Айя Субботина - Время зимы

• Название: Время зимы
• Автор: Айя Субботина
• Жанр: Фэнтези

Здесь нет эльфов и гномов, нет полуросликов и вампиров, орков и темных эльфов. В мире Эрбоса живут люди — отважные и трусливые, богатые и бедные, бесчестные и благородные, короли и мясники. Дасирийская империя готовится к великому событию — семилетнюю императрицу Нинэвель готовы отдать в жены "рхельскому шакалу" Шиалистану. Но что случится, если дасирийской знати не угодно, чтоб на трон сел чужестранец? Что станет, если окажется, что императрица вовсе не императорской крови? И по Эрбосу поползет слух, что прекрасная, но много лет назад пропавшая дасирийская принцесса Сиранна Потерянная, оставила в далеких землях наследника? Арэн из рода Шаам едет в Северные земли с тайным поручением от дасирийской знати. Что скажет владыка Севера на предложение, сокрытое за семью печатями?

---

Во рту собралась горечь, будто от полынного листа. Хани сглотнула неприятный комок и спрятала в укромный уголок сердца короткие мгновения, когда она была счастлива. А еще дала себе обещание: в скорой молитве Скальду, попросить бога заступника Артума пощадить их с Талахом, и не гневаться за те мысли, что появились в ее голове, когда шамаи заявил о своем желании.

Глава пятнадцатая

С рассветом боль в щеке стала меньше. Карманник, на которого сперва сошел беспокойный сон, скоро проснулся и остаток ночи коротал вертясь на постели волчком. Боль пронзала до самой кости, точно разом разболелись все зубы. Когда стало совсем нестерпимо, Раш зажал меж зубами подушку и просидел так до тех пор, пока снова не забился сном. Засыпая, он подумал, что кинжал мальчишки мог быть и отравленным, и если уж ему суждено загнуться, то смерть его будет не геройской. Незавидная участь, которой Раш не пожелал бы никому из тех, кто становился на тропу странника.

Но тот сон не стал последним в жизни карманника. Раш проснулся, когда за дверью его комнаты раздались шаги. Карманник приподнялся на локтях, поблагодарив всех богов разом и особенно Каритту, что сохранили ему жизнь. Дверь открыла девчонка-прислужница, отчего-то смурнее тучи. Оставила на столе кувшин и отрез ткани, и удалилась, даже не пожелав доброго утра. Раш попытался вспомнить, чем бы мог так прогневить служанку, но, не найдя ответа, махнул рукой и на нее, и на все невзгоды разом. Девчонка скоро вернулась, всунула ему миску с едой — ноздри Раша сладко забрали аромат хорошо запеченной маринованной свинины, прожаренного лука, картофеля и моркови.

Умывшись и позавтракав, Раш отбыл из "Двух осетров". Гавань с рассветом точно преобразилась. Море еще дремало, хмуро-серое и гладкое, точно зеркало. Длинные, что селедки, драккары, каждый украшенный на свой лад, кучно сбились у пристани и мочили хвосты в Остром море. Раш насчитал почти два десятка. Длинные весла сушились под скудным солнцем, колодочники гремели цепями и бранились — за все время, что Раш был в Северных землях, он впервые видел здесь рабов. И то лишь на тех судах, что были самыми громоздкими и тяжелыми, раздувались вширь, точно набухшие тыквенные семена. Скорее всего, на них повезут припасы, решил Раш, останавливаясь чуть в стороне, чтоб не мешать снующим туда-сюда северянам складывать снасти. На днище пузатых суден сносили мешки и корзины, тучные бурдюки, набитые стрелами колчаны, веревки. Последними, с особой осторожностью, внесли небольшие сундучки. За колодочниками шел мужчина в алых одеждах служителя Эрбата: он то и дело прикрикивал на невольников, чтоб шли осторожнее. Глядя на него Раш вспомнил минувшую ночь и в который раз проклял мальчишку, что наградил его ударом кинжала.

Самый грозный драккар, из беленого дерева, выкрашенный причудливыми мордами зверей и рунами, стоял в центре, у выступа пирса, что заходил далеко в воду. Головою судну стал ящер: огромная распахнувшую пасть клыкастая морда будто готовилась изрыгнуть пламя. Выточенные умельцами, чешуйки неприветливо топорщились. Воины свешивали вдоль бортов щиты, занимали места на лавках, выглаживали точильными камнями лезвия мечей и топоров.

В изголовьях других драккаров пристроились волки, соколы, медведи.

Раш любил и не любил море. Иногда запах прибоя приносил воспоминания о детстве и юности, о высоких волнах, что штурмовали утес близ родного дома, о штормовых ветрах и низких черных тучах.

Карманник развернулся на пятках, оставляя вместе с солеными брызгами и старые воспоминания. Самое время схоронить их в море.

Путь его лежал в Браёрон и Раш пожалел, что остался без лошади. В отличие от дасирийской столицы Иштара, где улицы были такими узкими, что верхом ездили разве что зажратые благородные задницы, на дорогах Сьёрга запросто могли разминуться два всадника.

