Константин Романенко - Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

• Название: Последние годы Сталина. Эпоха возрождения
• Автор: Константин Романенко
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27805-3

Благодаря кому Советский Союз обрел статус сверхдержавы? Каким чудом удалось в считаные годы восстановить страну после самой страшной войны в человеческой истории? Почему в конце 1940-х годов по СССР прокатилась новая волна репрессий — по «ленинградскому делу», «делу ЕАК», «делу врачей»? Что стало причиной «опалы Жукова»? Кто такие «безродные космополиты» и кто убил Вождя?

На все эти вопросы вы найдете ответ в новой книге К. Романенко.

Автор утверждает, что на закате жизни Сталин совершил еще одну революцию, подлинный прорыв в будущее, превратив СССР в сверхдержаву и мирового лидера. Эта книга неопровержимо доказывает, что последние годы Вождя были не «периодом репрессий и упадка», как твердят его враги, а настоящей Эпохой возрождения.

---

Обратим внимание, что освободившиеся в МГБ места руководителей заняли «люди Хрущева», переведенные с Украины: «секретарь Винницкого обкома партии В.А. Голик, Херсонского — В.И. Алидин, Кировоградского — Н.Р. Миронов, Ворошиловградского — Ермолаев и Одесского — Епишев». Причем Епишев 26 августа стал заместителем министра по кадрам, а позже, после убийства Берии, Хрущев назначит его начальником Главного политического управления армии и флота.

Дело ЕАК действительно притормозилось. Показания на профессора 2-го медицинского института Якова Этингера — «как буржуазного националиста» — в ходе следствия дал Фефер. Кстати сказать, «активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек», Этингер был личным врачом Берии. Установив, что профессор слушает по радио Би-би-си и «Голос Америки» и критикует власти, его арестовали осенью; но человек уже преклонного возраста, он не выдержал стрессовой ситуации и умер в тюрьме.

Казалось бы, что после смерти Сталина и ареста Берии пострадавший за свою «гуманность» Абакумов мог рассчитывать если не на оправдание, то хотя бы на смягчение наказания. Однако этого не произошло. На выездном заседании Военной коллегии Верховного суда в Ленинграде 12-19 декабря 1954 года «большой жизнелюб, любитель фокстрота и футбола» Абакумов был назван «членом банды Берии». Его обвинят в измене Родине, вредительстве, участии в контрреволюционной организации и приговорят к смертной казни. Хрущев не мог оставить опасного свидетеля в живых.

Обретя после смерти Сталина власть, Хрущев не забудет и Серова. Генерала повысят в должности до 1-го заместителя министра внутренних дел, а 13 марта 1954 года он станет первым председателем КГБ при Совете министров СССР.

Отмечая поспешность заметания Хрущевым следов своей репрессивной деятельности, К. Столяров указал на то, что во время суда и расстрела Абакумова в 1954 году «торопил следствие и пытался форсировать события генерал Серов, человек Хрущева… Хрущев стремился как можно скорее разделаться с Абакумовым — его расстреляли через час с четвертью после оглашения приговора».

Но вернемся вновь назад. Интрига против Абакумова произошла столь неожиданно, что Сталин не сразу принял решение о назначении нового руководителя госбезопасности. Вопрос решился только через месяц. Заседание «восьмерки» Политбюро 9 августа 1951 года началось в 21 час. Присутствовали Молотов, Маленков, Хрущев, Микоян, Булганин, Берия, Каганович. С 21.10 до 21.50 слушалось военные вопросы. С.Д. Игнатьев был приглашен в кабинет Сталина лишь в 22.00. Его назначение министром МГБ состоялось в 15 минут.

С этого момента и до смерти Сталина службу Госбезопасности возглавлял «человек Хрущева». И это обстоятельство проторило тропу для дальнейшей карьеры «бесноватого Никиты» на пути к вершине пирамиды власти. Если говорить по большому счету, то эти 15 минут стали роковыми не только для самого Вождя, они стали фатальными для всей страны, но об этом речь пойдет позже.

У этого теплого августовского вечера была и еще одна особенность. На следующий день Сталин выехал в продолжительный отпуск. На этот раз его отдых в Абхазии затянется. Вождь вернется в столицу лишь спустя 5 месяцев.

Все это время процессом расследования щепетильных «дел» будет заведовать Хрущев. Теперь, когда во главе органов безопасности встал его человек, Хрущев чувствовал себя уверенней, и, стремясь отличиться, он торопил своего протеже. Впрочем, Игнатьев и сам старался показать себя в новой роли. Получил свои дивиденды и Рюмин. Его произвели в полковники и назначили начальником следственной части по особо важным делам и заместителем министра госбезопасности.

