Владимир Томсинов - Аракчеев

• Название: Аракчеев
• Автор: Владимир Томсинов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02638-1

Документальное повествование о жизни и деятельности человека, с именем которого связана целая эпоха в истории России, — графа Алексея Андреевича Аракчеева. На основе архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, в книге дан образ крупного сановника, игравшего важнейшую роль в механизме самодержавной власти в конце XVIII — первой четверти XIX века, раскрываются тайные пружины его возвышения, подлинный смысл явления, получившего название «аракчеевщина». Колоритная личность Аракчеева изображена на фоне событий того времени, во взаимоотношениях с императорами Павлом I, Александром I и Николаем I, видными сановниками — М. М. Сперанским, Ф. В. Ростопчиным, М. Б. Барклаем-де-Толли и др.

---

Мелкий эпизод со всей ясностью показал Аракчееву, что в нем перестали уже видеть прежнего могущественного вельможу. Вся власть его, все влияние были в Александре и со смертью Александра тоже умерли.

Утрата могущества, как ни чувствительна она для того, кто долгие годы им пользовался, сама по себе все же не столь мучительна, сколь происходящая вследствие этой утраты перемена в отношениях людей. Аракчееву выпала тяжкая участь лицезреть, как люди, совсем недавно еще неистово его славившие, ныне с такой же неистовостью демонстрировали свою ненависть к нему. Граф писал об этом в письме к Николаю I от 13 марта 1826 года[206]: «Я наверное могу уверить Ваше Императорское Величество, что ни один ваш подданный в сем суетном мире не был никогда так успокоен, как я, несчастный, но верной слуга Государю и Отечеству, обрадовался полученною ныне вашею собственноручною запискою. Да наградит вас за оное Господь Бог всеми благами мира сего какие Ваше Величество только желает.

В воспоминании сем вашем забытого ото всех людей, не только знавших меня, но и с подлостью поклонявшихся, ибо они помнят только блага мира сего в веселые дни жизни нашей; а не в скорбные и печальные! — я вижу вновь милости покойного моего отца и благодетеля Александра Павловича, который, находясь ныне у престола Божия, упросил, видно, Всевышнего творца вложить сию христианскую мысль в сердце нового царя, окруженного блестящею свитою, вспомнить и о сироте несчастном.

Скорбь моя останется вечно, я любил служить моему благодетелю, был им любим, а потому и был сщастлив; имел его к себе доверенность, но никогда не употреблял ее во зло; то буду и ныне Ему вечно предан всею моею душою».

Но не все из тех, кто знал графа и поклонялся ему прежде, забыли его, едва утратил он могущество. Не бывает в жизни человека утрат без приобретений. Лишившись прежней власти и влияния, Алексей Андреевич приобрел взамен возможность отличить почитавших его искренно от тех, кто лишь притворялся и льстил. И искренние почитатели в эту тяжкую для него пору, к немалому его утешению, нашлись. «Чтить и любить искренно особу Вашу есть и будет приятнейшею для меня до конца дней моих обязанностию. Истинная моя преданность к Вам всегда основывалась на чистейших чувствованиях благодарности за Ваши благодеяния, оказанные мне без заслуг моих, по-особенному токмо расположению Вашему, щастливит трудящихся на пользу службы; личная же благосклонность, которой Вы изволите беспрерывно удостаивать меня, запечатлена навек в памяти моей. Щастливым бы я себя почел, если б встретился в жизни моей какой-либо случай подтвердить сии правдивые изречения мои самым делом» — с такими словами обращался к графу 12 апреля 1826 года Алексей Малиновский. Надо ли говорить, что для истерзанной аракчеевской души они были настоящим лекарством. В самом деле, что могло быть для нее более успокоительным, чем такое восклицание: «Действия Ваши поставили Вас на ту степень справедливости и бескорыстия, до которой и самая зависть досязать не в силах!»

