Виктор Афанасьев - Рылеев

• Название: Рылеев
• Автор: Виктор Афанасьев
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1982
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга — биография К.Ф.Рылеева, выдающегося представителя декабристской поэзии и одного из основных деятелей Северного общества. Автор показывает окружение Рылеева, говорит об общественных проблемах России первой четверти XIX века, которые нашли отражение в литературной и политической деятельности поэта-декабриста.

---

Почти все члены «Пламенеющей Звезды» были немцы, обрусевшие, иные давно, еще в предыдущих поколениях. Так что на заседаниях ложи среди немцев (кроме них, было еще несколько шведов и англичан) сидел только один русский — Рылеев, и говорил он здесь, как и все прочие, на немецком языке. На первый взгляд это кажется необъяснимой странностью.

Рылеев ничего не имел против обрусевших немцев (и даже не очень обрусевших, как Клингер), считавших Россию своей родной страной, если они не Бироны или Остерманы по своим устремлениям. И среди декабристов было немало немцев, французов, итальянцев, которые, будучи русскими подданными — да еще не в первом поколении, — являлись страстными патриотами России. Так, например, Пестель, Бригген, Поджио, Кюхельбекер, Лорер, Розен, Сутгоф, Торсон, Штейнгель, Вегелин, Бодиско, Фаленберг — не равнодушные к судьбам России иностранцы, а лучшие из ее сынов, декабристы. Они и сами резко отделяли себя от тех «безродных пришельцев» («пришлецы» — позднее — в думах Рылеева), которые, как пишет в своих записках итальянец Александр Поджио, «русских и гнули и ломали» и при Петре, и при Екатерине. «Чего вы, мои бедные русские, не вынесли от этих наглых безродных пришельцев!» — восклицал Поджио, больше иных русских чувствовавший себя русским.

«Пришлецы иноплеменные» — Моро, Жомини, Каподистрия, Литта, Траверсе, Кампенгаузен, Нессельроде, Канкрин, Бенкендорф и другие — сильно потеснили Воронцовых, Киселевых, Мордвиновых, Гурьевых, Сперанских, не говоря о Тургеневых или, например, Муравьевых.

Об этом времени писал Огарев: «Немецкая централизация в Петербурге проникнулась духом татарщины и была уродливым соединением кнута с шпицрутенами, грабежа с канцелярией». Аракчеев ставил на командные посты в армии Шварцев, Стюрлеров, Сухозанетов и проч., отличавшихся верностью престолу и нелюбовью к русскому солдату.

По всей вероятности, Рылеева привлекла в ложу «Пламенеющей Звезды» возможность проникнуть в среду крупных чиновников (а таковыми были многие члены этой ложи), которые могли непосредственно влиять на государственные дела. И именно чиновников иностранного происхождения, которые в эти годы забирали в свои руки правительственный аппарат. Возможно, он не терял надежды воспользоваться своими «братьями» как рычагами государственной машины…

Все материалы «Пламенеющей Звезды» погибли, — после указа 1822 года они хранились у Рылеева; позднее, а именно вечером 14 декабря 1825 года, он их сжег, и прежде других бумаг. А так как многие его декабристские бумаги (например, переписанный его рукой текст «Конституции» Муравьева) сохранились, можно предположить, что среди масонских документов находились еще более криминальные. Но, может быть, — время покажет — не все материалы ложи находились у Рылеева, и тайна «Пламенеющей Звезды» не исчезла навсегда в рылеевском камине в один из самых трагических дней русской истории…

2

В феврале 1821 года началось восстание греков против турецкого владычества. Во главе добровольцев встал Александр Ипсиланти, состоявший на русской службе греческий князь, боевой, заслуженный офицер, потерявший руку в войне 1812 года. Греческие повстанцы, полулегально собиравшиеся на российской территории в Молдавии, наконец перешли границу по реке Прут. Их действиями руководила греческая революционная организация «Филики Этерия» («Дружеское общество»), возникшая в России.

Начальник штаба русской Второй армии, расквартированной на юго-западных границах, генерал П.Д. Киселев в эти дни писал дежурному генералу Главного штаба А.А. Закревскому: «Дело не на шутку, — крови прольется много, и, кажется, с пользою для греков. Нельзя вообразить себе, до какой степени они очарованы надеждою спасения и вольности. Все греки Южного Края — старые, как молодые, богатые и бедные, сильные и хворью — все потянулись за границу, все жертвуют всем и с восхищением собою для Отечества. Что за время, в которое мы живем, любезный Закревский! Какие чудеса творятся и какие твориться еще будут! Ипсиланти, перейдя за границу, перенес уже имя свое в потомство. Греки, читая его прокламацию, навзрыд плачут и с восторгом под знамена его стремятся. Помоги ему Бог в святом деле! Желал бы прибавить: и Россия».