После смерти Сталина все судебные процессы конца сороковых годов станут представлять как «политические» и «необоснованные», обусловленные якобы «чрезмерной подозрительностью» Вождя. Однако элементарная оценка действительных фактов позволяет сделать вывод, что они не являлись «политическими». Так или иначе, главным в них фигурировало злоупотребление служебным положением или расхищение государственной собственности.

Халатность при приемке боевой техники стала причиной осуждения военных-«авиаторов»; трофейное стяжательство вызвало осуждение ряда высокопоставленных военных из группы оккупационных войск. Разбазаривание продовольствия в период Всесоюзной ярмарки стало отправным пунктом расследования, переросшего в «ленинградское дело».

Война с ее фатальной непредсказуемостью раскрепостила банальный принцип: «один раз живем»; и хотя руководители понимали, что их проверяют и контролируют, жажда наживы оказывалась выше нравственных и партийных норм. Та же «экономическая» подоплека — взятки — стала причиной возникновения «мингрельского дела».

Бывший начальник Управления охраны №1 генерал Власик вспоминал: «Во время последней поездки Сталина в Грузию в 1951 году, когда мы жили в Боржоми и Цхалтубо, ко мне поступили сведения от замминистра путей сообщения, сопровождавшего наш состав, о неблагополучном положении в Грузии. При поступлении в вузы требовалась взятка в размере 10 тысяч рублей, и вообще о процветании взяточничества. Я доложил об этом Сталину. Он вызвал министра госбезопасности, который подтвердил, что такие факты действительно имели место…»

Министра госбезопасности Грузинской ССР Н.М. Рухадзе Сталин вызвал в октябре 1951 года; он поручил ему начать расследование дел о взятках в республике. В Москве следствие курировал тот же Игнатьев. В ноябре, в отсутствие Сталина, Политбюро приняло резолюцию о «мингрельском деле». В процессе проверок факты подтвердились, и первый секретарь ЦК партии Грузии Чарквани был снят с работы. Понесли наказание и другие виновные.

Однако то, что это «дело», возникшее как чисто уголовное — в связи со взяточничеством, — в ходе расследования обросло политическими обвинениями в заговорщицких связях лиц мингрельской народности с зарубежьем, стало своеобразной данью времени. Следствием того морального внутреннего и внешнего политического фона, в котором пребывала страна, оказавшаяся в состоянии холодной психологической войны.

Следствие и по делу ЕАК завершилось зимой. 3 февраля 1952 года Игнатьев в присутствии следователя М.Д. Рюмина и председателя Военной коллегии А.А. Чепцова представил исполнявшему обязанности Председателя Совмина Маленкову обвинительное заключение и предложения о мерах пресечения.

То, что в отсутствие Сталина на правах Председателя Совмина Маленков оказался причастным к делу ЕАК, затмило активную роль в нем Хрущева, непосредственно курировавшего со стороны ЦК ход самого следствия. Сталину Игнатьев направил материалы только через два месяца — 3 апреля.

Напомним, что в 1952 году Вождь вернулся в Москву с юга 12 февраля. В день возобновления им работы в Кремле на заседание Политбюро к 22 часам был приглашен заместитель министра авиации П. Дементьев. В 22.10 в кабинет Сталина вошли Игнатьев и Рюмин. Они пробыли на совещании до 23.05. По-видимому, среди рассматриваемых вопросов обсуждались и результаты следствия по делу Абакумова.

После этого совещания Вождь появился в кремлевском кабинете лишь 15 марта. В это время его внимание было занято иными вещами. Накануне поздним вечером он пригласил к себе на дачу в Кунцево Шепилова, с которым почти четыре часа обсуждал вопросы учебника политэкономии социализма.

По воспоминаниям Шепилова, за эти четыре часа Вождь ни разу не присел. Он ходил по комнате, почти непрерывно куря трубку. Шепилов пишет: «Сталин затронул большой круг теоретических проблем. Он говорил о мануфактурном и машинном периодах, о заработной плате при капитализме и социализме, о первоначальном капиталистическом накоплении, о монопольном капитализме, о методе политической экономии…»

Нетрудно уловить те тенденции, по которым Вождь сосредоточил свое внимание на этих, по существу, философско-экономических вопросах; их постановка была закономерной. Государство, живущее в условиях обобществленной собственности, нуждалось в осмыслении социальных и экономических законов своего развития; в теоретическом закреплении приобретенного опыта. В июне он объявит соратникам о необходимости созыва XIX съезда партии.

Конечно, на фоне серьезных государственных проблем Сталину не доставляло удовольствия разбираться с преступной халатностью и мародерством военных, воровством и взяточничеством государственных чиновников. Это не вызывало у него ничего, кроме грустных чувств и возмущения. И 28 марта 1952 г. Политбюро приняло еще одно постановление по «мингрельскому делу».

Нетерпимость Сталина к злоупотреблениям не являлась секретом. И складывается впечатление, что кто-то старался воспользовался этой чертой Вождя, чтобы удалить из его окружения наиболее преданных ему лиц.