Сегодня в северной столице царил покой. О минувшей разгульной ночи напоминали лишь разноцветные ленты на деревьях. Впрочем, тишина скоро разрушилась настойчивым гулом. И, хоть Рашу было совсем не по пути, отдаленные крики: "На кару ее!", "Предать смерти!", заставили карманника повернуть. Голоса умножились, раздаваясь откуда-то с того края улицы, куда и направился карманник. Мощенная дорога опрокинула его в орущую на все голоса толпу. Люди текли вперед, точно снежная лавина. Раш кое-как расталкивал их руками, плечом прокладывая путь ближе, туда, где высилась глыба черного камня. Достигнув цели, примерно на две трети, карманник остановился. Дальше ряд человеческих тел становился настолько плотным, что штурмовать его было бесполезно, разве что по головам. Карманник осмотрелся: горожане, еще вчера улыбчивые, все в парах хмельного веселья, сегодня преобразились. На их лицах багровела ярость, рты, точно заговоренные, выкрикивали призывы предать смерти отмеченную Шараяной. Все, от малых детишек, оседлавших родительские плечи, до стариков и старух, требовали мук и смерти. Уж не девчонку-северянку вздумали предать гневу, пронеслась мысль. Карманник попытался вышвырнуть ее, но та, словно репей, ухватилась за самое нутро и крепко угнездилась.

А потом Раш заметил знакомое лицо. Тот, кого звали Берном, высокий северянин с рассеченной губой, поправил сброшенный чьей-то неосторожной рукой капюшон темно-серой простяцкой накидки. Раш пробился к северянину, становясь рядом и, изловчившись, скинул тому капюшон. Мужчина повернул лицо, процедил какие-то проклятия, но, завидев знакомое лицо, осекся и умолк, нахлобучив капюшон по самые брови, теперь предусмотрительно придерживая его рукой.

— Господин Берн, если мне память не отшибло? — Обратился Раш, не сводя взгляда с каменного постамента, который пока оставался свободным. Карманник не боялся говорить в полный голос — громкий ор горожан перекрывал всякие попытки подслушать, если такие и были. Ведь не зря же этот приближенный к Конунгу человек вдруг вздумал нарядиться в крестьянскую накидку.

— Чего тебе? — Угрюмо бросил тот.

— Мне было велено явится в замок с рассветом. А тут такое… Не подскажешь, что?

Раш поднял взгляд на собеседника, выше его на целую голову и вдвое больше в плечах. "Скорее бы обратно, надоело чувствовать себя полумерком", — подумал Раш, дожидаясь ответа.

— Казнь, — коротко ответил тот.

Раш собрался спросить, как принято расправляться с отмеченными темной богиней в Северных землях, но не успел: крики удвоились, перекрывая всякие попытки говорить. Берн поддался вперед, попробовал втиснуться меж горожанами, но тщетно. Раш мог спорить на еще неполученные золотые краты, что та, кого собрались предавать смерти, важна хмурому северянину. Мужчина, понимая, что пробиться ближе никак не получится, отступил.

Тем временем чернокаменный пьедестал заняла процессия. Высокий жрец в синих одеждах служителя Скальда шел впереди. Рука его сжимала тонкий как игла посох, сверкающий и прозрачный, точно сотворенный изо льда. За ним следовал длинноволосый сухой старец, с пергаментом в руке. Следом, толкаемая двумя стражниками, вышла маленькая женщина — в туманном сером утре ее серебряно-белые волосы полыхнули будто снежный пламень. Раш моргнул, рванулся вперед. Неужели дикари и впрямь вздумали лишить девчонку жизни?! Плотный строй горожан отшвырнул его обратно, прямо на Берна. Северянин отодвинул карманника и, на краткий миг, Раш увидел в его серых глазах муку.

Женская фигура поравнялась со жрецом, стражники повалили ее на колени. Нет, это была на Хани: Раш видел достаточно хорошо, чтоб заметить разницу. Хотя, женщина походила на Хани так, как выглядела бы девчонка, будь ей десятка три лет. Отмеченная Шараяной, проскользнуло в мозгу, но карманник не успел сосредоточиться на мысли. Старик со свитком поднял руку и толпа умолкла. Он развернул пергамент, прочистил горло кашлем и заговорил. Раш помянул харстовы задницы — северянин говорил на северном наречии, из которого карманник успел выучить не так много слов. Раш хотел попросить Берна пояснить, но тот глядел лишь вперед, недвижимый, словно гранитный обелиск.

Старик говорил и говорил. Иногда делал паузы, давая толпе поддержать его речи одобрительными криками. Когда он закончил, слово взял жрец Скальда. Служитель в синих одеждах указал посохом на женщину. Когда заговорил, слова его не звучали собачьим лаем, подобно тому, как хрипел предыдущий оратор. Речь жреца оказалась короткой. Карманник решил, что служитель просит Гартиса не быть слишком жестоким к той, что вот-вот шагнет в его царство. Толпа не разделила его просьб, угрюмо промолчав.

После слово опять взял старик. Один из стражников протянул ему топор — лезвие покрылось пятнами ржавчины. Старик что-то выкрикнул в толпу и люди снова загудели, вскидывая руки горе. В голове Раша родилась смутная догадка.

— Спрашивает, кто совершит правосудие, — блеклым голосом вдруг сказал Берн, подтвердив то, о чем прежде подумал карманник. — Тот, кто избавит Артум от отмеченной темной богиней, накличет на себя проклятие Шараяны. Мы не приказываем кому-то взять на себя такое тяжкое бремя. Нужен доброволец.