напряжение в работе. Письма Аракчеева заполнили жалобы на болезни. «Здоровье мое собственно для меня очень плохо», — писал он императору Александру 11 февраля 1821 года. «Боль моя в груди возобновилась во всей ее силе с наступлением сырой погоды и не дает мне ночью пользоваться нужным для подкрепления сил сном», — жаловался граф государю 30 ноября 1822 года. Грудные припадки сделались для него постоянным явлением. К ним добавились и другие хронические болезни. А с ними появилось жгучее беспокойство за дальнейшую свою судьбу.

В таком состоянии вполне естественной была мысль об отставке, но с нею возникал вопрос: если удалится он со службы, кто придет на его место? Зная выдающиеся способности Сперанского к государственной деятельности, слыша беспрестанные жалобы императора Александра на бездарность своих сановников, Аракчеев вполне мог предполагать в Михаиле Михайловиче такого человека, который придет ему на замену. И, думается, он был достаточно искренен, когда уверял Сперанского, что будет «не только радоваться, но и желать» его возвышения «на степень высшую прежней».

В последние годы Александрова правления Аракчеев все более втягивал Сперанского в свои дела. 27 марта 1823 года Михайло Михайлович сообщал графу: «С истинною благодарностию возвращаю вашему сиятельству отчет военных поселений. Я читал его с таким же удовольствием, с каким читаешь путешествия в страны неизвестные. Тот не имеет еще понятия о военных поселениях, кто удивляется их успехам, не зная каких трудов стоили сии успехи. Сколько разнообразных видов, кои надлежит объять и сообразить, сколько неимоверных трудностей, с коими должно было бороться».

3 апреля 1824 года Сперанский прислал Аракчееву записку: «Честь имею представить вашему сиятельству первое начертание введения к учреждению военных поселений».

Год спустя Михайло Михайлович издал брошюру о военных поселениях, в которой полностью оправдывал данное учреждение, насаждавшееся в России Александром I с помощью Аракчеева.

***

В последнее воскресенье марта 1834 года Сперанский принимал у себя Пушкина. Александр Сергеевич в это время страстно интересовался русской историей, и потому беседа между ним и старым сановником закружилась вокруг событий прошлого. Михайло Михайлович рассказал пытливому поэту-историку о своем изгнании в 1812 году. Разговор естественно перекинулся на начало царствования Александра, так много обещавшее в то время, когда Сперанский, молодой чиновник Министерства внутренних дел, работал над проектами реформ. «Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гении Зла и Блага»[179], — сказал Пушкин своему собеседнику. Сперанский отвечал комплиментами и советовал Пушкину писать историю своего времени.

А ведь знал сановник-лис, что не так прост был граф Аракчеев и не так уж и мал, дабы можно было объять его двумя словами — «гений Зла». Знал Сперанский, что он, слывший «передовым» человеком, не настолько был далек от Аракчеева, чтобы зваться — в противность ему — «гением Блага»! Знал, но не сказал об этом…

Глава двенадцатая «АРАКЧЕЕВЩИНА»: ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Едва успела закончиться война в Европе, как император Александр снова заговорил об организации в России военных поселений. Уже летом 1814 года он обсуждал эту тему с графом И. О. Виттом[180]. Нелегко проникнуть в ход мысли другого человека, особенно такого, каким был Александр I, но, вероятно, три основных мотива двигали им в данном случае. Во-первых, необходимость уменьшить расходы на содержание армии. (Война истощила финансовые ресурсы России, она разорительным смерчем прошла по целому ряду российских губерний. Требовались немалые деньги для оказания помощи их жителям.) Во-вторых, стремление облегчить жизнь самим воинам. (В Манифесте от 30 августа 1814 года «Об избавлении державы Российской от нашествия галлов…» Его Величество заявил: «Надеемся, что продолжение мира и тишины подаст нам способ не только содержание воинов привесть в лучшее и обильнейшее прежнего, но дать им оседлость и присоединить к ним семейства».) В-третьих, к созданию военных поселений Александра могло побуждать желание обеспечить свой трон надежной опорой в лице солдат-поселян. (Дворянская гвардия, утратившая в ожесточенных сражениях последней войны способность испытывать страх перед чем-либо или кем-либо, зараженная вольнодумством и проникнутая мыслями о лучшем устройстве государственной власти, перестала казаться российскому императору такой опорой.)

5 августа 1816 года император Александр подписал «Именный, данный Новгородскому Гражданскому Губернатору» указ «О выведении на постой одного баталиона Гренадерского Графа Аракчеева полка, Новгородского уезда в экономическую Высоцкую вотчину и об отделении сей вотчины из владения земской полиции»[181]. Содержание этого высочайшего указа не могло не показаться странным губернатору Николаю Назаровичу Муравьеву. Пребывавший в Петербурге государь заявлял в нем буквально следующее: «Тесное помещение здесь войск, по недостатку казарм, побуждает меня вывести отсюда один баталион Гренадерского Графа Аракчеева полка[182] и расположить его в веренной вам Губернии, Новгородского уезда, в экономической Высоцкой волости». Сами по себе эти слова ничего удивительного не содержали — если не хватает казарм в столице, отчего не расположить воинов в другом месте, вблизи от нее, неподалеку от имения шефа их полка графа Аракчеева. Но за сообщением императора о расположении войск из-за недостатка казарм в Петербурге в Новгородской губернии следовало несколько конкретных его распоряжений. Его Величество предписывал губернатору приказать земской полиции, чтобы на время пребывания батальона в отведенном ему месте она не имела «никакого влияния на управление Высоцкой волости и считала оную так, как бы исключенною из ее зависимости, и не иначе въезжала в волость сию, как тогда только, когда батальонный командир признает нужным». Данное предписание Александр объяснял своим желанием предотвратить неудобства, которые может причинить населению одновременное подчинение двум разным властям — гражданской и воинской. Однако далее император сообщал губернатору, что его администрация освобождается не только от надзора за порядком в Высоцкой волости, но и от наблюдения «за исполнением рекрутской, почтовой и всех прочих общественных земских повинностей, какого бы оне наименования ни были». «Самый сбор Государственных податей, — предписывал Александр губернатору, — прикажите прекратить, начав со второй половины сего года». В тот же день — 5 августа 1816 года — Александр I подписал «именный, данный Министру Финансов» указ «Об исключении из числа казенных имений в военное управление экономической волости, состоящей в Новгородской губернии»[183]. Вместе с текстом этого указа тогдашний министр финансов Д. А. Гурьев получил от императора копию высочайшего указа на имя новгородского гражданского губернатора. «Как на сем основании, — заявлял Его Величество в указе министру финансов, — сбор Государственных податей с сей волости производим уже будет военным начальством, то вы не оставите предписать Новгородской Казенной Палате прекратить оный по ее распоряжению, начав со 2-й половины сего года, ежели бы подати сии не были еще собраны, и впредь ежегодно зачитать оныя в счет сумм, следующих Военному Министерству по сметам на годовой круг воинских расходов; до какой же суммы оне простираются, донести мне».