В тяжелые для Аракчеева времена поддержал его и другой немало ему обязанный человек — князь Юсупов. «Известно Вашему Сиятельству, как я вас люблю и почитаю, — писал он в Грузино 19 апреля 1826 года. — Вы меня совсем забыли, будьте уверены в моей к вам преданности, и сколь я желаю, чтобы вы всегда были уверены в оной».

Подобные сладостные для Алексея Андреевича голоса были, однако, редки. Они терялись в общем вопле ненависти, ставшем особенно громким и разнузданным с того момента, как лишился он прежней власти, растворялись в потоке несшихся в адрес бывшего временщика оскорблений. Генерал-адъютант прусского короля Фридриха Вильгельма IV Фон-Герлах, пребывавший в рассматриваемую пору в Петербурге, записывал в свой дневник 14 марта: «В публике недовольны тем, что император не выказывает большего презрения «каналье Аракчееву», для которого жестокость есть отрада, и что его креатура Муравьев еще служит в императорском кабинете».

Император же Николай относился к бывшему временщику подчеркнуто уважительно. Вероятно, государь испытывал нужду в советах опытного администратора, каким был Аракчеев. Иначе как объяснить его приглашение графу, направленное 6 апреля 1826 года из Царского Села. «Я здесь остаюсь до субботы, — сообщал Николай, — квартира прежняя ваша готова и тепла, и прошу пожаловать, так, чтобы после обеда можно было заняться».

Новый государь ценил деловые качества графа, усердие, с каким тот служил, приверженность его к порядку. А. X. Бенкендорф, назначенный Николаем начальником созданного им Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, просил к себе в адъютанты А. Ф. Львова. «Возьми его, — ответил император, — отличный офицер: восемь лет выслужил у графа Аракчеева».

Некоторые современники, увидевшие немало сходства в воззрениях на государственную службу императора Николая и Аракчеева, высказывали тогда предположение, что бывший временщик еще возвысится до прежнего могущества. Снятый в 1820 году Сперанским с помощью Аракчеева с должности иркутского губернатора Н. И. Трескин писал 5 апреля 1826 года из Петербурга в Москву своему брату: «Нынешнего государя окружающие его еще не проникли и не могут ручаться за свою прочность. Кажется, он не позволит никому располагать собою; слышно, он осторожен и сериозен… По-видимому, государь кажется ко всему внимателен и шутить не любит. Несмотря, что граф Аракчеев теперь, кажется, ничего более не значит, как начальник военных поселений, но, впрочем, легко станется, что он со временем, по хитрости, точности по службе и сходству характера войдет в бывший кредит. Скоро и сему может быть развязка».

Развязка наступила в том же месяце, но совсем не такая, какую предполагал Трескин. Лишившись всего того, к чему он более трех десятилетий в своей жизни был привязан: своей Настасьи, императора Александра — «отца и благодетеля», по собственному его выражению, Аракчеев сделался равнодушным к должностям и власти. Он, конечно, сознавал, что наступили новые времена и при новом императоре не быть ему в прежней силе — никто не хочет видеть его прежним: ни государь Николай, ни общество. Но главное, и сам граф не мог уже быть прежним Аракчеевым. Душа его, потрясенная утратами, стала жить более в прошлом, нежели в будущем. Алексей Андреевич вдруг ощутил себя глубоким стариком. В. Бурнатов, встретивший его в июне 1826 года, оставил в воспоминаниях описание внешнего его облика: «…То был человек сутуловатый и высокого роста с грубыми чертами, как говорится, топорной работы, с волосами сивыми, щетинистыми, со лбом узким, с глазами, налитыми желчью и окруженными какими-то обвислыми наростами; губы у него были бледно-синеватые, зубы желто-черные, уши огромные, взгляд какой-то апатичный и мрачный, а цвет лица какой-то матовый, будто светло-свинцовый». Трудно назвать кого-либо, кто бы не отмечал мрачность аракчеевского взгляда, но вот апатичность в нем до Бурнатова не выделял никто.