Так думали многие офицеры Второй армии. Они почти не сомневались в том, что Россия вступит в войну с Турцией.

Русское общество ждало, что Александр I поможет грекам в их справедливой борьбе. Как не помочь братьям по вере? Да еще в столь решительный час, когда дело идет о жизни и смерти целого народа! От мелких служащих до высших сановников — как в армии, так и на гражданской службе — все в России сочувствовали грекам. Но действительную помощь Ипсиланти оказывали пока только его сородичи, жившие в России греческие купцы, которые на свои средства покупали повстанцам боеприпасы и всякое снаряжение. Когда в Молдавии и Валахии начались военные действия, в греческое войско стали вливаться болгары, албанцы и сербы, не менее греков заинтересованные в разгроме турок. Оказалось там немало и русских, как солдат, так и офицеров.

Весной прошел слух, что генерал Ермолов назначается командующим русской армией, которая будет сформирована на юге специально для поддержки добровольческого войска Ипсиланти.

Рылеев обратился к Ермолову с пылким посланием:

…Ужо в отечестве Потомков Фемистокла
Повсюду подняты свободы знамена,
Геройской кровию земля промокла
И трупами врагов удобрена
Проснулися вздремавшие перуны,
Отвсюду храбрые текут!
Теки ж, теки и ты, о витязь юный,
Тебя все ратники, тебя победы ждут.

Однако надежды греков и русского общества на Александра I не оправдались. На письмо Ипсиланти, содержавшее просьбу о помощи, император ответил отказом — он обвинил греческого вождя в том, что тот «дал увлечь себя революционным духом, распространившимся в Европе». Ипсиланти был объявлен изгнанным из России. Казачьим пикетам по Дунаю а Пруту было предписано задерживать греков, переходящих из России в Молдавию, и возвращать назад под Надзор полиции. Ермолова же царь вызывал в Лайбах не для того чтобы назначить его командующим антитурецкцми войсками, как об этом говорили слухи, а с намерением послать его на дело, совсем противоположное по Духу, на подавление восстания в Пьемонте. Однако восстание в Пьемонте было задушено австрийцами, и Ермолов возвратился на Кавказ.

Война в Греции приняла затяжной характер, — только в 1829 году потомки эллинов, пережив превратности полустихийной войны, потеряв в битвах множество своих сограждан, добились подлой самостоятельности своей страны. Ипсиланти не дожил до этого дня. Россия объявила Турции войну в апреле 1828 года; 14 сентября 1829 года в Адрианополе Турция приняла все требования России и признала полную независимость Греции.

…Весной 1821 года, будучи в Париже, пламенными строками встретил начало войны греков Кюхельбекер:

…Уставы власти устарели;
Проснулись, смотрят и встают
Доселе спавшие народы:
О радость! грянул час, веселый час Свободы!
Друзья! нас ждут сыны Эллады:
Кто даст нам крылья? полетим!..

Очень сочувственно отнесся к восстанию греков Пестель, находившийся тогда в Кишиневе. «Мотивы, определяющие поведение Ипсиланти, — пишет он Киселеву, — заслуживают самого высокого уважения».

Пушкин в Кишиневе был свидетелем сбора повстанцев, готовившихся к походу; их энтузиазм был так велик, что и Пушкин воспламенился желанием идти с ними. Тогда и возникло стихотворение:

Война! Подъяты наконец,
Шумят знамена бранной чести!
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И сколько сильных впечатлений
Для жаждущей души моей…

(Это стихотворение под названием «Мечта воина» было помещено Рылеевым и Бестужевым в альманахе «Полярная Звезда» на 1823 год.)

«Участие в их беде будет всемирное», — записал о греках в своем дневнике Н.И. Тургенев. Он, один из основателей декабристского движения в России, один из образованнейших и умнейших людей своего времени, увидел во всеобщей симпатии российского общества к делам греков и другую сторону, вот еще запись из его дневника: «Странно… что все — и дипломаты, и министры, и публика — более или менее принимают участие в греках… Все это хорошо. Но кто из всех этих господ принимает должное или какое-нибудь участие в судьбе наших крестьян?.. А тут долг более святой, нежели в отношении к грекам. Лучше ли жить многим из наших крестьян под своими помещиками, нежели грекам под турками?.. Сколько изнемогающих страдальцев!.. Боже праведный! Бог России! Когда правосудие твое будет действительно и для сей несчастной земли?»