В марте 1826 года Аракчеев стал готовиться к поездке за границу для лечения на курортах. Испытывая нехватку денег, он принял решение продать в Кабинет Его Величества некогда подаренные ему драгоценные вещи: золотую черепаховую табакерку с портретом тогдашнего шведского короля — портрет сей, осыпанный тридцатью крупными бриллиантовыми камнями, был подарен Аракчееву самим королем в бытность его наследником в 1812 году и принят был им по приказанию покойного российского государя; бриллиантовый перстень с вензелем блаженной памяти императора Павла I, осыпанный двенадцатью крупными бриллиантами, — он был пожалован графу, как сам его сиятельство признавал, «за первое произведенное батальонное ученье Сводного Гренадерского Преображенского полка батальону в 1797 году»; и наконец, серебряную посуду, десертное вызолоченное серебро, фарфоровые десертные тарелки и т. п. За все эти вещи Аракчеев получил 38 тысяч 890 рублей.

9 апреля Алексей Андреевич подал императору Николаю прошение о предоставлении отпуска для лечения за границей. При этом он просил сохранить за ним прежнее содержание. «Не позволил бы себе утруждать Ваше Императорское Величество просьбою о последнем, — писал Аракчеев, — ежели бы мог без того обойтиться в приготовлении себя к отъезду и в содержании себя за границею, но мои нужды доказывает продажа домовых моих столовых серебряных вещей».

Николай дал Аракчееву свое позволение на отпуск и одновременно пожаловал на дорожные издержки 50 тысяч рублей. Алексей Андреевич распорядился государевыми деньгами по-христиански. 17 апреля он обратился с письмом к императрице Марии Федоровне и сообщил Ее Величеству о своем решении ехать поправлять здоровье к Карлсбадским водам и о пожалованной ему государем сумме в 50 тысяч рублей: «Всемилостивейшая Государыня, я не имел еще ни времени, ни случая заслужить сие Монаршее благодеяние; оно есть награда за службу мою в Бозе почивающему Государю Императору Александру Павловичу, моему отцу и благодетелю. Обеспечив уже издержки предназначенного мною пути продажею бывшего у меня столового серебра и фарфора, я нашелся в способах свободно расположить Всемилостивейше пожалованною мне суммою. Я предназначаю сию сумму на доброе христианское дело и не могу лучше употребить оной, как на прославление великого имени и благоговейного почитания памяти того, кто и за гробом чрез Августейшаго Брата благодетельствует слуге его верному — Императора Александра Благословенного». Граф просил Марию Федоровну обратить его деньги в капитал, на проценты с которого воспитывать в императорском военно-сиротском доме пять девиц ежегодно, сверх штатного числа. Девицам этим, которые по желанию Аракчеева должны были избираться из тех, чьи отцы служили в военных поселениях Новгородской губернии, или из дочерей дворян названной губернии, подлежало именоваться «пансионерками Императора Александра Благословенного». К передаваемой императрице пожалованной ему государем Николаем сумме Алексей Андреевич добавил и свои 2500 рублей, «дабы в сем году бедные девицы воспользовались дарованною от Государей Императоров милостию». В заключение же письма своего к Марии Федоровне Аракчеев писал: «Милостивое Вашего Императорского Величества благоснисхождение на сие всеподданнейшее прошение хотя несколько усладит разлуку мою с нашим Отечеством и огорчение глубоконапечатленное в моем сердце кончиною обожаемого мною Государя отца и благодетеля. Праведная Душа Александра Благословенного по благочестивой здесь жизни наверное предстоит ныне там, на небесах у престола славы Божий. Она подкрепляет всегдашние молитвы наши ко Всевышнему о продолжении здравия и спокойствия Вашего Императорского Величества, толико драгоценных для Отечества, толико нужных для удовольствия и облегчения Государственного бремени царствующего Императора».